Он был редкостной скотиной. Прикидывался просто скотиной, но оказался редкостной. Это выяснилось, после случая с генеральской женой. Её ебли все, включая сержантско-старшинский состав, сэкс для потомственной жены военного лет с тринадцати был чем-то вроде чистки сапог. Но! Начфиз умудрился удивить даже её, принимавшую пиздой всё, от огурца до ПТУРС-а. Пока муж лежал пианый, она уединилась с этим скотином для плотских утех. Он, схватив её за волосы под мышками, стал драть раком, принимая вопли ебомой за крики страсти. Затем облевал всю спину, зачем-то нарисовал ей на жопе рожицу, невзирая на сопротивление холста, макая палец в запасы краски на спине и подхватив любимую гантелю, удалился в неизвестном направлении.

Гантеля вообще у бравого начфиза являлась универсальным инструментом. В зависимости от амплитуды размахиваний, она выражала радость, удивление и даже озабоченность внешнеполитической обстановкой. Лёгким постукиванием по монолитному черепу начфиз мог значительно ускорить мыслительный процесс. Аргументируя собственные тезисы при помощи гантели, начфиз добивался тесного контакта с аудиторией. Благодаря редкому красноречию, минутки политинформации проходили в лёгкой и непринуждённой обстановке. Бежать было бесполезно – в дисциплине метания гантели по движущейся цели он держал абсолютное первенство вселенной.

Именно искусство начфиза стало причиной трагедии. Повсюду в бескрайних степях Быконура водились нажористые суслики. Стрелять их запрещали, капканы как-то не прижились, а жрать хотелось, ибо столовка встречала залпами шрапнели. Первый зверёк погиб случайно, попав под снаряд начфиза, впервые за полгода промахнувшегося по тощему духу. Во время поедания тела покойного жывотного, его посетила мысль. Как заверил фельдшер, пользовавший начфиза, первый раз в жизни. Мысль в теории здравая, только почему-то ассистировать в процессе крушения черепов и хребтов сусликов пришлось мне. Естественно, даже носить, не то, что метать драгоценную гантелю начфиз не доверил. Зато собирать по кустам тушки, посчитал вполне достойным занятием. Однако, жареный суслик искушение покруче пизды прапорщицы Глушко, поэтому за долю с охоты, я изображал сеттера и временами спаниеля. Хвостом не вилял, но иногда писал на столбики.

Пиздец как обычно подкрался незаметно, на тонких розовых ногах. Вернее прилетел. Суслик сидел на бочке, стоявшей на краю карьера. Начфиз как матёрый траппер от бедра метнул гантелю. Однако, популяция животных уже выработала на клеточном уровне ужос и закрепила его в ДНК сусличьих яиц. Молнией  пронёсшаяся гантеля не настигла жывотное, укрывшееся в противогантельной щели полного профиля. Не встретив суслика, снаряд унёсся в карьер и бездна жадно чавкнула, поглотив сокровище начфиза. Рыдающий он долго звал, любимую гантелю, грозил небесам и умолял силы тьмы. Они остались безучастными. Поэтому, начфиз обратил весь гнев на меня, решив, что я должен был своей головой остановить полёт драгоценного артефакта. Поелику, просто набить мне рожу показалось недостаточным, он совершил нечто, вошедшее в историю Быконура, как страница подлинного благородства и воинской доблести. Он вызвал меня на дуэль.

Почитав классиков, поединок назначили в рассветный час. За неимением сабель и шпаг, решили стреляться. Однако, презрев законы чести, недруги донесли начальству. Запретив выдавать нам пистолеты, а тем более автоматы, эти подлые люди не позволили решить вопрос в рамках дуэльного кодекса. Однако секунданты, посоветовавшись с фельдшером, пришли к заключению, что равноценной заменой шпагам, будут сапёрные лопатки. Обсудив этичность ситуации, мы пришли к заключению, что урона нашей чести в небольшом отступлении от дуэльного кодекса не будет.

С первым лучом быконурского солнца, мы вышли к рубежу. Я надел чистую белую рубаху и офицерские штаны, чтобы предстать перед спасителем, по славянскому обычаю. Начфиз пошёл значительно дальше, полностью облачившись в белое исподнее и кеды. Слегка покачивающиеся от вчерашнего секунданты подали нам равные по весу и размеру дуэльные лопатки. Отсалютовав, мы сошлись в жаркой схватке.

Фехтовальные навыки моего соперника значительно уступали моим, но подкреплялись неумеренной энергией и крепостью здоровья. Острые лезвия лопаток сверкали в лучах поднимавшегося солнца, небо в багровых тонах не предвещало хорошего. Уже первые капли крови окрасили наши рубахи. Всё говорило за то, что один из нас покинет этот суетный мир. Когда стало совершенно ясно, что следующий выпад будет смертельным, раздался радостный вопль. Случилось чудо. Один из духов, посланный нырять в карьер, наконец обнаружил гантелю. Инцидент посчитали исчерпанным, мы по-братски пожали руки и стали друзьями.