Савелий не испытывал никаких угрызений совести, когда старик вырубился и захрапел, прямо с зажженной цигаркой торнувшись на незастеленную кровать. 
После этого Савелий уже без опаски еще раз обследовал буфет и решил прихватить с собой кое-какие снадобья. Он дотошно изучил все надписи, но так и не обнаружил ничего похожего на “увеличивающее” зелье. А вот “ГАДОСТЬ ЧЕРНАЯ” обнаружилась — в закутке, возле пакетика со шприцами. По иронии судьбы рядышком стояла склянка из-под йода с надписью “ГОРЬКАЯ ЛЮБОВЬ”.

Ему удалось отыскать и тот пузырек, из которого опоил его Микишка. Теперь Савелий сумел прочитать всю надпись. “ГНОМЬЯ ЛЮБОВЬ”, — значилось на этикетке. А вовсе не “ГОРЬКАЯ ЛЮБОВЬ”. Старик обознался.
Какая злая шутка!..

Но именно эта надпись и подтолкнула Савелия к дальнейшим действиям. План созрел в голове в одно мгновение. Савелий забрал “ГНОМЬЮ ЛЮБОВЬ”, “ГАДОСТЬ ЧЕРНУЮ”, “РАЗМОРЁН”, “ГОРЬКУЮ ЛЮБОВЬ” и пакетик с одноразовыми шприцами — в общем, все, что мог утащить за раз. Доставив груз на опушку леса и спрятав под кустом, Савелий решил было пополнить свои запасы снадобий и позаимствовать у старика еще кой-чего, но когда огородами вернулся в Верховье, увидел лишь пожар, полыхавший на месте Микишкиного дома, да соседей, неумело пытающихся его потушить.

Колдун сгорел, так и не успев проснуться. Об этом Савелий узнал позже, из пересудов. И, признаться, не особо расстроился: ведь он отомстил-таки старику.
Можно было приступать к следующему пункту намеченного грандиозного плана.
Он тайком совершил путешествие к Анастасии Макарьевне, бабушке Маши. Схоронившись во дворе, целых три дня подслушивал ее разговоры с соседками — пока не выяснил, что Маша с мужем приезжать в этом году действительно не собираются.

Стоял уже август, и надо было торопиться, поскольку Савелий побаивался наступления холодов: шорты и дождевик могли его не спасти. Тогда он решил ускорить события и подлил Макарьевне в заварочный чайник немного из склянки с надписью “РАЗМОРЁН”.

Убивать старуху Савелий не собирался.

Макарьевна слегла с сильнейшим недомоганием — точь-в-точь как рассказывал в свое время  Микишка. Вызванная врачиха ничего у нее не нашла, а потому старушка вообразила, что пришел ее черед помирать. И, в полном соответствии с планом Савелия, отписала племяннице в Москву.

Ответное письмо Савелий выкрал из почтового ящика, прочитал и вернул на место. Пора переходить ко второй части плана, решил он.
На обустройство засады ушло несколько дней, но Савелий управился аккурат до начала сентября. На ветки, нависавшие в метре от тропинки на высоте чуть больше нормального человеческого роста, он набросал свежесорванных сучьев, а потом постелил еще и дождевик. Туда же он переправил “вооружение”: три шприца, “ГНОМЬЮ ЛЮБОВЬ”, “ГАДОСТЬ ЧЕРНУЮ” и “ГОРЬКУЮ ЛЮБОВЬ”. К веткам повыше Савелий примотал пару веревок, по которым можно было при необходимости спуститься с дерева в кусты и быстро удрать.
Когда Маша будет проходить рядом с засадой, он привяжет себе на спину наподобие кислородных баллонов два шприца, наполненные “ГНОМЬЕЙ ЛЮБОВЬЮ” и — на всякий случай — “ГАДОСТЬЮ ЧЕРНОЙ”, спустится по веревке так, чтобы оказаться на уровне шеи проходящей Маши, а затем раскачается и, вытащив из-за плеча шприц, сделает неверной укол — дозу “ГНОМЬЕЙ ЛЮБВИ”, такую же, какой его когда-то одарил за бутылку колдун Микишка. 

Он будет Амуром, который выпустит в Машу свою стрелу. Ведь когда зелье подействует — а подействовать оно должно, по словам старика, чуть ли не мгновенно, — Маша станет ростом как раз с Савелия. И волей-неволей будет принадлежать ему. Ему одному.

…Подумав об этом, Савелий улыбнулся. Ловко же он все подстроил. Если Маша явится не одна, он воспользуется “ГАДОСТЬЮ ЧЕРНОЙ” — разумеется, вколет отраву не Маше, а тому, с кем она приедет. Например, Игорю.
Хорошо бы он приехал. Узнал бы, как отбивать девчонок.
Савелий потянулся, крякнул от предстоящего удовольствия, потом открыл склянки с зельем и поочередно наполнил два “боевых” шприца. Примостив их за спиной, иглами кверху, он вдруг подумал, что неплохо бы заправить и еще один шприц — “ГОРЬКОЙ ЛЮБОВЬЮ”. А что, пусть лежит. Он пригодится в том случае, если весь план сорвется. Тогда Савелий сделает сам себе инъекцию, чтобы раз и навсегда потушить в душе всякие чувства к Маше. Он умеет признавать поражения.

Но это — крайний вариант. Просто Савелий привык продумывать все до конца.
Он заправил и этот шприц. Делать это пришлось полулежа, чтобы не дай Бог не пролить содержимое тех шприцов, что за спиной. Затем Савелий подготовил веревку, по которой собирался спускаться, положил третий шприц рядом, лег на живот, раздвинул листья, чтобы тропинка хорошо просматривалась, и стал ждать.

Маша приехала первым автобусом. И она была не одна.
Сначала на тропинке появился малыш лет пяти с красным мячом. Мальчишка был верткий, ни шага спокойно не мог пройти и все подбрасывал свой мячик или пинал его. Обалдуй, рассердился Савелий. Залепит еще ненароком в засаду.
Но он мгновенно забыл о малыше, когда из-за поворота показалась Маша. Как он и думал, сердце узнало ее сразу. Ни светлый плащ (в такую-то жару!), ни косынка, ни чемодан в руке не ввели Савелия в заблуждение. Это была Белоснежка.
Маша, видимо, устала с дороги да от этого чемодана. Она шла ссутулившись, сосредоточенно глядя себе под ноги. “Ничего, сейчас развеселишься. И пацаненок этот нам не помешает”.

Савелий вытянул шею и выглянул из-за листьев, чтобы проверить, где малыш. Мальчишка уже почти миновал засаду. Вот и ладненько.
- Мама, лови! — вдруг прорезал утро звонкий голосок.

И малыш пнул мяч с рук вверх и назад, к Маше.
Савелий почувствовал страшный удар снизу — мяч угодил прямехонько в ветки, на которых он лежал. Савелия подбросило, как щепку, ударило об один сук, другой, а потом он с ужасом ощутил, как в шею ему воткнулись иглы шприцев, которые были за спиной. Мало того, очередное столкновение с веткой оказалось крайне неудачным: Савелий налетел на нее поршнями готовых к употреблению шприцев, и в шею через иглы тотчас цыркнула жидкость, мгновенно ставшая горячей. То был восхитительный и смертельный коктейль из “ГНОМЬЕЙ ЛЮБВИ” и “ГАДОСТИ ЧЕРНОЙ”.

Падая со своего наблюдательного пункта и уже теряя сознание, Савелий задел шприцами за какой-то сук, и их оторвало. Из последних сил несостоявшийся убийца схватил свисавшую полу дождевика с летящим вниз последним, третьим шприцем, но в это мгновение пожар, вспыхнувший в шее, охватил всю голову, и Савелий понял, что умирает.

Он очнулся от укола в руку. Открыл глаза.
- Дядя умер, да? — серьезно спросил мальчик с красным мячом в руках.
- Нет, у него, наверно, был приступ, — ответила Маша, склоняясь над Савелием. - Теперь лучше?
- Лучше, — прохрипел Савелий.

Он лежал на тропинке — очевидно, это они выволокли его из кустов. Он был укрыт собственным дождевиком. Голова кружилась, и это мешало соображать.
- А мы уж думали, Савелий, что тебе каюк, — облегченно вздохнула Маша и вымученно улыбнулась. — Откуда же я знала, что ты диабетик?
“У меня нет диабета”, — хотел возразить Савелий, но не возразил. Он прислушивался к своим ощущениям. Он чувствовал страшную усталость и зверский голод. Что-то тут было не так.
- …А когда увидела рядом с тобой шприц, то сразу все поняла, — продолжала Маша. — Надеюсь, я все правильно сделала?

Савелий сел. Кажется, он начинал что-то понимать.
Господи, да он же стал прежнего роста!..
Это открытие настолько шокировало его, что он с недоумением принялся разглядывать собственные руки и ноги. А потом спохватился и сунул руку под дождевик. Шорты, хоть и порвавшиеся в тех местах, где были скреплены булавками, остались на нем.
- Что же ты по лесам-то в такую рань бродишь, если больной?  Да еще в таком виде… А, Савелий-который-не-Крамаров? Сделал бы заранее укол инсулина… Не окажись мы тут, окочурился бы ведь! Хорошо еще, что шприц с собой прихватил.
- Шприц? — Наконец-то до Савелия начало доходить, что произошло.
- Ну да. Рядом с тобой я его нашла. Наполненный шприц. Ты, видно, сам хотел себе укол сделать, но тут тебя и схватило… Вот я и сделала тебе инъекцию. И как только в вену попала — их же у тебя не найти… Кстати, а чего ради ты по кустам-то перся, а не по тропке, как все нормальные люди? Если б не мячик, мы б тебя и не нашли.
- Я… я по грибы, — с трудом разлепив губы, объяснил Савелий. - Места грибные посмотреть.

В этом шприце был не инсулин, хотелось прокричать ему. Там была “ГОРЬКАЯ ЛЮБОВЬ”!

Получается, что “ГНОМЬЯ ЛЮБОВЬ” и “ГАДОСТЬ ЧЕРНАЯ” в смеси нейтрализовали друг дружку и дали обратный эффект, вернув Савелию прежний рост. Но инъекция, которую сделала ему Маша, по ошибке приняв его бессознательное состояние за приступ диабета, уничтожала всю радость от этого факта — ведь она погубила любовь в его сердце.

Савелий посмотрел на Машу и заметил, что под глазом у нее притаился маленький прыщик, а вокруг глаз явственно проступили морщинки. Сами глаза были просто серые, без всяких золотых лучиков. Вообще, она была не накрашена и выглядела какой-то побитой. Пообтрепавшейся, если можно так сказать. “И за что я ее любил?” — мысленно спросил себя Савелий.
Взгляд его перекочевал на малыша. Маша это заметила.
- Вот, знакомься, — засмеялась она. - Это наш с Игорем сын. Знаешь, как его зовут? Сынуля, скажи дяде, как тебя зовут.
- Савик, — послушно ответил мальчик, вывернулся из-под материнской руки и вместе с мячом устремился куда-то в кусты.
- Савик? Это что же… Савелий, значит? — ошеломленно пробормотал Савелий.
- Мы его в твою честь назвали, — пояснила Маша с улыбкой. — В честь моего главного спасителя.

Что-то сжало Савелию-старшему горло. Какое-то новое, незнакомое чувство.
- Ты как, оклемался? — заботливо осведомилась Маша, когда он поднялся и натянул на себя дождевик. — Может, до дому тебя проводить? Или сам дойдешь?
- Дойду, — буркнул он. Ему нужно было еще о многом подумать, а для этого лучше всего остаться в одиночестве. — Спасибо.
- Ну, теперь мы с тобой квиты, — заявила Маша. — Ты меня спас, а я тебя.

Савелий кивнул и посмотрел на маленького Савелия, который вылез из кустов с какой-то склянкой в руке.
- Мама, смотри, что я нашел! — завопил малыш.
Маша повернулась к нему.
- Брось сейчас же! Подбираешь всякую гадость!

Мальчик с видимым сожалением бросил. Склянка подкатилась к ногам Савелия-старшего. Он посмотрел вниз и увидел на пузырьке полусорванную этикетку “ГНОМЬЯ ЛЮБОВЬ”. И вдруг понял, что склянка-то пустая. А ведь в ней оставалось еще немного зелья и после того, как он собственноручно наполнил шприц. Вылилось? Или… Уж больно у пацаненка глаза хитрые. Не выпил ли?..
Нет, все-таки нет. Не может же судьба так глупо подшутить, когда все хорошо закончилось. Почти хорошо.

Маша на пузырек даже не взглянула. Она подняла чемодан.
- Ну, мы пошли, — бодро сказала она. - Не забывай вовремя уколы делать.
- Не забуду, — согласился Савелий-старший. Хорошо, что она не стала больше задавать никаких вопросов. Например, почему он босой.

Он долго смотрел им вслед. Смотрел, как уходят совершенно чужие ему люди, которые почему-то помнят и любят его, дурака.

Когда они скрылись из виду, Савелий со злостью втоптал в землю пузырек, укравший у него жизнь… и вернувший ему ее.