Что-то неуловимо изменилось. Каждый человек видел по-своему, с каждым новым носителем инкубу приходилось подстраиваться под чуть иные органы чувств. Очень часто, особенно в последние десятилетия попадались близорукие и дальнозоркие носители. Они даже не подозревали о нарушениях зрения, потому как жили с этими глазами постоянно. Но джинн волей-неволей сразу замечал перемены. Попадались также дальтоники, глуховатые люди. Обоняние, осязание, различные недомогания, постоянные боли в суставах и пояснице, легкий дискомфорт из-за избыточной полноты, регулярная мигрень – все это создавало целый спектр, картинку индивидуального человека, и ифрит обычно мгновенно подстраивался под новшества, как он пару дней назад молниеносно подстроился под Виталика.

Но сейчас что-то изменилось на целый порядок. Этот, новый носитель, отличался уж слишком.

Инкуб осторожно поднялся на ноги. Он находился на улице. Люди оглядывались, и тут уж не было ничего удивительного: когда душа Виталика отлетела, джинн перешел в это, новое тело уж слишком резко – новый носитель вскрикнул и упал на асфальт.

Впрочем, ерунда – люди плевать хотели на свалившегося вдруг прохожего.

Джинн огляделся. Нет, что-то определенно творилось с его органами чувств. Так, вот лавка. Инкуб осторожно поковылял в ее сторону.

Ифрит отметил еще одну странность: рост людей. Большинство людей оказалось выше его, поглядывали свысока. Новый носитель был еще ниже Виталика! Его что, угораздило переместиться в ребенка?.. Вот уж везение, ничего не скажешь! Ему нужен взрослый, социально активный мужчина, которому не составит труда быстренько улизнуть из города. Продать все, что только возможно, хоть и жену с детьми на органы – и скрыться. На новом месте обзавестись другим паспортом и аккуратненько, тихо прожить до следующего носителя… А тут – опять несовершеннолетний! Впрочем, избавился от Виталика, которого знала Наталья – и то хорошо. Пускай теперь попробует отыскать иголку в стоге сена.

Инкуб с облегчением присел на лавку. Все-таки, смерть – не самое приятное из впечатлений. Меньше всего он хотел бы пройти через это снова. К счастью, испытание позади. Джинн поглядел на свои новые руки – и обмер.

Узкие, слабые пальцы. Тонкая кожа. И что самое главное – длинные наманикюренные ногти!!

Он ощупал лицо. Ничего особенного, но пальцы коснулись не по-мальчишечьи длинных волос. Окинул себя взглядом – женская одежда! Правда, не юбка, а облегающие штаны и слишком узорчатый свитер. И – грудь. Средняя такая, даже скорее меньше средней, хотя под этим углом зрения судить было сложно. Но у мужчин такой груди не бывает точно.

Инкуб пошарил рядом. Вот, женская сумка. Немаленькая, но вполне женская. Джинн бессознательно нес ее, рефлексы носителя давали себя знать. Открыв сумку, он обнаружил несколько учебников, тетрадей и кое-какие безделушки. Отыскал зеркальце.

Джинн не спешил рыскать по памяти. Он уже опасался того, что может там найти. Но открыв дамское зеркало, инкуб с жадностью впился в отражение. Шок, конечно, был сильный, хотя чего-то подобного ожидать следовало. Он увидел свои обычные серьезные, осмысленные глаза, которые с каждым носителем меняли лишь цвет. Фирменный тяжелый взгляд всегда оставался один, никуда не делся он и сейчас. Взгляд бессмертного сейчас смотрел с лица Ирины Васильевой.

Инкуб сразу понял, почему так вышло. После того поцелуя Васильева резко запала на Виталика, стала им интересоваться. Отследила у подъезда, а он небрежно ее отшил, чем только усилил интерес. И вот сюрприз: Виталик вылетает из окна и вдребезги разбивается о мостовую. Крики, стрессы, ругань, слезы. «Скорая помощь». Ира постоянно думала о Виталике, сильно переживала – и вот, своими эмоциями притянула джинна к этому телу. Между ныне покойным Шапловым и Ириной возникла кратковременная, но мощная эмоциональная связь, по которой его, неумелого инкуба и выбросило сюда.

Впрочем, джинн привык к подобным сюрпризам и не слишком переживал. Наплевать, сойдет и Ира. Что несколько беспокоило – это факт, что носителем является женщина. Сам ифрит нес мужское начало, и потому ощущал себя в Ире немного дискомфортно.

Напротив лавки стояла троица молодых парней, лет по двадцать каждому. Они оживленно разговаривали, громко ругались, будто вокруг на всей улице были одни. Каждый держал в руке бутылку пива. Ире нравились такие – яркие, наглые, очень самоуверенные. И джинн сам не заметил, как ее взгляд рефлекторно, бессознательно приклеился к парням.

Обычно Ира частенько глазела на подобные личности, но делала это украдкой, по-женски. Мужественная же черта инкуба заставила смотреть прямолинейно, без тени стыда. А какой стыд? Он не привык стыдиться.

Ничего удивительного, что уже через полминуты парни стали поглядывать в ответ и перешептываться между собой. Ситуация была настолько дикой и непривычной, что спохватился джинн уже когда развязной, небрежной походочкой один из гуляк направился непосредственно к нему.

- Здорово, - невнятно, но громко бросил он. – Че, как ваще?..

- Чего тебе? - Джинн хотел резко остепенить парня, но механически закашлялся, когда вырвался непривычный, женский тембр. – Гм, гм. Чего… Чего тебе надо?

- Да ниче, а ты че, скучаешь? – Парень уже заподозрил неладное, но по инерции продолжал переть напролом. Да и внимание двоих товарищей, что наблюдали со стороны, не позволяло ударить в грязь лицом.

- Не скучаю, иди своей дорогой. – Инкуб еле сдерживался, чтобы не закашляться. Очень непривычный, неестественно мягкий голос.

- Да ты мне не груби. – Кажется, увалень пытался выглядеть мужественно. – Я же нормально с тобой разговариваю.

Похоже, так просто избавиться от помехи не удастся. Инкуб изучающе поглядел на пацана снизу вверх. Он догадывался, как сейчас выглядит: симпатичная тонкая девушка с не по-детски глубоким взглядом и отрешенностью в лице. Парень вздрогнул и отвел глаза в сторону.

- Подруга, да ладно ты! – Теперь он присел рядом с инкубом. Разило спиртным, и ирины обонятельные рецепторы тотчас взбунтовались. – Чего ты заводишься? Все свои.

Следовало признать, ситуация для инкуба оказалась достаточно новой.

- Как же мне от тебя избавиться? – проговорил он вслух.

- А не надо избавляться! – Парень сделал попытку приобнять за плечи, инкуб тотчас стряхнул руку. Далось это непросто, у Иры почти отсутствовали мышцы. – Это же все нормально, давай дружить. Пиво будешь?

Инкуб резко поднялся на ноги.

- Пока. – Прихватив сумочку, он пошел прочь от лавки. Вдогонку неслись крики и смелые предложения заняться сексом. Джинна выворачивало от отвращения.

Куда идти? Разумеется, домой, посоветовала Ира. По дороге инкуб регулярно ловил мужские взгляды, и скоро понял, что лучшее средство предупреждения подобных контактов – держать лицо бесстрастным и не смотреть ни на кого. Он обнаружил забавную мелочь: зрение женщины вполне позволяло следить за вещами, не сверля их непосредственно прямым взглядом. Теперь он мог смотреть в центр магазинной витрины – и изучать одновременно все товары, выложенные на ней. Устройство женского организма приносило занятные сюрпризы. Инкуб изредка бывал в женщинах, но с последней носительницы успел отвыкнуть от женских органов чувств.

Вдруг пришла в голову мысль: а как бы поступила Наташа Игоренко там, на лавочке? Наверное, посмеялась бы с потуг паренька познакомиться. Скорее всего, посмеялась бы над ними всеми тремя. Она ведь настоящая женщина-инкуб, для нее такая ситуация – не в новинку. Хотя, с ней такой случай произойти не мог. Наверняка, она знает, когда и чего ждать от жизни, просчитывает события на несколько ходов вперед. По-своему, по-женски.

Под такие размышления ноги принесли инкуба к ириному дому. У входной двери джинн чуть помедлил. Да, ключи, вот они, в сумочке.

Васильева проживала с бабушкой. Мама ловко избавилась от подросшего ребенка, занимаясь своей личной жизнью. Мать Иры, подобно некоторым вольнолюбивым женщинам, в возрасте за сорок все еще пыталась свободно менять любовников и играть в юность. Жалкая женщина, радость альфонсов. А вот дочь ей мешалась, совершенно никак не вписывалась в утопии вечной молодости.

К счастью, бабушка регулярно дремала днем, была слабовата на ухо, да и на голову тоже, что существенно облегчало жизнь Ирине и упрощало задачу инкубу. Ни с кем не нужно было здороваться и снова выяснять отношения.

Прежде всего, джинн прошел в ванную комнату – там висело большое зеркало чуть не в человеческий рост. Безрадостным взглядом оценил новую внешность: субтильный голубоглазый ангелочек с милой мордашкой и большими, странно суровыми глазами.

Инкуб сразу сорвал свитер. Под ним блузка – час от часу не легче!.. Он сорвал блузу, и тут вовсе стало плохо – бюстгальтер!! Грудь у Васильевой успела отрасти не меньше второго размера – а впрочем, в размерах инкуб слабо разбирался. Да, между вторым и третьим, ехидно подсказала память носителя. Ифрит в легком шоке натянул свитер снова. Широкий, просторный, он хорошо скрывал выпуклости, хоть незначительно, но скрадывал половую принадлежность. Впрочем, от мордашки спрятаться невозможно, да и вся фигура тыкала из зеркала женственностью. Тонкая кость, длинная шея, осанка, форма ног – отражение издевалось над инкубом. Джинн осторожно повернулся и провел рукой по бедру – слишком крупные для такого роста ягодицы. Задница выдавалась так, что вызывала ощущение оторопи. У мужчин такие жопы случаются крайне редко.

Поддавшись азарту, инкуб провел рукой между ног. Штаны облегали промежность, мужчина бы испытывал дикий дискомфорт, а тут – нормально. Конечно, потому что между крутых, полных ляжек ничего и не было.

Джинн глубоко дышал, стараясь успокоиться. Не к лицу ему так нервничать из-за незаурядности очередного носителя. Все же, следовало признать: исконно он был мужчиной. Пусть без определенного тела, духовный бомж, путешественник, но – мужчина, безусловно. Как сложатся отношения с данным телом, предсказать было сложно.

Инкуб метнулся в комнату Иры, к шкафу. Отыскал нейтральный, безликий свитер, затем выбрал стандартные джинсы. Переоделся – и бросился обратно, в ванну.

Теперь стало лучше. Сейчас Васильеву можно было спутать с тщедушным мальчиком-подростком – можно, если только не учитывать все, что выше плеч. Джинн принялся остервенело умываться, старательно смыл всю косметику. Аккуратно стянул сережки – когда-то и он их носил, но те времена минули давно, да и пиратские мужские серьги выглядели совсем иначе.

Снова поглядел в отражение. Вроде, хорошо, отражение заметно прогрессировало в мальчишечьем направлении, но оставался последний предательский штрих, который сводил на нет все потуги. Это длинные крашенные волосы, да и прическа в целом.

Отыскать ножницы большого труда не составило. Инкуб уже занял удобную позицию перед зеркалом, поднес ножницы к голове – и остановился. Ира жаловалась внутри, ее ни в коем разе не устраивали перемены, но джинна мало трогали капризы носителя. Просто, ему вдруг пришло в голову, что состричь волосы под парня можно в любой момент, а вот отрастить…

Еще немного посомневавшись, он отложил ножницы. Куда спешить? Успеется.

Покрутившись перед зеркалом, неодобрительно поглядевшись так и эдак, джинн уже неспеша поплелся в комнату Ирины. По дороге встретилась бабушка.

- Ой, кто вы?! – Она подслеповато прищурилась. – А, Ирочка, господи, как ты меня напугала. У тебя что-то случилось?

- Все нормально, ба, я устала, спать хочу. – Джинн вдруг обнаружил, что действительно валится с ног. Слишком много для одного дня впечатлений. Пусть Васильева и чувствует себя превосходно, но инкубу во что бы то ни стало требовался отдых. Джинн никогда не жил тихо, но сегодняшний день побил все рекорды, сумел даже такого неугомонного любителя приключений свалить с ног.

- А, ну, ложись, конечно, только не забудь про уроки. И поешь, не забудь. Смотри еще…

- Все нормально, ба.

Инкуб захлопнул дверь перед носом бабушки. Опять – двадцать пять, старая шарманка на новом углу. Он слышал, как за дверями в недоумении топчется старуха. Пускай идет прочь…

Джинн прилег на кровать, но тут же поднялся. Рефлексы, даже инстинкты Ирины претили ей ложиться одетой на не расстеленную постель. Инкуб разницы большой не видел, он пошел на поводу привычки носителя. Абстрагировавшись от тела, позволил Ире самой раздеться и постелить одеяла, как она больше любила. Правда, при попытке той одеть ночнушку, ответил резким запретом. Еще не хватало напяливать на себя всякие балахоны с зайчиками. Однако, проерзавши под одеялом минут пять, понял, что проще будет все же дать волю носителю – одеяло непривычно касалось голой чувствительной кожи, не позволяло Васильевой успокоиться и отдаться наконец Морфею. Инкуб натянул проклятую одежу, но выключать свет не спешил. Медленно он выпростал одну ногу поверх одеяла – и стал внимательно ее рассматривать. Потом весь лег поверх одеяла. Поднял ногу и стал поглаживать, прислушиваясь к ощущениям.

Удивительно! Мужское тело не обладает, конечно, таким порогом чувствительности, но в этом случае удовольствие доставляла не мягкость прикосновений как таковая. Нежные касания кожи тут и там вызывали в новом теле целую бурю приятных эмоций. Инкуб и не заметил, как увлекся, наслаждаясь необычными ощущениями, легко поглаживая себя тут и там. За десятки лет он и думать забыл, насколько чутко женщина реагирует на простые ласки. Он уже начал часто дышать, одна рука сама собой опустилась на грудь, стала ее мять, вторая скользнула по бедру, туда, где совсем жарко…

Инкуб отдернул руку, как от удара током. Ощущать между собственных ног влагалище было крайне странно и неприятно. Снова зарывшись в одеяло, он лег на бок и принудил себя закрыть глаза. Напрасно Ирина бушевала внутри и требовала продолжения, джинн был неумолим: подобными непотребностями будучи женщиной ему заниматься не улыбалось. Может, потом, как попривыкнет…