«Во имя Бога и пророка,
                                                                          Прочти, слуга небес и рока,
                                                                          Свой бранный клич: скажи, каким
                                                                          Девизом твой клинок украшен!»
                                                                          И он сказал: « Девиз мой страшен.
                                                                          Он тайна тайн: Элиф, Лам, Мим». (с)

Слёзы
А вы видели, когда нибудь, как плачет мужик? Здоровый, взрослый, сильный мужик! Зрелище не для слабонервных. Когда слёз нет, одни жалкие капли, которых не хватает для того, чтобы смазать пересохшую глотку и воспалённые покрасневшие веки. Когда из горла вырывается то ли рык, то ли стон. Мучительный и тоскливый, как надгробие.

Когда человек не находит себе места в пределах и за пределами. Когда мечется раненым на смерть зверем, натыкаясь на предметы, ломая ногти и не замечая этого. Когда сердце готово взорваться от нестерпимой боли, а руки судорожно комкают грудь, оставляя на ней кровавые следы. Когда не помогает водка, сколько бы её не было. Когда неосторожное слово ранит и тут же убивает почище любого яда, расстрела.

Говорят слёзы можно выплакать. Говорят, что они кончаются. Правду говорят, проверено. Но как же их порой не хватает. Как иногда хочется выреветься, вырычаться в подушку. Порвать её зубами и разбить кулаком настольную лампу, да так, чтобы кровь хлестала фонтаном.


Похмелье
Игоря колотило, как распоследнюю в мире целку в момент «глубокого погружения». Похмелье. Затянувшееся, безобразное, с глюками и ссаной простынёй. Подушка, облитая кетчупом, блевотина, присохшая на старое, замызганное одеяло, гранёный стакан с раздавленным донышком тараканом. Извержение окурков из пепельницы.

Порывшись в чебоннице, он отыскал наваристый окурок и, вздрагивая всем телом, прикурил его. В трёхлитровом эмалированном бидоне, стоящем у изголовья его лежбища нашлась вода. Тёплая, с запахом хлорки и ещё какого-то говна. Кадык судорожно задергался, пропуская в пересохшие недра влагу. По подбородку, груди, одеялу потекли ручьи, а он всё не мог оторваться от спасительного источника.

Наконец, когда в животе потяжелело и забулькало, он глубоко вздохнул и поставил бидон на место. Рвотный спазм, затаившийся в засаде, только этого и ждал. Бежать поздно! Игорь долго, мучительно и со слезами блевал. Пошла желчь, а спазм и не думал заканчивать истязание «убитого» тела. Еле остановившись и кое-как отдышавшись, он сел на кровати. Беда! Совсем беда. Так ли уж важно, куда наблевал? Жизнь кончена!

Память
Всё началось с того злосчастного пешехода, выскочившего на проезжую часть из-за автобуса, на красный свет. Следствие закончилось не начинаясь. Ни каких превышений, ни одного упоротого косяка со стороны водителя и всё же…. Не тот пешеход поскользнулся тогда от лёгкого толчка почти остановившегося автомобиля. Не, тот человек разбил затылок об асфальтовое покрытие. Не тот!

Били Игоря долго и со знанием дела. Ногами катали по всей квартире. По сути, забивали. Брать с него нечего, ни денег, ни товару. Квартира на жене, да собственно это её квартира. Просто в своё время Игорь удачно подженился. Машина служебная, по доверенности. Гол, как сокол! Когда его оставили в покое, он надолго впал в беспамятство. Очнулся в больничной палате, под капельницей и на растяжке.

Ленивый следователь, провёл ленивый допрос. Такие же ленивые и безвольные буквы легли на бланк протокола. Кто бил? Люди. За что? За убийство. Примет не помню, претензий не имею. Оставьте, дайте умереть. Заслужил!
С моих слов записано верно, мною прочитано…

Два месяца продолжалась пытка уколами и процедурами. Глотание «телевизора», романоскопия и хреноскопия. На выходе из больницы Игоря ожидали три вещи. Безработица, бродяжничество и прилагающийся к нему развод. С грехом, пополам устроившись сторожем на склад готовых рельсов за две тысячи рублей в месяц Игорь снял угол в «бомжатнике», у шестидесятипятилетней, спившейся прошмандовки и запил горькую по полной программе.

Вынырнув из очередного пьяного обморока, он обнаружил рядом с собой дряблое, распухшее и дурно воняющее тело квартиросдатчицы. Старуха словно почувствовав взгляд, проснулась и сладко лыбясь ёбарю всеми четырьмя зубами, страстно поцеловала Игоря в раззявленный рот. Запах гнилых пеньков и вчерашних помоев отрезвил Игоря  лучше глотка нашатырки разбодяженной с водой. Чертыхнувшись, он попытался вскочить и ретироваться, но не тут то было. Ведьма вцепилась в него раненым бультерьером и произнесла: - Куда это ты попёрся козлик? Чё жрать будешь, чем похмеляться станешь? Хавало тебе моё не нравится? Не смотри! Но трахать будешь, обещаю!

С тех пор Игорь стал жить со старой мерзотой. Напившись горькой, он терял чувствительность к её «прелестям», трахал автоматически, на инстинктах. Очередной раз, пыхтя на сожительнице, Игорь представил себе, что под ним та брюнетка из «Ювелирторга» похожая на Дженифер Лопес. Единственное, что его смущало, так это запах вермишели  изо рта профуры и вонь просроченного творога снизу.

Сказка
Игорь напряг непослушные мышцы, собрался с силами и рывком встал. Вернее попытался, но убитые суррогатами ноги подвели. Нелепо взмахнув руками, мужчина рухнул на заблёванный пол и разрыдался. Слёзы очищающим бальзамом изливались из крохотных дырочек в уголках глаз. Вместе с ними вытекали токсины, бета-эндорфины и прочая хуерга. Вдоволь наплакавшись, Игорь вытер глаза рукавом видавшей виды рубахи и остолбенел лёжа. Прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки лежал двухлитровый баллон пива, запечатанный и полный.

Не медля ни секунды, и всё ещё не веря в свалившееся на него счастье, Игорь жадно сграбастал ёмкость и рванул пробку. Дальнейшее он помнил смутно. Раздался звон, подобный удару шумовкой по эмалированному тазу, комната наполнилась дымом. Игорь раскашлялся и на мгновение потерял сознание. Когда он, наконец, открыл глаза и смог ими воспользоваться, ЭТО уже сидело на единственном табурете и смотрело на него.

Это был древний, совершенно седой старик, одетый в тёплый чурбанский халат и с чалмой на голове. Загнутоносые восточные туфли хищно прицелились Игорю в лицо. Старик перебирал усыпанными самоцветами пальцами длинную седую бороду и с любопытством взирал на хозяина. Прокашлявшись Игорь не нашёл ничего лучше, как спросить незваного гостя: - Вы это, чево?!

Старец, прекратив тискать свою несчастную бороду, закатил глаза к потолку и тоскливо вздохнув, заявил Игорю следующее: - Ну, елы-палы! Ты чё сынок, джинов, что ли ни разу не видал? Доучились блять!
Высморкавшись в пятерню и вытерев пальцы о замызганную скатерть, старик застеснялся и сказал уже несколько добрее: - Ну, что глазами лупаешь, сынок, Хоттабыч я, книжки в детстве надо было читать, а не дрочить на устав ВЛКСМ. Освободил ты меня, давай проси теперь что захочешь.

Игорь поверил сразу, моментально! Хоттабыч, да это же всё! Это воплощённые мечты, исполнение всех желаний. Он представил себя молодым, сильным и здоровым. Бодро шагающим пружинящей микропорой по улице Ленина. Ему улыбаются встречные девушки, ему приветливо кивают продавщицы мороженого…. Мечты прервал голос старикашки. – Ну, так ты будешь рожать или мне уйти? Но имей ввиду, у нас нынче НТР, перестройка, а потому условия несколько изменились. Сейчас ты загадаешь желание, а я его исполняю и свободен. Пиздец, тебя колбасит родной, - осклабился дед, в ехидной улыбке глядя на трясущегося Игоря. Ладно, загадывай, а я прочту и выполню. Только резче, у меня ещё три бутылки на сегодня.

Игорь задумался. В его голове мелькали виды сказочных дворцов, шикарных Кадиллаков и инкассаторских сумок, лопающихся от обилия импортных дензнаков. Бля, Как же пить то охота…. Да и похмелиться бы не мешало. Загадаю миллион долларов, нет, лучше десять, меня же никто не лимитирует?! Вот же сука, во рту пересохло, просто пиздец какой-то. Я хочу, я желаю, я очень хочу…. В голове Игоря словно разорвалась бомба малой мощности. Свет померк. Когда через минуту или удар сердца он открыл глаза, в комнате никого не было. А на полу перед ним стоял ящик «Столичной» водки.
…Врачи скорой помощи, вызванные через час хозяйкой комнаты, установили, что человек умер от обширного инфаркта, вызванного вульгарным перепоем.

Финита 
Ночь опустилась на город. Часы на здании драматического театра пробили полночь. В глухом уголке небольшого скверика, в кустах непомерно разросшейся акации матерясь и на чём свет кляня бюрократов, переодевался человек. Человек?! Это был уже знакомый нам Хоттабыч. Вот он снял халат и выбросил его в кусты. Далее вслед за ним последовали остроносые туфли, чалма и накладная борода. Незнакомец вытащил из висящей на боку сумки длинную белую хламиду, бесформенную и пугающую. Надел на себя, накинул на голову капюшон с вырезами для глаз. Из кустов появилась коса-литовка, покрытая мерцающими рунами. Смерть, а это была именно она, посмотрелась в маленькое карманное зеркало, и, довольно чмокнув беззубым ртом, сказала: - Слава Люциферу, наконец-то кончился этот сумасшедший дом! Делать им  не хер. Придумают же бля, день культурного обслуживания?! Всех валить на хуй! Не хер с ними чикаться!

30.08.07 г.  Е.Староверов.