Утро Троицы. Проснулся в шесть утра, сна ни в одном глазу, спускаюсь вниз и выкатываю свой велосипед. Жалко встречать такой чудесный рассвет в постели.
Для начала объезжаю деревню кругом. Редкие дачники уже копошатся на своих участках, в основном это пенсионеры. Молодежь отсыпается после бурно проведенной субботы. Дальше за околицу, вдоль полей, с едва пробившейся пшеницей, к старому пруду. Было время, когда этот пруд был просто заболоченной низиной, густо заросшей осокой и багульником, посередине которой струился тоненький ручеек, почти невидимый в траве. Угадать присутствие воды можно было только по тихому журчанию, но обычно было уже поздно, — ноги были мокрыми насквозь. Чтобы попасть в ближайший лес за грибами, нужно было пройти сквозь все это буйство оглушительно пахнущей травы.

Потом в нужном месте насыпали плотину, и получился славный лесной пруд с карасями, пиявками, камышом и всем тем, чему положено быть в каждом порядочном пруду. Была даже семейка бобров, построившая выше по течению свою запруду. Теперь только она, да несколько разрушенных хаток на берегу напоминают о былом великолепии этого места. Плотину разрушили ранней весной, вода ушла вместе с рыбой, обнажилось дно, сплошь усеянное тысячами замерзших насмерть лягушек. Серая потрескавшаяся грязь, покрытая черным ковром слипшихся вместе маленьких телец.
— Мама, можно я пописаю на лягушку?
В два года мой племянник воспринимает все происходящее с ним как одну большую увлекательную игру. Да малыш, наверное, так и есть, Бог создал этот огромный мир во всем свое великолепии лишь для того, чтобы один маленький мальчик в этот пасмурный весенний день ощутил радость оттого, что попал своей тоненькой струйкой не куда-нибудь, а прямо в сморщенный комок мертвой плоти у своих ног.

Дальше, через пробуждающийся лес, до краев наполненный птичьим пением, через поле с неподвижно застывшим в небе ястребом, к речке моего детства. Старая тракторная дорога. В месте, где ее пересекает впадающий в речку ручей, мне предстоит исполнить один несложный трюк, — переехать брод, не слезая с велосипеда. Для нас, мальчишек, это всегда было делом чести, — проехать, разбрызгивая во все стороны взбаламученную воду, с налета выскочить на другой берег, и только там уже слезть с велосипеда. Нерешительный ездок, не набрав нужной скорости, застревал колесами в топком дне и позорно наступал одной ногой в воду.

Велосипеды были у всех.
Выезжаю на асфальт, и неспешно начинаю подниматься в крутую горку "Каменку" при въезде в соседнюю деревню. Слева вдоль дороги глубокий тенистый овраг, заросший липами и кустами черемухи. Поднимаюсь на высокую цепь холмов, тянущуюся вдоль речки. Собственно, раньше это был крутой левый берег, позднее река обмелела, заросла ивняком и крапивой, и теперь только по извилистой ленте деревьев-водолюбов можно проследить ее путь в долине.

А вот и то самое место, и та самая береза над кручей, и уже порядком разрушенный столик со скамейками. Наверное, самое красивое место в округе. И самое высокое. Чуть ниже уступом поднимается в гору старая заросшая сорной травой дорога, еще ниже веселый солнечный лужок, за ним речка. Вдалеке видна лесопилка и старый элеватор, на котором обмолачивают зерно. Над синеющим на пригорке лесом уже показался краешек солнца, и верхушки деревьев испускают золотое сияние. А кукушка все кукует и кукует без остановки, щедро отмеряя кому-то годы. Да только кто ее услышит, вокруг ни души, а единственного ее слушателя цифра уже не интересует.
Той осенью выдался на удивление теплый и солнечный денек. Один из тех, что навсегда остаются в воспоминаниях, о котором можно сказать: "Я был счастлив в тот день". Я помню пряный аромат опавшей листвы, как на прощание отчаянно пели птицы, запах теплого ветерка, нежно овевавшего тело, узор из солнечных зайчиков на коже. Движение наперегонки с ритмом сердца, шум деревьев в ушах все громче и громче, дыхание сбивается и, наконец, благодарный полувздох-полушепот: "Милый!". Потом — тишина и солнечный ветер, счастье затопило весь мир, входишь в него как в глубокую чистую реку, и просто тихо плывешь по течению, широко раскинув руки.
— Нам ведь больше никогда не будет так хорошо, правда?
Женщина отлично разбирается в таких вещах, женщина-левша — вдвойне. Просто чувствует это, как кошка чувствует приближение землетрясения.
И уходит.
Не то место, где я могу задерживаться надолго, горло перехватывает,  я прыгаю в седло и несусь вниз через луговину. Впереди сумрачный прохладный ельник, и в один из моментов я вижу на опушке огромную столетнюю ель, закрывающую солнце. Свет водопадами струится сквозь ветки во все стороны, кажется, что его излучает само дерево. Зрелище настолько завораживает, что я останавливаюсь и несколько минут просто стою и любуюсь открывшимся мне маленьким чудом. Такое сияние, наверное, исходит от Бога. Или от НЛО.

В ельнике сыро и жутковато, ни одной травинки не растет в этих вечных сумерках. Деревья растут ровными рядами, все нижние ветки давно отломаны отдыхающими для костра. С дороги срывается какая-то ржавого цвета птица с огромными крыльями, и бесшумно улетает прочь. В прошлый раз с того же места снялась стая здоровенных черных как угли воронов, улетали они тоже молчком. "Здесь птицы не поют". Тогда на границе кустов и елок я нашел чью-то небольшую свежую могилку, увенчанную самодельным крестом из двух палок, связанных бечевкой. Собака-христианин, а может и еще чего похуже, проверять я не стал.

На этот раз моей добычей стала связка пустых пятилитровых бутылок из-под питьевой воды, висящая на сучке, и почему-то полупустой флакон "Fairy" с запахом лимона. Каким неведомым чистюлям может понравиться отдыхать в таком мрачном месте? За  такими размышлениями я едва успел заметить лисицу, бегущую прямо на меня по глубокой колее. Если бы несмазанная цепь не скрипела на весь лес, я бы наверняка ее сбил, уж больно зверек был увлечен обнюхиванием дороги. Как только я был замечен, началось цирковое представление "Лиса заметает следы". Со стороны это выглядело так, как будто за бедным животным гонится сам Сатана. В течение нескольких секунд лиса зигзагами носилась у меня под носом по заросшему молодым сосняком пригорку, с диким треском налетая на каждое дерево, после чего  рванула в лес. Ее путь отмечали вздрагивающие от ударов кусты.
Солнце уже высоко, но пока еще не жарко. Пересекаю огромное пшеничное поле, вокруг такие просторы, что буквально захватывает дух. Впереди деревня Шемякино, за ней видны заводские трубы на окраине Обнинска, справа едва виднеется Малоярославец. Из-за расстояния город кажется полупрозрачным. Лес за ним уже не синий, а какого-то призрачного туманного цвета. Еще дальше, километрах в пятнадцати, крошечные машинки, кажется, плывут по воздуху, настолько сглажены расстоянием границы неба и земли. Где-то рядом стучит колесами невидимая электричка.
Еду по деревне, на участках по-прежнему трудятся пожилые дачники. Чем старше хозяин, тем более аккуратным и ухоженным выглядит его участок, грядка к грядке, плодовые деревья бережно подрезаны и побелены, напротив дома обязательно пышный цветник. Много новых, современной постройки домиков, да и дорога, по которой я еду тоже новая, асфальтовая.

Спускаюсь к Протве и вхожу на подвесной мост, держа велосипед за руль. За перила не держусь из озорства, уж очень здорово раскачивается и скрипит мост. Колеса периодически проваливаются в щели досчатого настила, положенного на несколько стальных канатов. Дойдя до середины моста, останавливаюсь и закуриваю. Слева в кустах притаился хмурый рыболов, у него явно не клюет. Справа ситуация явно получше. Плотный дядька в забродном костюме стоит на середине реки по пояс в воде, и поминутно взмахивает длинным удилищем. Каждый раз на конце лески оказывается серебристая рыбка величиной с мизинец. Пойманную добычу рыбак презрительно стряхивает с крючка в воду.

В небе ни облачка, неглубокая в этом месте речка просвечивается почти до самого дна. В желтоватой воде под мостом медленно колышутся длинные зеленые косы водорослей, возле берега заросли кубышки и стрелолиста. Между стеблей водной растительности, будто тонкие стрелки, снуют мальки. На прогретой солнцем отмели у них настоящий детский сад. Время от времени из-под навеса кувшинок вылетает небольшой окунек, и с громким плеском и чавканьем начинает кругами гоняться за рыбьей мелочью. От его охоты больше шума, чем толка, но сам себя он наверняка уже считает грозным хозяином реки.

Перехожу мост и двигаюсь выше по течению. Навстречу попадаются дачники с сумками, по берегам уже расселись любители шашлыка и ранние купальщики. Пугливо озираясь, мимо прошмыгнула троица косоглазых гастарбайтеров. За поворотом несколько мужиков с надувной резиновой лодкой, приехали на древней ржавой Тойоте. 130 тыс. руб., торг: — сбоку белым маркером на тонированном стекле.

На плотине по-прежнему ревет вода, но сейчас к этому звуку прибавилось еще какое-то мерное частое постукивание, наподобие ткацкого станка. Сразу за плотиной еще один рыбак, тоже в забродниках, стоит в воде возле берега. Ловится у него та же самая мелочь, но каждую пойманную рыбку он заботливо сует в огромный бак, висящий рядом на рогульке. Надеюсь, что человек ловил живцов.
Начинает ощутимо припекать, над дорогой колеблется горячий воздух, на скамейке возле магазина я пью холодный чай из пластиковой бутылки.

Мое удивительное утро Троицы закончилось.