Утро застало Фёдора  врасплох. Кто-то гудел над ухом, как майский жук, и назойливо пинал спящего  под ребра.  «Ну, что за нахуй?» - с усилием подумал Федя и  разлепил глаза. Сквозь мутный проём опухших пивных век белело охуевающее лицо декана.
- Ахуеть, декан! Приснится же такая паибень! – потянулся Федя, хрустнул при этом всем телом, и свернулся на боку пиздатым калачиком.  Пинки усилились, жужжание переросло в отрывистые крики «Мамонтов», «вставай», «отчислю» и «на хуй».

    Фёдор Мамонтов усиленно игнорировал снящегося декана мычанием и междометиями, отдаленно напоминающими «декан», «сцуко» и «иннахуй». Этот содержательный диалог неожиданно оборвался со стороны начальства грубым словом «падонок», последовал глухой удар по спине, и наступила тишина. Сознание спящего  еще долго пыталось прорваться в реальность, но тело упрямо отказывалось слушать хозяина и продолжало самовольно валяться на полу в позе эмбриона.  В мир Федор вернулся с помощью ощутимой пиздули по хребту:

- Мамонт, сука, вставай! Хули ты разлегся в женской параше? – этот вопрос, сопровождаемый звенящими пощечинами,  заставил Мамонтова по очереди откупорить глаза. Смятые прокладки, куски туалетной бумаги и куча гавна, насраная почему-то  мимо, убедили его, что он действительно заночевал в женском.  Ничего сказать по существу  данного факта Федор не мог, да и вообще был как-то не склонен поддерживать беседу,  и поэтому  молча уставился  на вопиющего Косяка. Надо сказать, что Косяк был Фединым соседом по комнате и имел гнилую репутацию отвязного  похуиста и распиздяя.

-  Бля, свинота, поднимайся! Пацаны маякнули, что декан с проверкой по общаге лазит.
-  Хуясе, сон в руку, - пробурчал Мамонтов. – Откуда вчера шампанское после водяры взялось?
- Я ебу? С Нового Года осталось, наверно. Поднимайся, бля, а то спалят тебя щас в женском. Будешь потом доказывать, что ты здесь не вздрочнуть на использованные тампаксы прилег.
    Федор поднялся  и, придерживаемый за шиворот  Косяком, по синусоиде отпетлял к дверям  комнаты. В это время с другого конца коридора показалась бочкообразная фигура декана:
-  А-а-а-а-а, Мамонтов? Проснулся? Сегодня же ко мне в кабинет, заберешь документы, и - вон  из академии, чтоб я тебя здесь больше не видел,- прорычал  декан, проходя мимо.
-  Здразьте, Василий Леонидыч, - икнул перегаром в ответ Мамонтов и боком ввалился  в предусмотрительно открытую Косяком дверь.
–  Ахуеть, пападалово. Не приснилось ни хуя? Спалил, па ходу, меня этот упырь.- Федя стеклянными  глазами дико озирался вокруг, разговаривая сам с собой.
-  Косяк, попить есть чёнить?  Рассол там или пивко?
-  Ты совсем ахуел что ли,  Мамонт? Вчера все пиво в крысу с Танькой выжрал, блядина, теперь – соси пятку. А рассол на девятое марта весь разошелся.

    Великий сушняк  погнал Федора на поиски влаги. Но из всех  сосудов, разбросанных по комнате, не  удалось выжать ни капли. Он покружил по комнате, сбегал в коридор, постучал ко всем соседям – и все без толку: жидкость на седьмом этаже 3-го общежития одесской академии связи отсутствовала. Косяк, долго наблюдавший за манипуляциями соседа, минут через 30 все же сжалился над охуевающим от обезвоживания Федором  и напомнил про нычку в морозильнике.
-  Ааааа,  сука, чего ж ты раньше молчал?! – Федя коршуном бросился к холодильнику, и там за пакетами с какими-то потрохами обнаружил темнеющую мутным стеклом,  покрытую инеем бутылку «Балтики» «троечки». Этой находке он обрадовался больше, чем тому мгновению, когда впервые  просунул палец в пизду своей одноклассницы на уроке физики. Бутылка со скоростью звука открылась об полированный стол, и из горлышка медленно выполз небольшой дымок -  обжигающе ледяная, пенистая и щиплющая язык жидкость заструилась по раскаленным трубам.  Ощущение неподдельного, реального физического счастья разлилось по страдальцу вместе с последним глотком опустошенной за полторы секунды бутылки. Все же, все в этом мире относительно…
    Неожиданно у Федора стали появляться мысли, суть которых можно было бы выразить одним словом – Ааааааахуительно! Ложкой дегтя в этой бочке счастья казались лишь навязчивые приставания декана с целью завлечь Мамонтова  в кабинет на разбор полетов.

- Косяк, у тебя капуста есть какая-нибудь?  Надо бы в деканат башлянуть на покупку картриджа нового. А то, в натуре, этот пидар  отчислит, - задумчиво спросил соседа Федя, и стал вертеть косяковскую Nokia 6233.
-  Не, ни копья нету. Вчера в «мистер-твистер» все просовал.
-  А давай мобилу твою сольем на радиобазаре? Баксов 150 за нее дадут.
- Убери бивни, Мамонт, аппаратуру поцарапаешь, - Косяк выхватил из рук Федора свой телефон и засунул поглубже в карман. – Вечно ты хуйню всякую мутишь. Я тут одного лоха срисовал со второго курса, вот его на лавэ и можно.подразвести.
- Каким это хуем? Вся общага знает,  что ты отморозень, никто не поведется на твои разводы типа «давай, я тебе поссу в карман, и если я засмеюсь,  ты мне срешь на голову».
-  Я с ним на сто бачей мазанул, что от общаги до академии в ластах доберусь.
-  Ну, ты и дебил, хотя  в сложившейся ситуации некоторое рациональное зерно в этом есть, и с точки зрения банальной…
-  Нууу, понеслось – на пиздеж опять пробило, видать, на старые дрожжи, - перебил Косяк. -  Ты таким базаром можешь покалечить мне мозг. Бери ласты, Мамонт, и попиздовали.

    Обещанный лох покорно дожидался  подельников в своей комнате. Косяк заставил его засветить сотку во избежание кидалова, отдал ему  свои кросы  сорок шестого размера, и натянув ласты, резво запрыгал по ступенькам общаги. Выход Косяка пришелся на час пик – как раз перед первой парой – студенческая пиздобратия торопливо неслась на троллейбусную остановку. Незаметно смешаться с бодрой массой учащихся не удалось: почти метровые ласты «Акванавт» шлепали по асфальту, вызывали непонимание, нервный смех и подъебки. Положив на всю эту канитель основательный хуй, Косяк скорчил гордое ебало короля в изгнании и прошествовал до остановки, шлепая по асфальту ластами и высоко задирая конечности. За ним увивалась любопытная студенческая свита во главе со спонсором.

    На остановке к этому моменту скопилось уже человек пятьдесят, жаждущих втиснуться в и без них  переполненный троллейбус.  Лошара возликовал:  влезть в троллейбус и без ласт было нереально, и тут же предложил рассчитаться. Но упрямый Косяк сдаваться не собирался, и в наглую полез на абордаж первого подошедшего тролека. Оголтелая толпа костлявых бабушек, студентов и прочего утреннего сброда ринулась в троллейбус, как в спасательную шлюпку на Титанике.  Косяк, работая локтями, корпусом и головой пытался прорваться к дверям, но безжалостная толпа твердо стояла на ластах, не давая сделать ни  шагу. К приходу третьего троллейбуса напряжение на остановке возросло, подогреваемое всеобщей ненавистью к брыкающемуся во все стороны «долбоёбу в ластах».

    В один из моментов посадки, когда Косяк, скользя как Дональд Дак по ступенькам, растянулся в проходе, боевая старушка-стахановка, больно ёбнула его авоськой с какими-то кирпичами по спиняре. Наконец,  ему удалось запрыгнуть на последнюю ступеньку, стоя спиной к выходу, так что ласты остались свисать наружу. Мамонтов втиснулся в среднюю дверь, а лох с кросами на плече наперевес - в переднюю. Двери долго не закрывались, народ начал проявлять нетерпение, и водитель стал пиздеть в матюгальник, чтоб «убрали нахуй вашу рыбу с заднего прохода». Одуплившиеся после штурма пассажиры в полном ахуе смотрели на половозрелого дебила в костюме шпиона-подводника, пытающегося втянуть ласты во внутрь троллейбуса.  Кое-как Косяк извернулся,  двери с грохотом закрылись, и в троллейбусе начался обмен мнениями.

- Рапик, посмотри на этого поца,  это надо ж? В ластах в общественный транспорт пришел, -  начала возмущаться сидевшая лицом к дверям старуха.
-  Молодой человек, - заскрипел Рапик, - у вас в дурдоме что? День открытых дверей?
Троллейбус загомонил, как растревоженный улей.
- Да, хулиганье оборзело совсем, в милицию его надо сдать, да и все. Обожруться таблеток всяких, клея нанюхаются и лезут в троллейбусы. В милицию его! Мужчины, держите  наркомана этого!  -  заорала жирная баба.  Троллейбусные активисты одобрительно загомонили,  и стоявший возле кабины водителя мужичок взял инициативу в свои руки.
-  Слышь, командир? Там задней площадке  карманника поймали, протяни три остановки до ментовки, там его и сдадим.
Косяк от такого расклада сразу как-то загрустил.
- Да что вы за люди? Зверьё! – заскулил он жалобным голосом, - Я здесь в санатории «Молдова» подводным плаваньем занимаюсь, и у меня кроссовки какие-то гады украли. Мамонт, ты хоть подтверди им…

    Вышибая слезу из старушек, с самой жалостливой заточкой он в подробностях  стал расписывать, какие это были классные «адидасы» редкого сорок шестого размера, как их ему подарила на день рожденья бабушка из Крыжопля, и что это была его единственная обувка. Народ сразу как-то хором стал жалеть ластоногого спортсмена, и мужик на передней площадке просигналил водиле «отбой».  Косяк раздухарился и рассказал заодно уже про якобы спижженную коричневую кожанку, которая досталась ему от бати, летчика-испытателя.

    Возле Мамонтова на средней площадке стоял полупьяный жлобяра, внимательно слушавший всю эту паибень и явно сочувствующий Косяку.
- Слышь, мужик, - забасил он на весь троллейбус, обращаясь к мужичонке на первой площадке - глянь там,  у хмыря  на плече какого размера шкары?
- Кроссовки  «Адидас», сорок шестого размера! Да у него еще и куртка кожаная! Коричневая! –  заорал активный пассажир, выкупив лошару с косяковскими кросами.
- Пацан, смотри,  вон они твои шкары! Да я щас завалю это ворье нахрен! Держите там его! – заорал бугай и стал ломиться к лоху, на котором, на его еврейское счастье, кроме кроссовок, была еще и коричневая кожаная куртка. – Едем, бля, в ментовскую, там ему быстро ласты закрутят!

    Заебаный изменениями графика движения  водила  заявил в матюгальник, что всю эту ебучую компанию он сейчас повезет на дурку и сдаст там оптом. Троллейбус подъехал к остановке, двери открылись, и обосравшийся от страха  лошара выскочил на остановку. За ним с криком «да я его щас сам угандоню» шлепнулся в лужу Косяк, обдав стоящих на остановке фонтаном грязных брызг.
      Погони не было, но Косяк с Мамонтовым лоха догнали только у академии, где у него была грубо изъята соответствующая купюра.
- Ну, погнали веселится, Мамонт, тут у барыги одного варенье нихуевое имеется. Гребет не хуже чуйского, - заявил Косяк, пряча бабло в карман.
- Ты чего, чудовище ластоногое,  забыл, что меня выгоняют?
- Да забей, хуйня  это все. С пятого курса, за один день до защиты диплома никого еще не выгоняли. Возьмем щас шышек, пиваса попьем, потом телочек своих попилим или посвежее найдем.
Расклад был заманчивым, и Мамонтов задумался.
- А может, в натуре не выгонят? – в слух спросил он себя, - Ну, чего стал? Показывай, где твой барыга, - принял решение Мамонтов и ткнул Косяка локтем.
Веселье затянулось на пару-тройку дней, и решительный Мамонт и распиздяй Косяк попали как раз на осенний призыв, но это уже совсем другая история.