Сразу у угла перед процедурным кабинетом специфично воняло какой-то дезинфекцией и антибиотиками. Да, они пахнут, антибиотики, как говорили бывалые больные с большим опытом лежачей жизни.

Перед поворотом была палата, в которой одиноко болела ничья бабушка. Из-за вечно приоткрытой двери пахло тоже не очень вкусно. Слишком изнеженных и не привыкших к стационару, отправляющихся на вечерний укол не очень обильно, но жёстко сташнивало обычно перед самым поворотом, сразу после палаты бабушки.

Хуже всех делала уколы в вену проработавшая пятнадцать лет процедурной сестрой, но выглядящая сущим подростком худенькая медсестра Анечка. Иногда её за это били больные. Прямо по лицу. Лицо оно вообще не в состоянии скрыть ни обиду, ни наказание. Всё на нём видно. Особенно свежее наказание.

В процедурном кабинете Анечка всегда располагалась таким образом, чтобы свет освещал ненаказанную часть лица. Создавая тем самым досадно мешающую тень, Анечка ещё чаще промахивалась и потому всегда советовала вновь поступившим приобрести пару тюбиков гепариновой мази. Глупые и жадные думали, что Анечка просила для себя. Нет! Для себя Анечка покупала мазь самостоятельно, выкраивая нужную сумму из мизерной зарплаты медработника.

Вообще, как человек Анечка была намного лучше, чем как медсестра. По вечерам, во время своего дежурства, она играла на гитаре в мужском туалете и пела жалобные песни перед страдающими бессонницей курящими пациентами. Не особо привередливые тайком, прослезившись и растрогавшись от песен, пользовались невыразительными Анечкиными прелестями, шаря волнующимися руками в том месте, где у женщин обычно расположены груди. Неудачники почти всегда высмеивались товарищами. В больнице ничего нельзя скрыть. Здесь всё на виду.

Больные, лечась тщательно и продолжительно, менялись не часто, а потому все успевали помногу раз подружиться, поссориться и снова помириться.  Иногда даже образовывались незарегистрированные пары. Неуживчивых обычно выписывали без всякого больничного листа. Обучение правилам общежития происходило быстро. Бывали, конечно, исключения...

Порядок в отделении, железной рукой наводил лечащий врач, оставшийся вместо вечно болеющего зав. отделением, подселяя проштрафившихся неугомонных больных в палату к бабушке (если резвилась женщина), или в палату рядом. Для мужчин. Там, кажется,  длительно жил одинокий дедушка.

Но страшней самых жестоких процедур считалась пытка питанием. Утром в обед и вечером. Здесь требовались не дюжие мужество и сила воли. Не просто отважиться съесть сосиску, напоминающую внешним видом отрубленный, но предварительно сломанный в нескольких местах палец, покрытый бородавками, в окружении картофельного пюре серого цвета из мороженой картошки, да ещё без соли. Первые блюда обычно никто и никогда не ел, а третье, никого не спрашивая согласия, насильственно наливала санитарка тетя Маша из алюминиевого чайника с намалёванной красной краской надписью «ДЛЯ НАПИТКОВ» в опрометчиво оставленные на тумбочках кружки. Узнав, что она испортила больному недопитый ананасовый сок или кефир, тётя Маша всплёскивала свободной рукой и обещала впредь быть внимательней. Тут же забывала и в соседней палате клялась заново.

Первые блюда употреблял в пищу один единственный больной. Весь в наколках дядя Ваня. Обычно он всегда говорил одну и ту же фразу: "Жрачку нам из СИЗО доставляют. Я эти запахи хорошо знаю. Во всяком случае, достаточное количество дают".

Иногда случалось так, что больной выздоравливал. Все его шумно поздравляли, даже врач и медсёстры и несколько недель выписавшийся ностальгически приходил покурить и поболтать со старыми товарищами. Потом появлялся всё реже и реже. Видимо забывал. Но тут и не до него уже было. Появлялся кто-нибудь новенький. Ведь люди рождаются для того, чтобы  болеть...

2006

Степан Ублюдков

Используемый материал: Список больных Н-ного отделения, История болезни №452 Ивана Степановича Улюлюкова, Самоучитель игры на шестиструнной гитаре, Особенности поведения полов (инструкция для служебного пользования).