Мне всегда завидовали. Моим способностям, успеху у женщин, карьере.

В детском саду я лучше всех читал стихи и танцевал. Мне всегда давали главную роль в спектаклях. Я хорошо лепил и рисовал. За это свои поделки я находил в киселе и каше, а рисунки, порванные на мелкие кусочки, рассыпанные во дворе. Девочки бегали за мной и просили их выбрать в следующий раз на роль зайчихи, подружки главного зайца. Им нравилось держаться за мою руку и прижиматься ко мне во время сценок. А мальчики пинали меня при каждом удобном случае. Я периодически  с ними дрался с переменным успехом. Воспитатели вытаскивали нас то из-за беседки, то из туалета с царапинами и слезами.

В школе я был отличником. Мне все предметы давались легко. Я все дело быстро, правильно и хорошо. Я помогал отстающим. Решал за них контрольные и писал доклады. Правда, совсем тупым дебилам это все равно не помогало. Они не понимали, что причина в них, и били за это меня в туалете и после школы, когда им удавалось отловить меня одного. Кроме общей школы я ходил в музакальную на шестиструнную  гитару. В классе восьмом мы собрали группу. В основном я был автором и солистом наших песен. Все девочки школы и даже часть учителей были наши.

Тогда, после новогоднего концерна, я в первый раз познал женщину. Это была девятиклассница Лена с большими сиськами и жопой. Она трахнула меня за сценой. Посадила на стул, стянула брюки, взяла член в рот и стала сосать. А потом, приспустив колготки и трусы, просунув мои ноги под себя, залезла на меня и начала ходить вверх-вниз, при этом жарко шептала: «Трахай мою грудь!». Я тискал её сиськи, вытащив их из лифчика (блять, какие это были буфера), сосал их, а он прыгала на моём члене, держась одной рукой за спинку стула, а другой залезла между ног. Я долго не мог кончить, а сколь раз кончила она я не знаю, но стонала она долго, а её влагалище стало плотным и таким как бы ребристым изнутри.

Накончавшись (а может запилив дырку до мозолей), Лена слезла с меня, не стесняясь надела трусы, подтянула колготки, поправила платье, поцеловала в губы и сказала: «Ты сладкий мальчик. Я всем подружкам расскажу!». Блять, она рассказала. Наша комната для репетиций за сценой превратилась в публичный дом. Я там трахал подружек Лены и просто ее одноклассниц, подружек одноклассниц и ещё каких то девок, которые приходили на наши репетиции и концерты. Гандоны я уже покупал коробками.

Однажды, в десятом классе, на празднике в честь 8-го марта я даже соблазнил молоденькую учительницу истории, красавицу Ирочку, которая пришла к нам в школу сразу после педагогического института. Она была самая шикарная в тот вечер. В коротком серебристом приталенном платье и туфлях на высоком каблуке. Мы с парнями припрятали шампанского и водки, пили водку втихаря для куражу, а девочек угощали шампанским, раскрепощая их. Я все свое внимание уделял Ирочке. И в конце концов мы оказались с ней за кулисами. У нее была маленькая грудь, она её очень стеснялась, но ноги! Это были две Эйфелевы башни. У меня кружилось голова от того, что в моих объятиях сама Ирочка. Я плохо соображал в тот момент и не придумал ничего лучшего, как усадить её попкой на клавиши открытого рояля, на котором мы сегодня играли «Let it be» и «Богемскую рапсодию». Я задрал ей платье, благо, оно было короткое, стянул колготки и трусики ей до пят, пролез между ног и засунул свой набухший и железобетонный от желания член в её красиво побритую мокрую щелку. Я совершал фрикции. Ирочка опустила свои ноги мне на плечи, её туфли в колготках своим каблуками в набойках царапали мне спину, а ручками она упиралась в клавиши. И её попа и ручки, а иногда мои яйца выписывали мелодию, напоминающую пуппури из «Чижика-Пыжыка» и «Woman In Love» Барбары Стрейзанд.

Бля, с тех пор люблю фортепианную музыгу.