Недвижимый на фоне далёких мерцающих звёзд, но стирающий за мгновение тысячи километров вакуума, оставляя им на память о себе, лишь лёгкое незримое ничто, он мчится на встречу мечте. Его сердце бьётся всё чаще и чаще, сбиваясь с наработанного такта, и грозя стать причиной не самой приятной посадки. Впрочем, вряд ли что бы то ни было, сможет испортить ему момент встречи с новым домом.
Упираясь ногами в педали, ощущая через мягкую резину перчаток, лежащих на рычагах руления всю мощь своего небольшого, но очень быстрого корабля, Кокобол с трудом пытается оторвать взгляд от текста появившегося несколько часов назад на мониторе информатора, расположенном под лобовым стеклом. Он ещё и ещё раз перечитывает текст, с трудом пытаясь успокоить волнение.
«Двадцать два часа тридцать пять минут,- проносится у него в голове.- И я землянин».
Свобода – это чудное, и ранее незнакомое ему слово влечёт его. Подгоняет несущийся в пустоте корабль. Несущейся к этой незнакомой голубой планете, на которой его ждёт новая жизнь.
Ах, как хочется ему сейчас разделить это чувство с большим Медом, грязным Волтом, профессором Банной – построившим этот небольшой, но сказочно быстрый корабль. Как хочется обнять красавицу Лизу. Хочется что бы она, всегда считавшая его несерьёзным и слабовольным, просто увидела его сейчас. Увидела, и поняла, как она в нём ошибалась. Так же как и родители. Вот уж они гордились бы своим сыном. Первым рабом-космонавтом Курхома. Нет, теперь уже не рабом. Освободителем.
Но он здесь совсем один. Посреди бесконечных просторов вселенной, под надёжной защитой непроницаемой скорлупы своего корабля. Висящий в неизвестности. Несущийся к своей мечте.
А они остались там, на Курхоме – родной, и ненавистной Кокоболу планете. Остались рабами. Такими же, как были при рождении, и до рождения. Такими же, как останутся навсегда, если он – их последняя надежда, провалит возложенную на него миссию.
Вдруг у Кокобола захватывает дыхание. Одна из тысячи звёзд, которые он видит перед собой сквозь толстенное непробиваемое стекло, срывается со своего места, и начинает движение ему на встречу, постепенно ускоряясь, и увеличиваясь в размерах. По спине Кокобола пробегают мурашки. В страхе он пытается вспомнить всё то, чему учил его профессор Банна, снаряжая в экспедицию. Этим незнакомым для рабов словом, он называл миссию.
«Блуждающие звёзды,- вспоминает Кокобол наставительные слова профессора, произнесённые как всегда спокойным хрипловатым голосом,- очень опасны. Это единственное, что сможет прервать твоё путешествие. Корабль, построенный мной в таком секрете, и с таким трудом, который не снился не одному рабу – прежде всего потому, что труд этот умственный (тут старик засмеялся – хе-хе! – но тут же вновь став серьёзным, продолжил), это работа всей моей жизни, в неё я вложил все свои знания и опыт, и я могу по праву гордиться результатом. Ты с лёгкостью сможешь управлять им. Ты очень талантливый ученик, Кокобол, именно поэтому я доверяю эту миссию тебе. Я верю в тебя. Знаю, как ты умеешь сходиться с другими, знаю, как относятся к тебе твои друзья. Ты молод, и умён. Ты заслуживаешь свободы. А возможно, что, долетев до обитаемой планеты, где властвует справедливость, ты войдёшь в контакт с гуманоидами, и поведаешь им о бедах нашего народа. И тогда ты вернешься за нами. Вернёшься героем. И освободишь нас от гнёта чудовищ, от всех тех кошмаров, что длятся столетия. И имя твоё будет воспето в веках (сказав это, профессор нагнулся к замечтавшемуся Кокоболу, и выдал ему подзатыльник, возвращая в реальность). Но запомни – прежде, тебе предстоит пройти нелёгкий путь. Когда ты найдёшь новый дом - сердце подскажет тебе об этом, доверься ему - ты будешь один на один со своим выбором. Будешь сам принимать решения. Но на всё время путешествия, ты целиком и полностью зависим от корабля. И, так же как я уверен в том, что ты сможешь найти общий язык с любым встретившимся тебе разумным существом; я уверен и в том, что мой корабль, с неимоверной быстротой домчит тебя, до любой понравившейся тебе планеты. Я сделал для этого всё. Но запомни, есть кое-что, от чего я не смогу уберечь тебя в этом полёте. Блуждающие звёзды. Остерегайся их, постоянно проверяй данные компьютера, корабль сделает всё возможное, но свернуть с заданного пути сам он не сможет, это будешь должен сделать ты (старик улыбнулся, и похлопал испуганно глядящего на него Кокобола по плечу). Но я в тебя верю!»
- Верь в меня учитель!- кричит Кокобол в пустоту. И тут он понимает, что красная лампочка над табличкой «опасность» мигает уже довольно давно, это он, занятый своими мечтами, не обратил на неё ни малейшего внимания. Вот тебе и герой, вот и верьте в него.
Проклиная себя за безалаберность, глядя прямо в лицо надвигающейся опасности сквозь застилающую глаза пелену пота, Кокобол с силой сжимает рычаги. Определить направление полёта, и уйти в правильную сторону. Сколько раз он проделывал это с профессором Банной. Тот выстреливал в него большими круглыми булыжниками из специально сконструированной для тренировок катапульты, а Кокобол уворачивался от них, отпрыгивал в стороны, а иногда, если бросок был как-то особенно хитро закручен, получал по спине довольно серьёзный удар. «Это ерунда, по сравнению с тем, что тебе предстоит, если ты встретишься с блуждающей звездой,- говорил профессор.- Эти ссадины могут спасти тебе жизнь».
Как всё-таки всё было просто в учении. Эти пресловутые «блуждающие звёзды» казались чем-то далёким и нереальным. И уж конечно, они казались ерундой в сравнении с вполне реальными чудовищами, тени которых то и дело заслоняли небосвод, а голоса заглушали вой ветра.
Кокобол не отрываясь, глядит на несущийся на него булыжник. Нет, это не булыжник выпущенный из катапульты профессора Банны. Это что-то гораздо страшнее. Страшнее лёгкого удара по спине, страшнее даже свиста топора чудовища. Хотя, казалось бы, что страшнее этого, быть ни чего не может.
Кокобол набирает полные лёгкие воздуха. И затаивает дыхание. Главное не сбиться с пути. Лёгкое движение рычагами влево… нет вправо, и обратно на курс. Камень вращается, и постоянно меняет очертания, поворачиваясь то одной стороной, то другой. Кокобол понимает, что медлить больше нельзя. Исполинский булыжник уже заполняет собой весь космос. Мысленно попрощавшись с профессором Банной, часть души которого кажется, обитает в системах корабля, Кокобол закрывает глаза, и напрягшись так, что кажется сейчас его разорвёт как сверхновую, тянет рычаги руления на себя и влево. Корабль сотрясается, и Кокобола резко бросает вперёд. Он повисает на ремне. Дыхание перехватывает, звезда заволакивает всё его сознание, и прежде чем повиснуть без чувств на ремне, Кокобол слышит, как с низким всезаглушающим гулом камень проносится мимо.           
«Опасность миновала,- читает он расплывающуюся надпись на экране монитора.- Курс на планету Земля восстановлен. Время до входа в атмосферу: двенадцать часов двадцать две минуты по местному времени. Общая информация…»
Дальнейшее Кокобол уже видит во сне.

Он стоит на груди поверженного чудовища, зарубленного его собственным топором. Тем топором, который снёс сотни голов беззащитных рабов. Насколько хватает глаз, их окружают ликующие, счастливые лица.
- Отныне все вы свободны!- кричит Кокобол, и голос его тонет в овациях.- Вы навсегда забудете об этой планете, родившей вас лишь пищей для чудовищ. Вас ждёт новый дом. Гостеприимный и дружелюбный. Дом, где всем хватит места для жизни. Где ни кто не будет бояться. Мы все будем жить там, и носить гордое имя…- Кокобол сделал многозначительную паузу, а затем, набрав в лёгкие побольше воздуха, что есть мочи, выдохнул,- ЗЕМЛЯНЕ.
Неисчислимая толпа как заклинание повторила это слово. Как гордо, и в то же время ласково оно звучит. Я землянин – повторяет каждый десятки раз, и эти слова будто молот свободы рушат оковы, веками стягивающие их души, гонят из сердец страх, и разжигают в них веру.
Караваны, построенных профессором Банной – чьё имя, равно с именем Кокобола, будет воспето в веках – сверхскоростных лайнеров уносит многотысячные толпы новых землян с Курхома, этой проклятой планеты, ставшей кладбищем рабов, и пристанищем чудовищ.
И когда последний корабль, увозящий последнего спасённого, набирает сверхскорость, профессор Банна достаёт некий секретный чемоданчик, постоянно находящийся при нём, открывает его и, подняв глаза на наблюдающего за его действиями Кокобола, с улыбкой произносит:
- Я освобождаю их души,- с этими словами он жмёт красную кнопку, встроенную внутрь чемоданчика, и вселенскую тьму озаряет слепящая вспышка. Там, уже далеко за их спинами, в той точке вселенной, что они покинули навсегда, их родная планета, со всеми оставшимися на ней чудовищами в миг рассевается  по всей галактике тоннами космической пыли.

«Общая информация,- всё чётче становится текст на экране.- Планета Земля, третья планета солнца галактики Млечный путь. Пригодна для жизни всех известных организмов. Примерный возраст 1000000000 лет. На данном этапе имеет место природный катаклизм – глобальное потепление, вызванный частичным разрушением защитного озонового слоя. Основной ресурс – водород.  Время до входа в атмосферу: пятьдесят три минуты».
Кокобол поднимает глаза и застывает не в силах оторваться от вида открывшегося ему за покрытым космической пылью лобовым стеклом. Сердце снова начинает бешено стучать, отдаваясь в висках панической дробью.
Компьютер, всё время полёта выдававший сухие факты, не мог даже близко объяснить всю красоту этой планеты. Кружащая на фоне полыхающего сердца галактики, наматывая на него нити лет, увлекая за собой свой вечно молчаливый, мрачный спутник, она кажется принцессой, окружённой придворной черней. Звездой этого величественного бала, лишающей покоя всех, хоть раз увидевших её.
Кокоболу становится всё жарче. Тьму космоса сменяют яркие цвета планеты. Они слепят восхищённого путешественника, и всё больше манят его. Кокобол ощущает всю мощь гравитации. Теперь Земля влечёт не только его сердце, но весь организм в целом. Вид за окном расплывается и тонет в жаре плотных слоёв атмосферы. Корабль вибрирует, и путнику, находящемуся на грани безумия из-за нахлынувшей на него паники сплетённой с восхищением, кажется, что вот теперь-то, вот это и есть последнее испытание. Планета, коей он грезил, подобно прекрасной принцессе, проверяет его на прочность – сумеет ли он дойти до конца, не свернёт ли с намеченного пути. Действительно ли он достоин её снисхождения.
Но даже, если бы сейчас Кокобол был готов отказаться от затеянного, было уже поздно. Постепенно снижая скорость, охлаждаясь влажной ватой облаков, корабль летит над пейзажем земной поверхности. Стелятся поля, тянутся ввысь деревья, бегут нити дорог. Земля стелет гостю мягкий ковёр, гостеприимно приглашая присесть.
И корабль садится. Кокобол, наконец-то вздыхает свободно. Он шлёт благодарность профессору Банне, и с трудом поднимается с кресла. Столько недель в невесомости, проведённых им без движения, и вот он делает шаг. Снимает скафандр. И, снова вспомнив всех, кто ему близок, но в то же время так далёк от него, жмёт кнопку открытия шлюза.
За его спиной закрывается люк корабля, закрывается дверь в его прошлое. Откроит ли он её снова? И что он увидит за ней?
Свет бьёт в лицо Кокоболу, люк перед ним откидывается вниз, превращаясь в трап. Трап, ведущий его в будущее. Пару минут Кокобол стоит в шлюзе, он восхищён земными цветами, яркостью солнца, глубокой голубизной неба. На Курхоме нет таких ярких цветов. Небо там, лишь серый потолок. Трава – жёлтый потёртый палас. А цветы… нет, в сравнении с земными, они не имеют права даже так называться.
Кокобол сходит по трапу, и делает первые боязливые шажки. Он набирает полные лёгкие воздуха, пьянящего и сладкого, как аромат красавицы Лизы. Лёгкий ветерок обдувает вспотевшее тело, а тёплое солнце греет окоченевшие за время полёта кости.
Медленно, шаг за шагом, Кокобол обходит вокруг своего корабля. Его движения всё более уверенные, бодрые. Он переходит на рысцу, подпрыгивает, и бежит, бежит так легко, будто и не было этих недель в невесомости.
Кокобол останавливается и, запыхаясь, падает в траву. Купается в ней, упиваясь её ароматом. Высокие, сочные стебли смыкаются над ним и, подобно речному потоку несут его в даль, обнимая тело мягким зелёным теплом. Кувыркаясь, и выныривая из этой бесконечной безумной реки ароматов и красок, Кокобол замечает, что его корабль остался далеко позади. Кокобол машет ему рукой, и со смехом ныряет обратно в дурманящую пучину, несущую его к… огороженному металлической сеткой дворику большого деревянного сарая. 
В ужасе Кокобол останавливается, и начинает врываться в землю. Не может быть, что бы он вернулся обратно. Это место точно такое же, как и его собственный дом. Но этого не может быть. Эта планета не может быть Курхомом. Неужели… догадка пытается вырваться наружу, но он что есть мочи удерживает её в глубине души. В том самом углу, где рождается страх.
«Отставание в развитие цивилизации 7000 лет!»,- Кокобол обратил внимание на эту фразу, выданную ему информатором, но не придал ей особого значения. Семь тысяч лет назад всё было по-другому, думал он. Неужели он ошибался. Они всегда были рабами, и теперь, останутся ими навечно.
Ну, уж нет! За время полёта, он столько раз видел себя спасителем, так свыкся с этой мыслью, что теперь не должен отступать. Отступать ему, в общем, и некуда. Он избранный. Кроме того, он влюбился в эту планету.
Кокобол начинает ползти. Высокая трава скрывает его движения. Единственными свидетелями его присутствия являются снующие по своим неведомым делам насекомые, но им не до него. Они ни чего не кому не расскажут. Трава начинает редеть, и вскоре Кокобол выползает на открытую местность. От сетки его отделяет лишь сотня шагов. Он глядит по сторонам – чудовищ не видно. В его душе вспыхивает огонёк надежды. Быть может, он поторопился с выводами. Этот двор, так похожий на загон для рабов, вполне может оказаться чем-то совсем безобидным. Скажем… Но ветер ужаса задул свечу надежды. Кокобол замечает их и, начинает ползти вперёд. Ползти, лишившись защиты, но не чувствуя страха. Ком горечи подступает к горлу. Он сам всю жизнь был рабом. Созданным лишь для того, что бы однажды быть преданным смерти. Но они. Семь тысяч лет. Он глядит на то, как его предки выходят из огромного сарая. Десятки диких, не знающих грамоты, общающихся обрывочными звукосочетаниями и жестами, но таких прекрасных в своей яркости - что он Кокобол в сравнении с ними кажется серой картинкой.
«Неужели мы так выцвели от времени»,- думает он, глядя на то, как эти ангелоподобные существа копошатся в земле, кидаются друг на друга с ругательствами и… выглядят вполне счастливо, живя своей плебейской жизнью.
Слёзы текут из глаз Кокобола. Вот она, святая простота, в действии. Лучший способ избавить себя от зла - ни бежать от него, ни бороться против него, лучший способ – не видеть его, не слышать, и вообще, не знать о его существовании.
Кокобол, к сожалению знает.
-Ах, ты!- раздается громогласный вздох откуда-то сверху. И Кокобола сжимает железная хватка. Дыхание перехватывает, и он уносимый огромной ладонью взмывает в воздух.
   
Какие разные полёты предлагает нам жизнь. Только недавно он летел в пустоте, летел к свободе, забыв о страхе. И был счастлив. И вот он вновь летит над землёй, зажатый в крепких лапах чудовища. Но страха в нём по-прежнему нет. Им овладело отчаяние. Неужели в этой жизни ему не найти справедливости.
Он родился рабом, и должен умереть рабом. Куда бы он ни бежал, он не сможет спрятаться от своей судьбы.
Чудовище кладёт его на пень – сколько раз Кокобол видел это, в ужасе отворачиваясь, убегая, просыпаясь в холодном поту. Чудовище заносит над ним огромный топор, сверкающий в лучах солнца. Солнца, так и не ставшего для пришельца родным. Кокобол закрывает глаза. Страха нет – лишь отчаяние. Он слышит свист рассекаемого острым лезвием воздуха. Воздуха, которым пришелец так и не успел надышаться. Он не чувствует боли. Лишь обида скребёт его душу. Кокобол прощается с такими далёкими друзьями, родителями, для которых он по-прежнему живой, и останется живым навсегда. Прощается со свободой, которой он так и не узнал.
Чудовище поднимает обезглавленное, нервно бьющееся в прощальном танце тело за ноги на вытянутой руке, и издаёт громогласный, заглушающий ветер крик:
- Мария! Мария! Скорее сюда! Скорее!

-Смотри, Мария, смотри это же мутант! Смотри, у этой курицы жёлтая кровь!