Дела эти были давно, в году этак 91-92. Но после путча, точно помню. Мне было тогда 20 лет, приехал я в Москву за знаниями, деньгами и развлечениями, ибо в нашей глуши этого нихуя не было, и заебался я от этого прозябания конкретно. Поселился я по наводке в одной студенческой общаге. Ну, общага как общага, и, как обычно, комендантша сдавала один этаж налево, всяким работягам, хачикам и лимите типа меня. Ну, я денег предложил нормально, она меня поселила одного, оформила как дворника, а мёл за меня какой-то её родственник. В общем, все были довольны.

Я начал потихоньку осваиваться в первопрестольной. Сразу понял, что ебалом тут нихуя щёлкать нельзя, если не наебёшь, то тебя наебут. Нос поветру, в карманах кулаки. А в общаге народ милый попался, можно сказать душевный. Часто мы собирались у кого-нибудь в комнате и пиздили за жизнь, делились, так сказать, опытом. Я уже к тому моменту устроился работать в котельную, что в рядом была. Хуле, заебись, пришёл, показания приборов снял, и сиди, своими делами занимайся. А в следущий раз приходил через трое суток. Остальное время посвящал собственному развитию и процветанию.

И на одной из таких вечеринок я познакомился со своей соседкой. Точнее, поближе познакомился, потому что просто познакомились мы уже в первый день, когда я заехал в общагу. Звали её Сонечка. 30 лет. Такая евреечка, но не чистокровная видать, потому что худая и жопы нет. А может чистокровная как раз, потому что брови густые, как у Брежнева, и сросшиеся. Мне казалось, что она переносицу между бровей брила переодически. Хуй знает…

Ну так вот. Седели мы сначала далеко друг от друга, но потом, когда народ устал, начал бродить, она пересела ко мне на соседний стул. Такая пьяненькая уже была. И начала мне рассказывать про свою жизнь. Что муж у неё всеми днями где то занят, и чем он занят непонятно, приходит часто ночью и бухой. А у них дочка, дочке скоро в школу. И дочка мужа не видит. И такая паибень вот в жизни у неё. Слушал я всё это, кивал, соглашался, что блин, не дело так жить, надо как то к лучшему стремиться… И хуй знает, как долго она плакалась бы мне, как начались танцы. Чуваки притащили аппаратуру, цветомузыку, подключились, и начался такой деревенский дискач, когда пять быстрых, потом один медляк, и так далее. Соня прервала свой монолог, налила себе и мне водки и говорит «Давай выпьем, а потом потанцуем». Ну давай, хуле, у нас в деревне все танцуют. Когда мы вышли на поле, начался медляк, как щас помню, Still loving you Скорпов. Свет перестал мигать, включился «Снегопад». Соня положила мне руки на плечи, я ей на бедра, и мы начали топтаться на месте, поворачиваясь вокруг своей оси. Тут я почуствовал, что Соня меня кантует куда-то в уголок, из центра площадки. Когда она, изображая танец, вытолкала меня и развернула спиной к народу, я почуствовал какое то прикосновение в области паха. Я понял, что это рука Сонечки, воспользовавшись создавшийся темнотой и нашим пространственным расположением,  гладит через джинсы мой хуй, который совершенно независимо от моего желания уже напрягся в штанине. И не просто гладит, а со знанием дела, массируя кончик члена. Блять, хую было хорошо, а вот мне… Мне хотелось поставить эту Соню на колени и засунуть своего толстого друга промеж её накрашеных губ, что бы она съела всю свою помаду, насасывая мою елду, а потом ей кончить так, что бы, блять захлебнулась, сучка. Мечтал я не долго, потому как песня кончилась, и пошло опять диско. Засверкала свотомузыка, все пустились в скач. И Соня то же, как будто ничего и не было.

Но я понял, почуствовал, что настанет день, и я буду ебать эту бабу во все щели…

И вот, сцуко, ебал я как-то Сонечку раком (фамилия её была, не поверите, Мармеладова), и по причине того, что не видел её лица, мог думать на отвлеченные от её бровей темы. И сделал я такой вывод, что не любят бабы, когда их мужики дохуя пьют и где-то ходють по ночам. Бля, песпесды, баба тоже хочет развлечений, ласки и любви. Хули, чем она хуже своего мужа? То есть чем вы больше пьёте или пропадаете типа на работе, знайте, вашей бабе уже кто нить за щеку валяет, и в лохматку пялит. А чё, если одному мужику некогда, то другой всегда рядом в запасе. Пизда то не железобетонная, сцуко, хуйка просит. И не факт, что я не пялил какую нибудь из ваших пелоток, пока вы с дружками пивко с шашлычками зашибали, комрады. Но вы звиняйте, сами проибали пилотку.

Так вот, ебал, я Соню, сцуко, а дырка у нее разбитая вдрызг, мой кулак входит. Я минут 20 её пялю, кончить не могу. А ей нравится, бля, упершись в трубу, смотреть в манометр и себя на хуй натягивать. А я что не сказал, что ли? Я ебал её в своей котельной, хуле, тепло и уютно. Утащил, сцуко, от глаз чужих, от мужа-долбоеба, в свое логово. Ну, бля, не могу кончить. А она так пизду зажала пальцами (это чтоб воздух не вошёл, понимашь), слезла с палки и говорит: « А может ты в рот хочешь?». Развернулась, села на корточки, взяла мою залупу за щеку и начинает насасывать. Вот здесь у нас дело лучше пошло. Чувствую, волна двежется, накатывает. И в тот момент, когда я уже начал практически кончать, она, ебёныть, взяла слишком глубоко, закашляла и вынула мой хуй. Блять, нашла когда вынуть, сцуко! Я забрызгал всё вокруг. Оперативный журнал, стол, трубы и манометрами, самописцы, её еврейское ебало. Мне стало так ржачно, что я потерял весь интерес к ебли и просто плакал от всего происходящего. А потом, успокоившись, выдал ветошь этой манде, что бы протирала все нахуй. Оборудование после этого блестело, как яйца котега. Ну а про журнал сказал, что пиво пролил. Хуй знаит, мошь поверили, мошь нет...