Мальчик-слепой,
Что ждёт тебя в этом
Заколоченном, визгливом пространстве?
Выпрашивать мелочь на грязных вокзалах?
Клеить картонки? Мычать на баяне?
Напиваться на ощупь с больной проституткой?
(ДДТ)
Часть 1
Раньше, бывало, ложился спать и в уме прокручивал эпизоды за прошедший день. За несколько минут перед сном вновь переживал произошедшие события, которые радовали или огорчали, веселили или печалили; вспоминал людей, с которыми общался; мелочи, о которых не стоило и вспоминать, но которые как назло лезли в голову. А позже засыпал - с ощущением, что не так уж всё плохо, а скорее даже хорошо - в ожидании нового дня.
Сейчас всё иначе. Ложусь спать с одной мыслью в голове: "на один день осталось жить меньше". Я знаю, что завтрашний день будет точно таким же, и он не принесет мне ровным счетом ничего, что уже не приносил бы предыдущий. Те же люди, те же разговоры, тот же я.
Я шел по улице и навстречу мне шли такие же люди. На мне никто никогда не останавливал взгляд, я был никому из этих людей не интересен, как не были интересны и они мне. Иногда возникало желание остановиться и завязать с прохожим, с первым попавшимся прохожим, разговор. Наверняка этот прохожий интересный человек, мы, я уверен, нашли бы общий язык. Но от таких желаний быстро приходишь в себя: вот меня кто-то толкнул, бросив кроткое "извините", и пошел дальше. И я, на миг остановившийся в раздумьях, вынужден повиноваться общему потоку и плыть с ним. Возможно, через минуту я сам толкну стоящего человека и скажу ему "извините", вытащив его тем самым из оцепенения задумчивости и вернув к реальности.
Как-то так здесь принято, что стоять можно только в специально отведенных местах. Всё двигается, но кажется, что стоит на месте - видимо потому, что сам я тоже невольно поддаюсь движению.
Я стал походить на маленькое существо, - да что уж там походить, я стал им, - которое ходит по своим маленьким делам, думает своими маленькими мыслями и вообще практически незаметно. Меня мало что волнует, уже почти ничто не удивляет. Даже если перед моими ногами упадет метеорит, я не удивлюсь, а лишь пожму плечами, найду этому рациональное объяснение и пойду дальше. Мои душевные переживания, кажется, атрофировались. Если раньше, при взрыве бомбы и гибели людей в далеком городе, чужой стране, во мне что-то происходило - не знаю, сострадание, жалость, cкорбь, внутренний протест - то сейчас взорвись хоть дом напротив, лишь бы меня не задело.
Я стал слишком рациональным и из-за этого, по всей видимости, менее живым. Но все же я еще не мертвец, и где-то в глубинах своего "я" понимаю, что нужно, а главное можно вернуть себя к жизни, полить свой разум водой чувственности, пока окончательно не окоченел.
Часть 2
Чтобы развеяться от своих утомительных мыслей, я пошел в парк. Обычный парк, каких в городе сотни: молодая женщина, с безучастным лицом катящая впереди себя коляску с ребенком и думающая о том, что жизнь ее прошла; старичок и старушка, молча сидящие на скамейке, потому что сказать им друг другу уже давно нечего; крепкий мужичок в спортивных штанах, выгуливающий тоскующую по свободе огромную собаку; дети, колотящие друг друга палками, пока родители не видят... И не сказать, что в этом парке какой-то особый чистый воздух - выхлопные газы от проезжающих по периметру парка автомобилей не исчезли от посаженных сотни-другой деревьев, - но здесь, по крайней мере, можно никуда не торопиться, здесь нет потока людей, который засасывает тебя и превращает в безликую единицу. Это своего рода островок среди хаоса, где нет места суете.
Но что удивительно, в парке не хочется разговаривать, здесь приятно ходить и смотреть. Не вглядываться, не подмечать, не наблюдать, а смотреть. Но всё же иногда, волей-неволей, взгляд останавливается, как остановился он сейчас.
На скамейке сидела девушка и читала книгу. Казалось бы - что такого, мало ли сидит в парке девушек и читают книгу. Но что-то было необычное в этом, не могу сказать что, но иначе бы я не остановил на ней свой взгляд. Я медленно прошел мимо, едва поглядывая в ее сторону, но так и не понял, что же в ней особенного. Однако любопытство мое разыгралось, чего уже давно со мной не происходило. Я прошел еще метров сто и решил еще взглянуть на нее. Таким же неторопливым шагом пошел назад и, вероятно уже более откровенно, смотрел на читающую девушку.
Черные длинные волосы, миловидное, но слишком бледное, лицо с острым кончиком носа и большими, ни на что не обращающими внимание кроме текста книги, глазами. Одета в простенькое платье, вокруг шеи обмотан разноцветный шарф, почти полностью прикрытый волосами, точно также как и сапожки скрыты под подолом платья.
Я так засмотрелся, что обнаружил себя уже не проходящим мимо, а стоящим в метрах пяти от девушки и бесстыже пялясь на нее. Чтобы сгладить эту ситуацию, которая могла показаться некрасивой, я сделал вид, что оттряхиваю штанину и подсел с другой стороны скамейки. А она будто и не обратила внимание - как читала книгу, так и продолжает читать, лишь изредка перелистывая тонкими пальцами странички.
Я покончил с оттряхиванием штанины и сижу, не зная что делать дальше. Захотелось познакомиться, но на меня напал совершеннейший ступор, какого я не знал еще со школьной скамьи, когда первый раз пытался знакомиться с девочкой. Я мысленно перебирал возможные варианты начала разговора, но все они казались мне какими-то не естественными, не искренними и к тому же до омерзения банальными. Видать, совсем я разучился знакомиться. Так я и сидел, вполглаза глядя на девушку, внешне сохраняя спокойствие, а внутри трясясь от волнения и непонятной тревоги. Но я не выдержал этого гнетущего мою душу состояния.
- Девушка, простите. - Она повернула голову в мою сторону и вопросительно подняла бровь. Эти большие зеленые глаза так открыто на меня посмотрели, что я растерялся. Было видно, как ее взгляд за какую-то долю секунды прошелся по мне с ног до головы. - Скажу вам как есть: я хотел с вами познакомиться, но боялся сам не знаю чего. Сижу уже минут пять и не могу подобрать слова, все они кажутся какими-то банальными. Это глупо, наверное, что я вот так вам всё это говорю, но это правда.
Я замолчал, ожидая реакции. Девушка чуть улыбнулась, но улыбка эта была такой добродушной, что у меня будто камень с плеч. Но к моему сожалению, она ничего не ответила, а отвернулась и полезла в свою сумочку, стоявшую справа от нее.
Вот и всё, - мысленно я говорил сам себе, - на твою жалкую попытку знакомства даже не реагируют. В эти секунды я еще много чего себе говорил и не заметил, как девушка протягивает мне листочек. Очнувшись от душевных самоистязаний, я взял его и прочел:
"Очень мило. Меня зовут Мария".
Я встретил теплый успокаивающий взгляд ее больших глаз и невольно улыбнулся.
- Как это... необычно. - Прошептал я. Говорить громко при ней казалось недопустимым. - Со мной еще никто не общался таким образом.
Девушка моментально, будто ожидала этих слов, выхватила у меня из руки листочек и, положив его на книгу, быстро написала не весть откуда появившейся ручкой. Затем также быстро протянула мне его:
"Со мной тоже никто не начинал так знакомиться. Так как вас зовут?"
Я прочитал и улыбнулся. Да, действительно какая-то она странная. Но нужно принять правила игры и тоже написать ей. В конце концов, это даже забавно.
- Ммм... А позвольте ручку? У меня с собой нет.
Девушка немного, как мне показалось, нахмурилась, и вместо того, чтобы дать мне ручку, выхватила листок и парой размашистых движений руки написала на нем. Я, улыбаясь, взял передаваемый клочок бумажки и прочитал:
"Я немая"
Эти написанные два слова меня будто парализовали и я, в первое мгновение не смея взглянуть на девушку, ощутил свою вину, хотя не понимал, в чем она состоит. Пауза затягивалась и нужно было что-то ответить.
- Простите, я не знал, - сказал я и посмотрел на нее. Она внимательно смотрела на меня, будто ожидая чего-то. Я немного поерзал на скамейке и сказал: - Мне очень жаль...
Эта фраза так ее разгневала, что она буквально вырвала у меня из рук листочек и быстро-быстро начала что-то писать. Затем бросила мне его на колени, со злобой посмотрела на меня, встала, взяла сумочку и пошла быстрым шагом, не оглядываясь.
Я, раскрыв рот и боясь пошевелиться, смотрел ей вслед. Наверно с минуту сидел, коря себя сам не зная за что. Но было очень скверно и неприятно. Очнувшись, взял с колен листок и прочитал:
"Евгений, вы болван! Жалость оставьте себе!"
Я перечитывал снова и снова эту запись и от каждого перечитывания становилось всё противней и противней. Действительно болван! - распинал я себя - идиот!
Я так распереживался, что жутко захотел курить, поэтому как очумелый стал шарить по карманам, надеясь найти сигарету. Но сигареты не было, да я и не курил. Но тут меня что-то смутило - я снова перечитал запись и вскочил со скамейки.
- Евгений?! - крикнул я так громко, что в метрах ста от меня обернулся мужичок. - Я же не говорил ей как меня зовут!
Оглядываясь в ту сторону, куда ушла немая Мария, я с горечью убедился, что ее уже не видно. С непривычной мне тревогой я поплелся домой. По пути зашел в магазин и купил пачку сигарет, тут же закурил и раскашлялся как первоклашка, который первый раз затянулся едким дымом на территории школьного туалета.
Часть 3
В ту ночь я совсем не спал. О чем я только не думал - о сотрадании, которое, как слышал, всячески отвергают люди, имеющие какой-то физический дефект или уродство; о жалости, еще больше ненавидимой такими людьми; о этой девушке и о том, откуда она знает мое имя; о том, какой же я болван. Много о чем думал.
Рациональная часть меня разошлась не на шутку, и стала беспощадно бить аргументами.
Что же они, калеки, инвалиды, да как угодно их назови, хотят? Хотят, чтобы на них смотрели как на равных? И как, скажите, я смогу смотреть как на равного на человека, у которого, допустим, нет ноги? Почему я, черт возьми, должен перед ним и перед всеми другими делать вид, будто не замечаю отсутствие его ноги? А еще, не дай бог, такому попытаться помочь, так ты еще и виноват окажешься, - дескать нечего мне помогать, я НОРМАЛЬНЫЙ, я ТАКОЙ ЖЕ КАК ТЫ. Такой как я, говоришь? Тогда давай, братец, иди на двух ногах. Что, не получается? А какого же тогда рожна ты еще меня винишь в том, что у ТЕБЯ не хватает ноги? У тебя, горделивый урод, а не у меня! Почему я должен чувствовать вину от того, что у меня две ноги? Почему бы тебе не запихнуть свою гордость поглубже, не мучить себя и других? То, значит, некоторые из вас такие гордые, что не хотят, чтобы замечали ваш недостаток, а другие же напротив, играют на жалости, стоя в переходах с протянутой рукой.
И как, скажите, мне относиться к вам?
Ведь есть какое-то чувство - сострадание, жалость, сопереживание - которое возникает во мне вопреки моему желанию. Возможно, возникает оно из-за того, что я задаюсь вопросом: "а что если я буду таким же?". Возможно механизмы возникновения его лежат в другой плоскости, в той же, в какой возникает жалость при виде побитого одноглазого щенка, безмолвно ползущего по улице, жить которому осталось пару дней.
Я не знаю, откуда это чувство появилось, но нельзя не признать, что оно есть. И глупо, я считаю именно глупо, обижаться на него. А так получается, что я от возникновения этого чувства должен еще и чувствовать вину.
Как бы ни старались уравнять в правах одноногого и двуногого - этого никогда не произойдет, даже если закон говорит обратное. И самое абсурдное, что это знает как одноногий, так и двуногий. Но всё же: гордость, обиды с одной стороны и сострадание, чувство вины с другой.
Одноногий мне возразит: "ты не знаешь, каково это - не иметь ноги". Да, черт возьми, я не знаю это и знать не хочу! И я не собираюсь это узнавать, как не собираюсь из чувства солидарности к больным заражаться какой-нибудь болезнью. Иногда так и хочется спросить у некоторых калек: "тебе будет легче, ты удовлетворишься, ты перестанешь корчить из себя обиженное существо, если я отрежу себе ногу?".
Заснул я только под утро, с чувством глубокого раздражения и опустошения.
Часть 4
На следующий день я снова пошел в парк с целью разыскать девушку. Но ее не было. Ее не было и через два дня, и через три дня. На четвертый день в почтовом ящике я обнаружил письмо без обратного адреса.
Здравствуйте, Евгений. Вы наверное задаетесь вопросом, откуда я знаю ваше имя. Я давно за вами наблюдала, вы часто бываете в этом парке. Я знаю где вы живете, знаю где работаете, знаю дату вашего рождения, знаю даже какую музыку вы любите слушать, я многое о вас знаю...
Вы меня заинтересовали очень давно, полгода назад, и, прошу вас, не вините меня за то, как я себя повела в первый день нашего знакомства. Я так ждала этой встречи и хотела, чтобы именно вы начали знакомство, и была сильно взволнована, когда вы заговорили со мной. Наверное я смутила вас своим поведением. Просто... знаете, когда люди узнают, что я - немая, они начинают меня жалеть. А я не выношу жалость в свой адрес. Поэтому так отреагировала, когда сказали мне, что вам очень жаль. Простите.
Почему лишь жалость и сострадание исходят от людей? Неужели если я имею какой-то физический дефект, порок, я уже воспринимаюсь как существо второго рода, как бездомная ободранная собака, которую обходят стороной, не желая связываться? Почему нельзя принять, что я такой же человек как и все остальные? Да, я не могу говорить, не могу петь, и я многое бы отдала, чтобы заполучить голос, но, видимо, такова Божья воля. Но, поверьте, Евгений, у меня есть сердце и я чувствую точно также как и вы. Представьте себя на моем месте, разве вам будет приятно, если люди кроме вашей немоты ничего не будут замечать в вас? Вы можете быть прекрасным ученым, прекрасным музыкантом, просто прекрасным человеком, но для окружающих вы будете прежде всего немым. И все ваши успехи отойдут на второй план.
Я рада, что вы наконец-таки заметили меня. Еще раз, простите меня за то, что поставила вас в неловкое положение. Ни в коем случае не чувствуйте за собой вину. До встречи.
Мария.
Я лежал у себя на кровати и перечитывал в пятый раз письмо. Что можно ощутить, когда получаешь такое? И как реагировать? Я ощутил такую гамму чувств, какую не припомню с детских лет. Здесь было всё - изумление, удивление, негодование, растерянность и много другого, что невозможно описать. Мне всё это казалось каким-то не естественным, казалось, что этого просто не могло со мной произойти и будто это чей-то розыгрыш. Но всё же было приятно, чертовски приятно!
Но что мне делать дальше? Я не знаю ни ее адреса, ни где она бывает. Да и в парке ее уже не было четыре дня. Эта игра в одни ворота меня угнетала.
Всю следующую неделю я по нескольку раз в день ходил в парк. Но ни разу ее не встретил. Когда был дома, наверное каждый час спускался к почтовому ящику в надежде найти в нем письмо. Но кроме агитационных и рекламных листовок ничего не находил. На работе я не мог сконцентрироваться и думал только об этой странной девушке. Ее единственное письмо я перечитывал каждый день, пытаясь найти какой-то скрытый смысл. Быть может она зашифровала что-то в этом письме? Быть может это письмо-загадка? Эта болезненная навязчивость привела к тому, что я стал выпивать. Один, в тишине своей безжизненной одинокой квартиры. В итоге я стал чувствовать, что схожу с ума.
Иногда, после очередной бутылки я начинал кричать сам на себя, нарушая тишину своей квартиры.
- Черт! Да кто это девка?! Что ты на нее тратишь свои нервы? Посмотри на себя, на кого ты стал похож. Да ты сходишь с ума, ты просто кретин! Не позволяй себе, не позволяй ей...
Соседи стучали в стены, и я им отвечал тем же.
Часть 5
Я взял отгул и ушел в запой. Неправда, если кто-то говорит, что запой только вредит. Я пил и с каждым днем мне становилось лучше. Через несколько дней я уже совершенно не помнил причины своих тягостных переживаний. Я вновь прокручивал тот эпизод в парке, и кроме смеха он у меня уже ничего не вызывал. Каким же я был тогда бессознательным, наивным как ребенок, который верит в Деда Мороза. Вся ситуация предстала мне такой смешной, что я рассмеялся во весь голос, сотрясая воздух затхлой комнаты. Стук проснувшихся соседей в стену продолжался еще несколько минут, пока я не заснул. Но я засыпал с абсолютным убеждением, что мой разум наконец-то победил чувства.
Эпилог
Весь последующий месяц я прожил как обычно - всё те же люди, те же разговоры, тот же я, такой как прежде. И эта болезненная, дикая мысль о какой-то сверхчувственности пропала точно также, как та немая девушка, которая на несколько дней взъерошила мои успокоившиеся смирившиеся чувства. Как то письмо, которое я сжег вместе со своими ложными, теперь я убедился в этом, мыслями. Сейчас я даже не уверен, что вся эта история с девушкой была реальной. Быть может это было кратковременное помутнение рассудка, или галлюцинация на почве усталости. Но разве теперь это имеет значение, когда я нашел себя? Я выхожу на улицу, втекаю в людской поток, вдыхаю этот привычный воздух, и говорю: "это не имеет ровным счетом никакого значения!"