Действующие лица и персонажи.

Ниггер Бруталино -            мальчик из ебенового дерева, бывший фалоимитатор.

Папа Карлос -                      папа Ниггера Бруталино, неудачливый
                                              наркоторговец, сын жрицы Вуду.

Джузеппе -                          старый пидор, кузен Папы Карлоса.

Торчок -                                мудрое домашнее животное в доме Папы Карлоса, курящее 
                                              травку.

Трахтила -                            старая проститутка.

Дуремор -                              собиратель галюценогенных грибов.


Жулики:

Кот Вазелин.

Лиса Анфиса.

Контрабас Барабанс -        владелец Музея восковых фаллосов.

Сотрудники Музея:

Малина -                              трансвестит с голубыми волосами.

Пердо (ударение на последнем слоге) -                                мазохист с грустным лицом, 
                                                                                                    партнер Аргентина.

Аргентин -                          садист с веселым лицом, партнер Пердо.

Прудель Артемон-                партнер Малины, Пердо, Аргентина и Ниггера Бруталино,
                                              зоофил, истосковавшийся по обычной собачьей ласке.

«ТРИ ПИСАРЯ» (ударение на последнем слоге) -              ночной клуб.



Глава первая.

Джузеппе докурил косяк, запил какой-то дрянью из стакана и стал разворачивать пакет лежавший на столе. Руки его немного дрожали, и сам он волновался, как это происходило каждый раз, когда он покупал себе новый фалоимитатор. А происходило это теперь все чаще. Причиной этому было то, что у Джузеппе с годами жопа потеряла свою эластичность и дырка в оной становилась все больше и больше, а посему приходилось покупать резиновые члены все большего и большего размера.
Из оберточной бумаги показался, наконец, он – черный неимоверных размеров хуй, с трогательностью исполненный во всех деталях и подробностях. Старый пидор всхлипнул и глаза его увлажнились, его охватило нетерпение, а его старая жопа сделала жим-жим. Он долго ждал эту посылку из далекой Африки, где такие вещи делали не из какой-нибудь химической хуйни, а из настоящего ебенового дерева. А если не соврал продавец чудо-хуя, то этот был еще и антикварной, и ритуальной вещью. При этом Джузеппе не смущало, что член этот не был предназначен для того, что бы его совали в старые мужские жопы.
Под песню Сэра Элтона Джона, Джузеппе стянул с себя штаны, и, став раком, хотел сунуть, уже было черную балду в свой анус, как вдруг фалоимитатор буквально выпрыгнул из его руки, с неимоверной силой огрел сластолюбца по спине и запрыгнул на подоконник:
- Да ты охуел совсем, гандон! Меня, Великого Лумунгу Матумбу Нбота  – и в гавно! Да тебе пиздец, козел, ты понял?!- совсем не по-африкански завернул хуй.
Джузеппе тихонько взвыл и пополз в дальний от окна угол, пытаясь натянуть при этом свои обоссанные штаны.
«Все, блять, доигрался – белка начилась!» - с отчаяньем думал он.
Хуй на подоконнике, после долгих и теплых высказываний в адрес старого козла, вроде бы притих и не подавал признаков жизни, однако только через полчаса Джузеппе сумел себя убедить, что все это ему примерещилось спьяну плюс употребление травы. Тут он вспомнил о своем кузене Карлосе, который эту самую траву и присылал, будучи средней руки торговцем дурью.
«Пойду к Карлосу, он умный, он мне поможет!»- подумал страдалец, и, осторожно, бочком, медленно стал приближаться к окну. Подойдя на метр, выждав некоторое время, Джузеппе взял Матумбу так, как будто берет ядовитую змею, и положил его в коробку.

*  *  *

- Ну, ты, бля, даешь, Джузеппе! Не будь ты мне кузеном, и не любила бы тебя моя матушка, послал бы я тебя отсюдова нахуй… Хотя именно нахуй, тебе бы и понравилось, надо понимать.
Джузеппе с несчастным видом сидел в гостиной Карлоса и уже битый час выслушивал ворчание Карлоса, у которого дела, судя по всему, шли не очень хорошо.
- Вот нахуя мне, скажи, твоя проблема, которая растет из твоей жопы? А? У меня у самого всякого гавна хватает. Ладно, пиздуй к Дуремору, скажешь, от меня. Пару недель на его грибах посидишь, глядишь и пройдут твои глюки. То есть придут другие вместо этих, про говорящий хуй. И забери отсюда эту гадость. Принес, бля…
Сидевший в углу, в кресле–качалке и молчавший до сих пор, странного вида человек, который все время курил траву, косяк за косяком, раскачивался и что-то наигрывал на ненастроенной мандолине, вдруг заговорил трескучим голосом:
- Пусть оставит, Карлос.
- Нахуя?
- Не знаю. Может пригодится.
- Ну, вот скажи, Торчок, зачем мне в доме деревянный хуй?
- Непростой.
- Что – непростой?
- Хуй.
- Не понял. Что ты хочешь сказать? Ты, бля, яснее выражайся, а то я тебе этой мандолиной по ебалу!
- Хуй - говорящий.
- Слышь, это не факт, а, скорее всего, глюки этого пидора.
Джузеппе обиженно поджал губы.
- А если даже и говорящий – на кой хуй мне, говорящий хуй? Опа, это что, типа, тавтология?
Джузеппе злорадно и беззвучно бзднул на своем диване, совершив маленькую месть за все унижения этого дня.
- Ну, так что, что?! Говори Торчок, не заебывай!
- Помните, дон Карлос,- после некоторой паузы и нескольких затяжек начал Торчок,- что сказала ваша мама, когда вы ей сказали, что по ночам с вами разговаривает сверчок, живущий в твоей комнате?
Карлос хмыкнул.
- Такое хуй забудешь. Она сказала: «Ублюдок, ты прокурил себе мозги, и сверчок живет не в твоей комнате, а в твоей гавеной голове!». И что?
- А то, что сверчок, ели вы помните, действительно с вами говорил. И вот теперь благодаря искусству Вуду вашей матушки, которая все же поверила вам, я сижу здесь и могу давать вам свои бесценные советы.
- Пошел ты нахуй, советчик! Ты, сука, шмали выкуриваешь больше, чем пользы от твоих советов. А ты, Джузеппе, хули здесь расселся? Пиздуй уже.
Джузеппе встал, покосился на коробку с Великим Лумунгу Матумбу Нбота, и спросил:
- А с этим… что?
- Оставь и уебывай. Дуремору привет. Ты, умник, что молчишь? Торчок, я тебя спрашиваю - что дальше?
Торчок выпустил из носа две струи дыма, и сказал:
- Попробуем извлечь пользу из сомнительного подарка старого педераста Джузеппе.
- Ну, ты не очень-то, какой никакой, а родственник. Хотя, признаться, подзаебал уже, нихуя не жалко, пидора. Ха, хотел бы увидеть его ебальничек, когда с ним заговорила эта елда!
- Видимо, это было очень живописное зрелище,- Торчок помолчал немного и продолжил:
- Ваш кузен, стоящий раком,
  черный фаллос на окне,
  его старческая срака,
  вся в морщинах и гавне…
Извините, дон Карлос, экспромт.
- Ага, поэт хуев, я понял. Хорошо, но что ты предлагаешь делать? Будем с хуем разговаривать? Кто бы мне сказал – не поверил бы. Да и какая от него польза?
- Ну, трудно сказать. Кто мог предположить в свое время, что будет польза от говорящего сверчка?
- Ага, невъебенная польза…
- Так вот - почему бы вам не попробовать применить свои тайные знания Вуду, в которые вас посвятила ваша матушка, сеньора Мерседес? Конечно, не стоит ожидать такого прекрасного результата, как со мной, но, в конце концов, в вас течет кровь великой жрицы и если в этом черном фаллосе присутствует магия…
-  Да понял я, понял. Только, что из него выйдет?
- Ебарь.
- Как?
- Если из мудрого сверчка вышел консильери, из африканского хуя, наверное, выйдет ебарь.
- И зачем нам ебарь?
- Посмотрим.
Карлос вздохнул и сказал:
- Ладно, попробуем. Где вся эта хуета – куриные лапки, свечки и прочая хрень? Тащи сюда.






*  *  *

- Ниггер, сука…,- выдохнул Карлос,- ты видишь, Торчок, ниггер, бля!
- Пожалуй вы правы, слегка темноват. Но что могло получиться из черного члена?
Ниггер открыл глаза, и, посмотрев на Карлоса, сказал:
- Папа.
- Да пошел ты нахуй, черномазый, какой я тебе, блять, «папа»?!
- Вы знаете, дон Карлос, а ничего у вас мальчонка получился. Симпатичный. Только с членом, как-то… Перебор, надо сказать.
Голый ниггер моргнул и сказал:
- Папа Карлос.
- Да пошли вы в пизду оба! Не хватало мне на старости лет такого…
Тут новорожденный открыл свои широкие как ворота объятья и двинулся на злосчастного папашу с явным намерением прижать его к своей антрацитовой груди. При этом его черная елда, по размерам и цвету напоминающая ослиный хуй, раскачивалась в такт его шагам.
- Уберите от меня это животное!- завизжал Карлос, отступая за диван и отмахиваясь куриной лапой.
- Нет, все-таки перебор с размерами,- задумчиво сказал Торчок глядя на ниггера, - может вы это… с помощью Вуду уменьшите это дело? А, дон Карлос?
Ниггер остановился, взял обеими руками свой черный член, внимательно на него посмотрел и сказал:
- Не надо, папа Карлос, пусть будет, а?
- А хотя знаете, дон Карлос,- сказал Торчок, раскуривая новый косяк,- пусть действительно остается так. Я бы сказал, выглядит внушительно и брутально.
- Ага, и назовем мы его Бруталино, да?- сказал ехидно из-за дивана Карлос.
- А что, ничего, нормально звучит.
- Папа, а мне тоже нравится – Бруталино, Бруталино, Бруталино…,- сказал ниггер и отпустив свой конец, начал пританцовывать под звуки своего имени. При этом его елда снова начала раскачиваться с амплитудой достойной маятника Фуко.
- Так, с меня хватит, ну вас нахуй. Слышь, консильери, бля, поехали давай, нас на причале ждут. Проебем и товар и все на свете с этим негром, бля. А ты, гандон, сиди тут и никуда не выходи, приеду – будем думать, что с тобой делать.
- Папа Карлос, мне одному будет скучно.
- Еще раз скажешь «папа», сука, обратно в хуй превращу. Ну, займи себя чем-нибудь, не знаю, подрочи что ли. Вон на ту телку, например.
На одной из стен, висел холст, на котором была запечатлена неземной красоты, изображенная в полный рост и очень реалистично, обнаженная девушка. Под ее порочным взглядом, черная плоть Бруталино стала раздуваться на глазах, ноздри его тоже раздулись и затрепетали, черные глаза были прикованы к одалиске.
- Все, валим отсюда, ну его нахуй, это животное,- сказал опасливо Карлос и стал пробираться к выходу. Вслед за ним, тоже стараясь ступать осторожно, двинулся Торчок, со словами:
- Пожалуй, я с вами соглашусь, дон Карлос, зрелище не для слабонервных. Он внушает некоторые опасение, ваш мальчик.
При этих словах, Карлос схватился обоими руками за голову и вышел в дверь.