Они познакомились еще в детском саду. История знакомства темная, закончившаяся ударом совком по голове и прилетевшим в ответ ведром. Что и положило начало настоящей дружбе. Они напоминали братьев-близнецов, и не просто дополняли друг друга, но и еще Наскоряк умудрялся заканчивать предложения, которые начинал Накрайняк. В первый день нашего знакомства я офигел от такого. В первый раз увидев людей, настолько разных и все-таки настолько близких и одинаковых.
Наскоряк вполне соответствовал своей кликухе, и был тощим шустрым малым, чуть больше метра- восемдесят, этаким субтильным холериком. Там, где прошел Наскоряк, периодически что-нибудь билось, падало, звенелои ломалось.  Накрайняк, был наоборот, вдумчивым, неторопливым, серьезным парнем,  ростом чуть больше двух метров и слегка флегматичным по характеру. Двухъярусные кровати были ему по грудь. А я, так ему вообще, как говориться, в прыжке в пупок дышал
    Однажды, цыганенок Аркаша, что бы вывести из себя Накрайняка целый день доставал его. В конце дня, когда уже Аркашка отчаялся довести его до кипения, услышал: «Эх, уябать бы, тебе сейчас».-Накрайняк даже показал как, свой огромный, с пивную кружку кулак он ударил о ладонь другой руки и растер. Наскоряк подскочил сзади и обхватил, и придержал Аркашу.
- А я вот его подержу, давай уяби, хочешь, челюсть зафиксирую? Аркаше этого хватило, он стал отмазываться, и шутить,  и спустил на тормозах, погасил конфликт. Да и все знали, что Аркаша больше чудит, чем залупается.
Накрайняк был уже женат, и у него уже был сын. Мы все удивлялись, как так Накрайняк умудрился родить ребенка. С его тормозами по жизни, и безграничной флегмой. Но за видимым безразличием к внешнему миру внутри у него пылал еще тот вулкан страстей.
Наскоряк же, рассказал, как его друг методично и серьезно ухаживал за будущей женой. И как уже в 10 классе умудрился сделать ее беременной. И как выдержал все:- и наезды учителей, и скандалы родителей, и как, в конце концов, взял свою жену за руку просто увел к себе домой, чтобы она не решилась сделать аборт. В комсомольском билете у него была фотка жены. Обыкновенная такая девушка, таких, как говорится, миллионы. Чем она его взяла не знает ни кто, даже самый близкий друг Наскоряк.
Наскоряк наоборот, пришел в армию свободным от грез и мечтаний о девушке. Он считал, что лучше пусть никто не ждет, чем ежедневно мучить себе голову глупыми мыслями о верности. На духанке, Накрайняк был настолько уверенным в себе, и не пробиваемым, как танк. Цыганенок Аркашка, стал вторым лучшим другом, после обещания «уябать», перестал стебаться, и стал с уважением относиться к спокойной уверенности Накрайняка. После карантина нам наконец-то разрешили выходить из расположения роты. И мы периодически скидывались на сладкое отправляли Накрайняка в чайную, или как и везде ее называют –чпок или чипок или чепок, да и не все ли равно. В Чепке, Вадик занимал очередь, спокойно достаивался, брал то что мы заказывали, в основном курабье и прочие печенья, заварку и сигареты. Когда он уходил в чепец, мы сидели у окна и ждали, когда он выйдет, ну и так от нечего делать я тренькал на гитаре, а Наскоряк рубился в шашки с Ивановым, он же Вано.
Если кто-то лез вне очереди, Накрайняк ласково брал его за шиворот и отодвигал в сторону. Многие думали, что это чувак с дизеля откинулся,  ну там фазан или дед какой, а то, что тихий, так дизель немало что с людьми делает. И вот через пару недель дед со второго батальона узнал, что Накрайняк – дух. Он выдернул Накрайняка из очереди,  и повел его за клуб, в котором и была чайная. Мы увидели, что Накрайняк и еще три человека пошли за клуб. И рванули  из роты за ними. Как говориться гуртом и батька бить сподручней. Мы уже почти добежали до них и слышали голос Накрайняка
-Товарищ сержант, что вы деретесь? – мы завернули за угол. Дед пытался допрыгнуть до лица, но не доставал, Накрайняк уворачивался, пользуясь своим ростом.- Товарищ сержант, ну что вы деретесь,- деды начали ржать. Сержант подпрыгнул еще раз и был на взлете припечатан ударом по голове кулаком размером с пивную кружку. Тело сержанта описало дугу и сказать что он рухнул, не сказать ничего. Сначала в снежный наст вошла голова, сантиметров на тридцать, потом  голову догнало все остальное.
-Аут, сказал Наскоряк, минуты на две, можете засекать.
-Парни а вы с какой роты?
-Вторая третьего
-Блять, молодые отморозки, у вас там старшина еще даг?!
-Да, Мага.
-Ждите вечером, прийдем.
-А нахуя, спросил Накрайняк,- вали их поцыки.
Нас было четверо, их двое, да и не похуй ли кого рвать? Отоварили по полной, пинали уже упавших на землю, со злости, заебали –деды, фазаны, черпаки. Отобрали все, и ремни и новые оглаженные по моде шапки, вытянутые на Уставе, по форме почти папахи.
Ночью, после отбоя пришли деды со второго батальона. Выхвали Магу. Тот вошел в расположение позвал
-Накрайняк, вставай, к тебе пришли.
-Товарищ старшина, вы же сами сказали после отбоя никаких тусовок, толко в туалет.
-А вот ты и иди в туалет, как раз туда и зовут.
Накрайняк, встал, оделся, обулся и пошел в толчек. Старшина оглянулся, все ли вошли в сортир и спросил
-Певрый взвод, я не понял, вашего товарища там пиздят, а вы спите, что за хуйня? - И еще не успел дать команды, как весь взвод бежал к туалету, на ходу кто хватал табуретки, кто наматывал на руку ремень.
- Первый взвод куда нахуй. – старшина снисходительно улыбался, план удался, он не причем, это духи такие, отморозки бля. Когда мы ворвались в умывальник, там уже делать особо было нечего, Накрайняк  что под руку попало, тем и охуячил дедов со второго батальона. Их было пятеро, все в разных позах лежали на полу умывальника. Пока мы слушали старшину и бежали в сортир, было минута, ну полторы.
-Накрайняк, чем ты это их?
-Да вот цапкой,- он показал на маленький ломик.
-Блять садюга,- Вано присел возле задыхающегося деда. –А этого чем?
-А этого ногой. Дед попытался встать, и Накрайняк снова пнул его, красиво, почти как Брюс Ли.
-Вот так примерно - Показательное такое маваши. Дед снова рухнул на пол.
-Слышь Накрайняк, а каратэ ты где учил?
-Ты что дурак, я в кино только видел.
-Эй, духаны, повеселились? Отбой нахуй!-В дверях показался старшина. – Крайнов, что так в умывальнике грязно?  Хуясе, кровь на стенах, на полу, давай убирай.
-Товарищ старшина, это не я насрал, это они.- Накрайняк снова включил тупого.
-Ну, раз так то пусть они и убирают, старшина не упустил случая зачмырить второй батальон. Кто будет залупаться, пизди, не жалей, - Мага развернулся и пошел к дедам пить чай, в каптерку,- Не хуй залупаться на мою роту. Я, еще когда сказал, будет самая крутая. Блять рексов выращу.

«Сбивая черным сапогом, с травы опавшую листву
Наш караул идет вперед и каждый к своему посту,
И каждый думает о том, что дома ждут и письма пишут,
Что дома ждут и письма пишут,
Тебя там ждут, тебя там слышат»

-Караул в ружье! Тревога!- сонно продираю глаза, снова, блять, строиться, бежать на мороз. Нихуя не охота, но надо. В помещение караулки уже суета, все мечутся, кто-куда,  с обшарпанной, покрашенной в коричневый цвет пирамиды беру свой автомат. Пирамида, как памятник служившим в части, каждый призыв старался нацарапать ДМБ и годы, проведенные в этой ебаной части. Ну и прочие «Ося и Киса были здесь».
-Что тревога-то? Спать пиздец как охота,- давлю зевок. Поправляю автомат на плече.
- В парке стрелял кто-то,- разводящий, поравил бушлат,- все, харош пиздеть, смена за мной бегом марш!
Прибежали в парк. На КДП узнаем, с какой стороны стреляли, бежим туда. Пар изо рта, холодный воздух рвет и обжигает глотку. Ночь, но светло, от снега отражается холодный лунный свет. На абсолютно черном небе звезды, как копеечные монеты, и луна как юбилейный рубль. Вокруг луны радужный ореол. Снова мороз  за сорок, сука этот Калатун-ага. Холод пробирает до костей. Мороз давит, не спасает ни бушлат ни подбушлатник, да и валенки, не обувь для бега, больше заебывают, чем помогают. Такое ощущение, что в капкане топаешь, и не греют совсем.
Часового нет нигде. Тишина. Луна, звезды, и далекий свет из окна КДП.
-Где часовой?- Разводящий останавливается, и пытается в темноте выискать взглядом фигуру, одетую в толстый белый тулуп. -Да хуй его знает, где. Короче, ты и ты, - налево, Леха, с Наскоряком на право. Найдете- свистите. Сам прикуривает сигарету,-  Что стоим? Кому спим? Ну-ка уебали щеглы плоскогрудые.
-Товарищ сержант, дайте сигаретку на двоих?
-Вот уж нехуй нахуй. Не маленький, хуй пасасешь,- сержант улыбается, его прет, он типа выебнулся.
-Вот, блять шутник, - думаю я,- а что жаба душит? Сука, чмо ебаное, жлоб фазановский.
Да уж, поиски часового это вообще кинокомедь. Представьте себе: - чтоб часовой выжил на таком морозе, сверху бушлата, подбушлатника, пэшухи и тельника на него одевают в длинный, до земли, толстый, и тяжелый, не сгибаемый и негнущийся ни в одном месте тулуп белого цвета (для маскировки наверное). Тулупы были настолько тяжелые и толстокожие, что в нем можно было спать, упершись полами в снег. Тело в такой одежде становится не то что неповоротливым, а еще и плохо управляемым. Туловище короче. Мы не раз веселились, роняя человека в таком тулупе в снег. Полчаса барахтанья обеспечено. Если не помочь, то самостоятельно встать можно, только сняв тулуп. Мне не понятно, какой мудацкий диверсант мог в мороз за сорок градусов, и ночью, красться на склады и автопарки, если даже  воробьи в полете замерзали и падали. А бродячие собаки забивались в любую теплую щель и лежали кучей, согревая, своими тощими телами друг друга. Картинка маслом:- диверсант, в мороз за сорок, и часовой, в таком тулупе, как говориться, комментарии излишни. Борьба сумо отдыхает.
Мы с Наскоряком, легкой рысцой ускакали за бокс, и уже там перешли на шаг. А ,что жопу то рвать? Солдат спит –служба идет. Снег поскрипывал под ногами.
- Блять, где Накрайняк?
-Эй, Вадька! Накряйняк!- мы стали орать, тишина. Только открылась створка ворот бокса. И медленный, и протяжный  скрип с переходом в дробь, и шорох.
- Лех, пойдем, глянем, что там.- Наскоряк, поправил автомат, снял с предохранителя. Я тоже стянул автомат, передернул затвори зашептал - Слышь, Наскоряк, ты направо, я налево. Выключатель скорее всего в углу. Спит Накрайняк чтоли? Погнали приколимся, ствол у него пизданем, постебаемся.
-Давай, давай, понеслась.
В углу бокса, где рубильник, темнел мешок, Наскоряк пошел включить свет и даже запнулся об него.
-Какой мудак, что здесь бросил? Угандошил бы,- Наскоряк отбил ногу и чуть не упал. В мешке что-то загромыхало. Да и сам мешок упал.
-Ты давай свет включай, нихуя не видно же.- Сзади уже были слышны шаги остальных караульных.
Наскоряк включил свет и дико завыл. Не об мешок запнулся он, о тело своего лучшего друга. Во рту у Вадима был ствол АКМ, и не было сзади пол головы. Когда он запнулся, тело упало на бок, и автомат выпал из рук трупа. На второй створке ворот осталось кровавое, розоватое пятно.  Наскоряк упал на колени и пытался обхватить тело друга, он  побелел и стал дрожать, крупной, как судорога дрожью. И все выл и выл, как собака. Я попытался отрвать его от тела, стал его трясти, он, казалось, не узнавал меня, и вяло как то нехотя отмахивался. Я отвесил ему пару пощечин.
-Братан, братан, ты что, ты что?! Ты меня узнаешь? Это я! Леха, Музыкант!-у меня до сих пор нет слов, чтобы описать эти ужасные эмоции. Ты леденеешь всем сердцем, ты не знаешь, что сказать и как поддержать. Не знаешь, как остановить это дикий вой, и успокоить друга. Да и что говорить? Потому что слова, это все пустой звук. Потому что нет человека, и нет никаких эмоций, все пустота. Все тишина, и все ни о чем. Пустая оболочка. Это боль, у которой нет названия, и нет сравнений.
Это потом ты найдешь и слова, и попытаешься как-то объяснить, и сказать что-то вразумительное. Это потом на тебя нагрянут слезы, и ты, не стесняясь будешь реветь, как баба, размазывая сопли по небритым щекам. Это потом  я нажрусь в сопли, в полный драбадан и разобью ебло замкомвзвода  за то, что знал. Все потом.
А сейчас, ты возьмешь письмо из остывших рук и прочтешь: «Прости, я  тебе изменила,  давай разведемся», и задашь себе вопрос: - НА ХУЯ?! Из-за чего? Почему? Что нет других баб?
- Блять, что делать та?- у сержанта дрожал голос, тряслись руки, и зуб на зуб не попадал.
- Надо связаться с караулкой, и ротному доложить,-  Я поперхнулся, в углу блевали Лягушкин и Иванов.
-Вон отправь Наскоряка и Иванова, поодному не отпускай, Наскоряка, вообще держи все время на глазах, у него шок, когда пройдет хуй знает. И хуй знает что будет, когда пройдет.
Началась суета, армейские врачи, командиры, допросы свидетелей, и черная тоска. И только верная гитара с разбитой сто раз клееной банкой, и пацанские  песни за жизнь.

Она идет и улыбается
У нее уже все решено..
        А под тобой земля качается,
А у тебя в глазах темно.