Телефонный звонок – наихудший будильник. Шеф в самое ухо орёт так, что трубка жжётся… ну еду я, еду! Девятое марта, блин, надо вернуться к аспирантским будням.
Жена заспанно отрывается от подушки: погрей себе чего-нибудь… я бы тебе сейчас лучше что-нибудь разогрел, вдогонку к ночи. Но вместо фривольностей я наспех проглатываю пару бутеров с дефицитной сайрой и плавлеными сырками, выскакиваю из дома и направляюсь к забитой работягами и пенсами троллейбусной остановке.
Вечером с мясником не забыть повидаться, завтра родители приедут. Нормально так: в Череповце мясо с колбасой произведут, отвезут в Питер, потом черепане на поезде возвращают жратву обратно. Да что говорить, в столице та же фигня… длинный-зелёный-колбасой пахнет, это о поезде столенград-провинция. Размышления прерывает подъехавший бело-синий рыдван. Водитель резко притормаживает. Внутренности троллейбуса съезжают к кабине, и железная прямая кишка готовится принять очередное пополнение. В салоне неожиданно звучит хриплый голос по внутренней связи: «Остановки по требованию! Пропустите женщин к кабине! Водитель оплачивает проезд только на светофорах!»
Я трясу головой, будто мне ухо залило: блин, надо же, до чего Стругацкими зачитался! 
Хорошо хоть, пацан ровно спал,  ему год уже с небольшим…
.
Входящие дружно сплачивают ряды. Две старушки толкают меня в бок бетонными авоськами, оттесняя в сторону… ну ладно, ладно. Сегодня пятница, в понедельник стипуха! Гуляй, рванина, от рубля и выше. Так, с троликом пролетели, торможу такси. Водитель выходит и распахивает передо мной заднюю дверцу  –  опаньки! я сегодня на кого-то похож? Озадачиваюсь, но виду не подаю – месячник в таксопарке, не иначе… В Техноложку, говорю водителю и поглядываю на счётчик -- там горят привычные двадцать копеек. Вас подождать, слышу в ответ, или вечерком заглянуть?

Да что ж такое сегодня… Я кручу себе двумя пальцами мочку уха: больно – значит, не сплю. Заболел-перетрудился?
--  Вы за кого меня, собственно, принимаете? – спрашиваю водителя.
--  За пассажира, а что? Недовольны обслуживанием? Могу сбегать за пирожками…
Я ошарашенно замолкаю, потом спохватываюсь:
--  Да, вечером можете меня от института забрать! Если «скорая» не опередит.
Подъезжаем. Кладу на торпеду два рубля, получаю два сорок сдачи.
Этот додик явно не в себе – кто его выпустил на линию?!
--  Очень благодарен за то, что вы воспользовались нашим видом транспорта! – выпаливает водитель, предупредительно улыбаясь. – Возьмите деньги – надеюсь, они помогут вам и впредь сделать правильный выбор!
Я выхожу и неверными шагами устремляюсь к проходной Техноложки, шлёпая по раскисшей мартовской грязи Проходная выглядит необычно: два новеньких блестящих турникета разделены матовым черным шаром с огоньками и кнопками… что это?
Машу в сторону будки контролера пропуском – безрезультатно. Турникет не шелохнулся.
В динамиках под потолком гремит басовитый женский голос:
--  Аспирант третьего курса Тарасов, Вы получили ИКО?
--  И… чего?!
--  ИКО! Индивидуальную карту осеменителя!
--  Э-э, нет! Раздумал я что-то осеменяться! – весело кидаю я, не поворачиваясь к кабинке. Вот гады, соседи по кафедре заложили... Перед Восьмым марта аспиранты-органики, дурачась, кинули объяву по внутренней радиосети института об организации элитного банка спермы, замораживаемой в жидком азоте. Кафедра два часа разрывалась от звонков… На третьем часу декан химфака вызывал шефа на ковёр и долго сношал, объясняя, что Восьмое марта – это не Первое апреля! Найти виновников и показательно вздрючить! А чего их искать - всё те же Тарасов, Воробьёв, Игнатьев…
--  Кандидатуры спермодоноров утверждены ученым советом! -- обрывает мои раздумья репродуктор. -- Вы, Тарасов, наш персональный выбор! 
Я вздрагиваю от ужаса – что, по всей территории слышно эту херню?
--  Ознакомьтесь с порядком сдачи генофонда и можете приступать! Только без рисков! Не забудьте отсечь на время дрочки парортутные вакуумные насосы и прочую лабуду…
.
Не выдержав, я грозно устремляюсь к будочке. За стеклом незнакомая блонд гренадерского вида – груди вразвес, в уголке хищно-алого рта  дымится окурок… 
Самое страшное, что протягивая листочек – ИКО? – она ещё и улыбается!
-- А почему вы, Тарасов, явились сегодня без шейного браслета? – гремит новый вопрос.
-- Чего-о?! Мы что тут, в садо-мазо…
-- Руку на дактилоскоп! – в голосе репродуктора просыпаются стальные нотки. – Назовите по слогам ФИО, год и место рождения! Кодировка – девичья фамилия матери!
Я опускаю дрожащие пальцы на поверхность чёрного шара - оказывается, там предусмотрены вмятины, повторяющие контур ладони - и, запинаясь, бормочу, что требуют…  разъяснится ли когда-нибудь весь этот бред?!
После жужжания из тонкой щели на поверхности шара в овальный бокал приемника  спрыгивает тоненький серебристый ошейник. Я беру его в руки: он еще тёплый и словно подрагивает…  В центре ошейника – небольшое утолщение в форме таблички с семизначным кодом.
-- Одеть! Носить постоянно! Иначе вы будете репрессированы по списку 2тире2…
Я брезгливо цепляю ошейник под воротник – песдес стране, чья-то хунта к власти пришла…  В этот момент стремительно густеющая толпа проносит меня к широко раскрытым дверям в актовый зал. Я упираюсь, но тщетно.
.
-- Слушать сюда! – на затянутой лиловым трибуне появляется вихрастая брюнетка в блестящих сапожках, кожаной юбке и укороченном полувоенном френче. – Сейчас в прямом эфире начнётся обращение Матери Нации и рассказ о текущем моменте! Получите инструктаж, а далее – разойтись по рабочим местам!
Толпа мгновенно смолкает. Из репродукторов слышится щёлканье, словно микрофон проверяют ногтем… затем доносится многоголосый рёв, обрываемый простуженным контральто:
-- Свободные гражданки! Уважаемые сограждане и прочие подонки! Руководимый мною Комитет Общественного Спасения, сокращённо КОС, с гордостью сообщает, что здоровая, про-феминистически настроенная часть нашего общества, сформированная на последнем рубеже здравого смысла, обрела власть по всей территории страны! Кучка горских сепаратистов, о которой мной сообщалось в утреннем коммюнике, продолжает отчаянное сопротивление в предгорьях Кавказа …
На Дон, к Деникину уже не актуально – надо на Кавказ, к Арсланбеку, мелькает вдруг спонтанная мысль. Я трясу непослушным мозгом и заново вслушиваюсь: 
-- Дни отщепенцев сочтены! Деятельность Центрального и краевых КОСов полностью обеспечит выживание нации. Главная опора заключена в поддержке матерей и жён! Две группы диссидентов, замеченные в Тульской области, а также на территории Коми АССР, разогнаны активистками женского самоуправления. Итоги впечатляют: четверо убитых, семнадцать раненых, тысяча семьсот пятьдесят человек задержано для выяснения политической ориентации… Мы переходим к следующему этапу Мартовской революции: на повестке дня – всенародная перепись мужского населения, наряду с подавлением массовой пьянки и деградации… Сплотите ряды! Мачизм не пройдёт!
.
Ну всё, народ расходится – скорее в лабораторию, сейчас я там всё узнаю! Спиртику бы сейчас – увы, граждане, это не депресняк и не белочка… Не выпью сейчас, с ума сойду.
Увы, меня вновь перехватывают: Тарасов, бегом к шефу!
Шеф приветливо улыбается:
-- Долго вы спите… Вот ваш новый куратор – Ольга Яковлевна!
Из-за стола встаёт стройная курочка: глаза утомлённые, взгляд прямой…
--  Оч-чень рад! А что с Валерой? – интересуюсь я, скорее по инерции.
--  Валерий Ильич отправлен в колхоз – на удвоение удоев!
--  А-а… и кого доить будет, коров или доярок?
--  Не хохмите! – резко обрывает меня шеф.
Курочка, наконец, размыкает розовые уста:
--  Я хотела бы ознакомиться с данными последней серии…
Суетливо достаю обсчитанные масс-спектры, рассыпаю их пасьянсом по столу…
--  Доложите устно! – рявкает курочка. Стол неожиданно встаёт дыбом – ну, это уж слишком…  и я с удовольствием лечу в обморок.
.
Пробуждение странным образом связано с незнакомой, давящей болью на безымянном пальце левой руки. Я подношу руку к глазам и с удивлением рассматриваю невесть откуда взявшееся кольцо, по виду – широкую полоску мельхиора с прихотливым растительным узором. Кое-как стянув его с пальца, я с дрожью читаю на внутренней стороне кольца: «Тебе, Избранник!».
Ассоль, мужеского полу… Дульциней, блин, Тобосский.
Кто хоть избрал-то меня – и на что, собственно?
Жене бы позвонить… Правда, стоит подумать, что ей сказать.

Шеф и куратор исчезли. Кабинет пронизан запахом нашатыря.
Тишина за окном вновь прерывается утробным хрипением репродуктора.
Динамики ревут женским басом-профундо:
--  Всем-всем-всем! С места событий! Городской Комитет Общественного Спасения доводит до сведения свободных граждан, что фемо-эвакуация с территории Крайнего Севера завершена! Вахтовики-мужчины на всей территории Сибири и Дальнего Востока переведены на круглосуточный трехсменный режим. В средней полосе России, где обстановка постепенно стабилизируется, всем представителям мужского пола надлежит пройти диспансеризацию, получить диплом о половом созревании и встать на селекционный учёт… Отбракованные особи будут направлены на земляные работы. Неподчинившиеся будут повешены на фонарях на всём протяжении Восточно-Сибирской магистрали!

Я судорожно сжимаю в руке телефонную трубку, потом снова кладу её на рычаг.  Что я скажу жене… а главное, что она-то мне может сказать?
Впрочем, телефон уже взрывается серией коротких, словно междугородных звонков.
--  Милый, - слышится ехидный голос Алисы. – Тут твоя краля приехала из Донецка. Говорит, ты был ей обещан, по международному обмену. Трех хохлов предлагает на выбор – ну, это ещё посмотрим… В общем, раздел имущества, и вон отсюда!
--  Девочки, только не ссорьтесь, -- бормочу я, не отрывая взгляд от бьющихся в стекло голых веток с раздутыми почками. – Девочки…
Но телефон уже смолк.