Однажды ночью, в первый день лунного месяца, Валентин Витальевич Хуёсов, проснувшись, заметил у изголовья своей кровати Мерилин Монро. Мерилин сидела, закинув ногу на ногу, и разглядывала собственные ногти, очевидно, ожидая, пока Хуёсов проснется.
Хуёсов испугался. Не каждый день увидишь Мерилин Монро на своей кровати. Она же, это самое, звезда. Живет в Голливуде. Что тут делает? Неясно.
Хуёсов истошно зажмурился, потом снова открыл глаза. Мерилин по-прежнему сидела на кровати и смотрела теперь уже на него. При этом ухмылялась.
- Эй, - сказал Хуёсов. - Женщина, вы что?
- Хуёсов, - сказала Мерилин, - брось притворяться. Я - Мерилин Монро, а ты спишь. Я тебе снюсь.
- А зачем ты мне снишься? - спросил Хуёсов. - Ты же, это самое, звезда. Живешь в Голливуде.
- Дурак, - сказала Мерилин Монро. - Я померла давно.
- Ааааааа! - понял Хуёсов. - Так ты мертвая?
- Высшие силы послали меня к тебе, чтобы тренировать твой дух, Хуёсов, - сказала Мерилин, не обращая внимания на слова Хуёсова, и поправила платье.
- Ты избранный, Хуёсов, - продолжила она потом. - Ты должен стать великим поэтом и глаголом жечь сердца людей.
- Ааааааа! - снова понял Хуёсов. И озадаченно добавил: - Глаголом...
- С сегодняшней ночи все пойдет по-другому! - Мерилин Монро вскочила с кровати, закружилась в танце и запела звонким голосом:

Песня Мерилин Монро №1:

Поэт ты или мудозвон?
Когда вокруг пиздык, разруха,
Возьми же в руки свой тромбон
И возгласи победу духа!

(хор голосов:
Возгласи - возгласи - возгласи!)

Пророк ты или долбоёб?
В твоих руках судьба народа
Сейчас вот я тебе перо дам:
Пиши им впредь, оно твое!..

(хор голосов:
Впредь пиши - впредь пиши - впредь пиши!)

От бедлама, вызванного хором голосов, Валентин Витальевич проснулся. Мерилин Монро не было и в помине.
- Надо же... Чего только не приснится, - сказал сам себе Хуёсов, натягивая позавчерашний носок. Пора было идти на работу, выполнять обязанности директора школы №*** с углубленным изучением английского языка. Какая уж тут избранность.
С кухни доносилось шкворчание яичницы и сопение жены Катерины, которая жила с ним в разных комнатах. Хуёсов недолюбливал Катерину, а Катерина откровенно не любила Хуёсова, демонстративно продолжая при этом готовить ему еду, стирать его белье и убираться в его комнате.
Хуёсов неслышно прокрался мимо жены и, даже не умывшись (кошмар, закричало подсознание), выскочил на улицу.
Весь этот день Хуёсов думал о Мерилин Монро и о том, что он избранный и надо бы жечь сердца, это самое, глаголом. Попробовал даже разок написать стихи, закрывшись в кабинете во время большой перемены. Стихи писал злободневные, о наболевшем. Получилось вроде неплохо:

Зачем глумишься, поставщик,
Над мной, заказчиком школьной формы?
Твой крупный бизнес выгоден и велик,
Мой малый бизнес - мелкий и голодный.

Потом попробовал написать о любви. Вспомнил, как в молодости ухаживал за Катериной, выгуливал ее по берегу залива.

Гуляли мы с тобой по брегу,
Закат кровавый пламенел,
Держал ведь я тебя за руку,
Но годы прошли, я поседел.

Ты тоже не помолодела,
У глаз твоих морщины - эх!
Но не грусти, моя старушка,
Ведь быть нам вместе много лет!

Перечитав эту элегию, Хуёсов затосковал. Возвращаться домой не хотелось.

Проснувшись следующей ночью, Валентин Витальевич снова увидел на своей кровати Мерилин Монро. Она была уже в другом платье.
- Ну что, Хуёсов? Как сердца жгутся? - бодро спросила Мерилин, лукаво подмигнув Хуёсову.
- Ну вот, я тут написал кое-что... - засуетился Хуёсов, доставая из тумбочки свои стансы.
- Тэ-э-э-э-кс, посмотрим, что тут у нас, - пробормотала Мерилин Монро, надевая очки для чтения. - Угумс... глумишься, поставщик.... мелкий... по брегу... хм... хыхы...
Она отложила хуёсовские стансы и очки в сторону.
- Ну что я могу сказать, дорогой ты мой Хуёсов, - произнесла Мерилин. - Пока что плохо.
- Плохо? - заморгал Хуёсов. - Но я старался...
- Плохо старался! - отрезала Мерилин. - Где искра? Искра должна пробежать! Где мурашки по коже? Где запал? Ты что, забыл, что ты должен жечь сердца глаголом? Вот смотри!
Мерилин вскочила на ноги и пустилась в пляс. За ее спиной неожиданно заплясали танцовщицы кабаре в чулках сеточкой. Танцуя все они пели:

Песня Мерилин Монро №2 (на музыку Madame la Marquise)

(танцовщицы:
три тыщи тонн!
тринитротолуола!
три тыщи тонн!
тринитротолуола!)

Пусть ноги в пляс
Пускаются без спросу
Ладони сами
Отбивают такт
Пускай девчонки
Расплетают косы
Пускай менты
Танцуют на постах

Пусть отлетают каблуки!
Рукоплескают мужики!
Пусть девки пляшут на столах!
Благослови нас всех, Аллах!
Пусть кувыркнется все вверх дном!
Пусть ходит ходуном наш дом!
Плясать мы будем до конца!
Зажжем глаголами сердца!

Так надо жечь, мой дорогой Хуёсов,
А то, что ты писал, - хуйняяяааааааа!

На коде танцовщицы поусаживались на шпагаты.
- И правда, вот это жгут, - подумал Хуёсов. - Не то что я...
- На самом деле, - сказала Мерилин Монро, присаживаясь рядом с Хуёсовым и тяжело дыша, - Это просто пример. Нужно писать необыденно, понимаешь? Крупномасштабно, понимаешь? Чтобы люди чувствовали твое поэтическое величие, понимаешь? А, Хуёсов?
- Крупномасштабно... - бормотал Хуёсов. - Поэтическое величие...

На следующий день Валентин Витальевич заперся в кабинете и велел никого к себе не пускать.
- Даже Крысюка? - поджав губы, вопросила секретарша Татьяна Аверьяновна.
- Крысюка тем более! - сурово отрезал Хуёсов.
Он уселся поудобнее в кресле и строчил в течение пятидесяти минут, периодически высовывая язык, зачеркивая написанное, беззвучно ругаясь, разрывая бумажку и доставая новую... Этой ночью Хуёсов преподнес Мерилин Монро опус о собственном величии:

По краю пропасти я брел,
В плаще смертоносном черный эльф,
Размахивая пламенным мечом,
Из черепа врага хлебал я эль!
А ты, мой черный ангел, ты повержена опять!
Я смерть! Я за тобой приду, когда не ждешь!
Кровавой нотой распылается закат
В моей руке мелькнет прощально нож
И твое сердце полетит в тартарары
Аки воздушные демонические шары...

- Ой, всё, - прохрипела Мерилин Монро, задыхаясь от смеха. - Больше не могу читать... Хуёсов, чего это тебя на эльфийскую поэзию потянуло.... хыхыхыхыхы... распылается закат.... ой, не могу... демонические шары... аааааа... бляяяааа....
Хуёсов обиделся.
- Вот вы знаете, - сказал он, надувшись, - Вот если вам не нравится, вы так и скажите. А вы смеетесь.
- Хуёсов... ааааааахахахахахаха... ой, прости... гкхм... так вот, Хуёсов. Вот такие стихи - их же пишут подростки. Готы там всякие. Эмо. А ты, Хуёсов, ты же взрослый человек. Ну какие тебе демонические шары? Ну скажи, вот если б не ты, а кто-то другой написал этот... хм... стих, ты бы стал его читать? Тебе бы было интересно? Ну где, где тут, Хуёсов, жжение сердец глаголом? - Мерилин Монро ободряюще улыбнулась. - Ты сперва почитай классиков. Пушкина там, Лермонтова. Есенина. Некрасова хотя бы. А сам пока не пиши, не надо. А то как бы хуже не вышло.
- Нет уж! - грозно поднялся с кровати Хуёсов. - Раз уж я пророк! Раз уж я избранный! Я буду писать! И вы мне рот - не заткнете! - Он грозно помахал скрюченным директорским пальцем у самого носа Мерилин Монро.
С тех пор Хуёсов потерял покой и аппетит. В школе он стал нелюдимым. Каждый раз закрывался в кабинете и строчил стихи целыми днями. Жена Катерина тоже не видела его сутками. Хуёсов исхудал и осунулся, но в глазах его горел лихорадочный огонь. Он был пророком и жег сердца людей глаголом.
В следующие несколько ночей Мерилин Монро пришлось выслушать не одно великое произведение Валентина Витальевича Хуёсова. Привожу несколько отрывков из того, что он написал:

Опять поэту рот заткнули!
Но где ж справедливость? Где???
Опять влачить существованье
Поэт будет в серой толпе!
Но не убить поэта глас вам!
И песнь его не задушить!
Поэт - он с вами не согласный!
Он будет песнь свою петь и жить!
***
...Когда б тогда я на тебе женился,
Все было б по-другому, уж поверь,
И твой ребенок был бы законорожденным,
И я б гулял по парку с ним теперь,
И не было б в твоих глазах печали,
И ты б в химчистке не работала,
Но вышло все ведь по-другому!
Прости, что бросил я тебя!...
***
...Березы, березы, березы...
Напоминают первые слезы...
Ах, первые слезы! Ах, я был дитя!
Я вспоминаю, мать, тебя!..
***
...Воспряньте, люди, ото сна!
Россия наша ведь бедна!
Богачи жрут омаров,
А бедные спят в подвалах!...

И так далее.
Мерилин Монро мрачнела с каждым разом, читая опусы Валентина Витальевича. Иногда бормотала себе что-нибудь под нос. Иногда лезла за сигаретами, потом вспоминала, что бросила курить, чертыхалась, закусывала губу. Уходила, не прощаясь. Валентин Витальевич не сдавался. Он боролся за право быть пророком и жечь глаголом сердца людей.
На двадцать девятую ночь, на исходе лунного месяца, Хуёсов проснулся и увидел Мерилин Монро у изголовья своей кровати.
- Ты знаешь, Хуёсов, - сказала Мерилин, - а ведь я больше не приду.
- Это еще почему? - оторопел Хуёсов. - А как же - жечь глаголом, это самое, сердца?
- Видишь ли, Хуёсов, - замялась Мерилин Монро, - дело в том... не знаю, как тебе сказать...
- Говори, - повелел пророк Хуёсов.
- Ты глуп и бесталанен, - сказала Мерилин Монро. - Там, на небе, по-видимому ошиблись, я не знаю, в общем... извини, что запудрила тебе мозги. Возвращайся к Катерине, к школе и не думай больше о стихах.
Она поднялась с кровати, закружилась в танце и запела прощальную песню:

Песня Мерилин Монро №3:

Прощай, мой друг, коль так сложилась жизнь,
Ты глуп, ты ограничен, бог с тобою,
Нам не дано повелевать судьбою:
Коль ты стихи писать не можешь - не берись!..

(хор голосов:
ааааааааааааааааааа
ааааааааааааааааааа)

Я буду помнить о тебе, мой друг,
В краю, где тают льды, цветет черешня...
Прошу, не будь так на поэзии помешан,
Вернись обратно, в свой привычный круг!

(хор голосов:
ааааааааааааааааааа
ааааааааааааааааааа)

Мерилин Монро закружилась и растворилась в сером воздухе наступающего рассвета.
Но Валентина Витальевича было уже не остановить. Скрипя зубами, он кинулся к письменному столу и начал лихорадочно набрасывать на бумагу строчку за строчкой:

Певца народа вновь смешали с грязью!
О, Муза! Что за безобразье?
Но знаю я, что поэтический дар
Разожжет в народе любви пожар!...

Строчка лилась за строчкой. Уши Хуёсова пылали. Закончив, он удовлетворенно кивнул куда-то в сторону окна, затем лег в постель и быстро заснул.