Эта история, конечно, неоднократно рассказывалась в разных компаниях целиком и по частям, но записана со слов автора впервые. И было бы ложью сказать, что не креосы Кирзача и Sqwer’а  повлияли на решение записать эту историю о своей армии, и главное поведать ее миру Ресурса - именно они и повлияли !
Что еще сказать…Все имена и фамилии, кажется,  изменены.

Теперь некоторые пояснения в форме извинений…
МОЯ армия совсем не такая трагичная и жестокая, как у Кирзача, и не такая драматичная и жесткая, как у Sqwer’а. (оба слова «такая» в принципе можно безболезненно выбросить, они оставлены исключительно из стилистических соображений).
Да и Армия ли это вообше… Три года военной кафедры один день в неделю – ВОЙНА, военные сборы – три месяца, да пять «партизанских» походов по месяцу в течение последующих 12-15 лет. Армия ? - смешно. Война, войнушка… Смешного было полно, и львиная доля «военного» юмора рождена на таких же кафедрах (мой отец - кадровый военный, знающий по прошлой НАСТОЯЩЕЙ службе многих из офицеров кафедры говорил: «Кто не может командовать солдатами и офицерами, идет командовать студентами.» - и эта оценка подтверждалась 80% состава наших отцов командиров. Загнул, конечно, но все-равно большинство меня с удовольствием поддержит!).
Такая же армия, война, войнушка была не у меня одного…
А этот рассказ не о кафедре, не о сборах, а лишь об одном эпизоде на этих сборах – о Губе.

Преамбула.
Военные сборы. Июль-сентябрь такого-то года. Палаточный городок в пяти километрах от деревни такая-то матья (другие центры цивилизации еще дальше). Там в таинствах Шамбаллы на границе эмпиризма-похренизма и подсознания-мозгодолбания завершался процесс превращения гадкой личинки – студента-курсанта в прекрасного боевого скорпиона – офицера запаса посредством прохождения воинской службы и учебы ей. О, как загнул, ёпрст!
Мы, как могли, превращались в этих офицеров…
А кроме того мы посильно участвовали и в помощи сельскому  хозяйству Союза Советских Социалистических Республик (СССР – если кто не помнит)  выполнять щедрую продовольственную программу горячо любимого Леонида Ильича Брежнева (Ура, товарисчи!) – убирали сено.
Одна из таких пасторальных поездок закончилась для меня губой.

Ранним ярким, еще не жарким утром нас на нескольких автобусах привезли в село, выгрузили и распределили участки работ. День обещал быть прекрасным. Сцуко!
Нам четверым достался душный чердак коровника, куда по транспортеру поступали тюки сена, которые надо было аккуратно складывать, заполняя постепенно весь объем помещения. Работать так работать! Однако, накладочка - там уже трудились  трое шпаков, которые культурно послали нас отдыхать (возможно, они работали за советские рубли и не подозревали, что мы  бесплатная рабсила и с нами этими рублями делиться не надо). Так как искать старшего и требовать новый фронт работ ну никак не хотелось, а совсем ничего не делать было скучно, мы решили разнообразить свой вынужденный отдых. Для этого были расправлены скомканые имеющиеся дензнаки, взяты две армейские аллюминиевые фляги, и один из нас огородами прокрался до сельпо на предмет приобретения вотки. Путь с чердака был слегка омрачен приземлением гонца в покрытую серой корочкой огромную коварную лужу коровьего навоза, истекающую из-под коровника и сверху – один-в-один - казавшуюся заасфальтированной площадкой. Слава кирзачам (н/л) –навоз не добрался до края сапог! В малость недомытых благоухающих сапогах  явившись на чердак, наш гонец представил две фляги с теплой водкой (влезло 3 бутылки) и пакет сушек. Бррр! Пили из горлышка по глотку, закусывая сушками и о чем-то балабонили. Жара довершила начатое теплой водкой мутное дело, и через час мы были такими же теплыми. Самое положительное – репеллентный эффект: на мух, комаров и слепней мы крепко забили. Да и время пролетело, как  свист.
Проотдыхав в душном чердаке до вечера, мы чуть трезвые покинули свой трудовой пост. Перед возвращением в лагерь прямо в автобусе благодарное сельское начальство накормило нас горячим обедом из трех блюд, причем к моему несчастью третьим блюдом был не компот, а пиво, коего я, утоляя аццкую жажду, и выпил пару бутылок. Подлая  усталость, конечно, накинулась на меня с новой силой.  Ну, это еще не повод сажать на губу, но это еще и не повод.

Прибыв в лагерь, все благополучно отбились после тяжелого трудового  дня. И тут к моему несчастью, кто-то кинул клич, что в местном клубе кажут итальянский кинофильм «Блёф»с участием народного артиста СССР Андрюхи Челентано. О бля ! Спать никто не захотел ! Как и положено военным -  строем, все желающие ( в число коих какого-то хрена попал чуть живой я: жыыылаю смааатреть фильььм!)  совершают ночной марш-бросок на 5 километров в центр культурного отдыха. Надо сказать, энергичная прогулка на свежем воздухе  слегка отрезвила меня, но последующее сидение в темной, тесной и  душной комнате сельского кинозала, набитого людьми и студентами, отняла у меня все оставшиеся силы, и даже обратная дорога через лес уже не смогла привести меня в чюйство. Шел я сам, шел аццки прямо, поворачивали меня в нужный момент мои заботливые друзья  и - на тот печальный и чудесный период – сослуживцы.

Утром на построении я, с опухшей мордой и без пилотки, которая навсегда осталась в чащобах местного смешанного леса, был послан на три шага вперед. Ощущая себя голым без пилотки (гыгы), я стоял перед строем, стыдливо прикрывая руками ширинку со всем ее содержимым. На вопрос комроты, где пилотка, я ответил почти бессмертными словами Семен Семеныча Горбункова : «Там!» (почти, потому что в фильме, если помните, было «Оттуда!»). А на предложение поискать ее ТАМ, я ответил своими бессмертными словами: «ТАМ трезвому не пройти!». Целый день я был не в своей тарелке из-за отсутствия пилотки и неопределенности наказания, а вечером все встало на свои места: мне вручили запасную пилотку и объявили трое суток. Ну, слава Богу! Наконец-то!

Сразу же ко мне подошел Саня Харламов - редкостный раздолбай и неунывающий  похуист, уже успевший посетить славную губу местного гарнизона: «Не ссы! Жить там можно, только бери побольше сигарет и денег».

Отступление. Две недели назад.
Попался он, волоча из сельпо целый рюкзак какого-то солнцедара, шли втроем через лес, шли осторожно, но входя в расположение лагеря чуть потеряли бдительность, не учли, что замполит со своим недреманным оком, вернее очком, устроил засаду в сортире, для конспирации сняв галифе и сжимая в руке шифровку из Центра. Выскочив со спушенными штанами, он с натугой прохрипел: «Бойцы, ко мне!» Подельщики  ломанулись в чащу, а Саня, отягощенный рюкзаком, попал в плен. На утреннем разводе перед строем предстали нарушитель воинской дисциплины и злополучный рюкзак. Состав преступления был изречен таким голосом, как будто бы этот изверг рода человеческого в особо извращенной форме четвертовал на три неравные половины беременную девушку и затем цинично  надругался над знаменем нашего славного кастрированного полка. Изверг при этом весело и презрительно крутил головой по сторонам. Последовала неуставная  команда: «Доставай и бей!», Саня в волнении и недоумении заводил жалом по сторонам, но после повторной команды, развязал рюкзак и начал разбивать бутылки друг о друга с убитым видом. Счет разбитым емкостям с вожделенным нектаром трагическим шепотом вел сводный хор двух рот. Было бутылок что ли 13. Последнюю пришлось прикончить камнем. Амброзия разнеслась по всему лагерю и колеблющимся маревом повисла над пыльной дорогой, строй жадно втягивал лесной ароматизированный воздух трепетавшими ноздрями. «Трое суток гауптической вахты!»
Когда мы спросили о минутной заминке, Саня сказал, что ему послышалось: доставай и ПЕЙ! «И что ты бы стал пить?» - слегка удивились мы, на что  последовал спокойный и здравый  ответ: «Не, ну, не всё, а бутылку-две выпил бы! А что все равно на губу!» Через час Саня уже садился в воронок с оттопыренными погонами из-за торчащих во все стороны  папирос, с пачками сигарет за голенищами, в раздувшейся от коробков спичек пилотке и почему-то с неприличествующе довольной мордой, впрочем как обычно.

Так что наставления я принимал от бывалого каторжанина и был почти спокоен.
to be continue…

xxx. Тока што (с ¼)