…В этот день он купил себе нож. Он сам до конца не понимал, зачем ему это нужно, но что-то подсказывало – если ты не сделаешь это сегодня, не сделаешь никогда. А если не сделаешь никогда, что-то пойдет не так. Не сказать, чтобы все шло так как нужно, как хочется, как водится у других, скорее даже наоборот, но своим ощущениям, особенно безотчетным и необоснованным, он привык доверять. И, ненавидящий магазины и очереди, больше, пожалуй, чем отсутствие чувства юмора, протиснувшись сквозь толпы лихорадочно выбирающих подарки горожан, он  купил себе нож…

…Алкоголь больше не приносил ни радости, ни облегчения. Никак не раздавался тот самый бриковский щелчок, ради которого, собственно, и пьет, пожалуй, большинство худо-бедно рефлексирующих. У молодого человека было все в порядке и с рефлексией и с самоанализом, однако, выводы и мысли о необходимости изменений так и оставались лишь эфемерными абстрактными умозаключениями, которые почти моментально забывались, смутно брезжа лишь в предутренние часы, разделяя себя с сигаретой. Теперь щелчок раздаваться перестал. Нерушимые и неоспоримые законы существования оказались фикцией, обманом, и требовалось время, чтобы это осознать…

…Ты пьешь не для радости, не для опьянения, у тебя есть четкая цель – напиться, чтобы подольше не кончать. Даже сам секс для тебя уже не важен – с утра ты не можешь вспомнить, как все было, сколько, и кончил ты в итоге или нет. А еще ты мог симулировать оргазм. А, просыпаясь, у тебя только одна мысль – успеть выпить еще пару банок пива – на старые дрожжи – чтобы подольше не кончать во время утреннего секса. Секс стал для тебя даже не рудиментарным инстинктом – он стал психосоциальным явлением. Одно дело читать об этом у Бегбедера, и совсем другое – стоя в серовато-сизом тамбуре электрички, судорожно затягиваясь, и прихлебывая пиво вдруг ощутить это настолько остро, моментально поняв, что это так, и ничего уже не изменишь, и, глядя на заснеженные крыши пролетающей мимо деревушки, вдруг навзрыд расплакаться…

…Ты знаешь, что ты делаешь не так. Знаешь, почему ты делаешь не так. Знаешь, что тебе за это воздастся. Знаешь, ЧТО тебе за это воздастся. Но не знаешь когда. И это – самое страшное. Однажды, несколько лет назад, друзья вытащили его на выставку экзотических животных: питоны, земноводные, обезьяны. Пауки. Честно говоря, он никогда не любил зоопарки, а уж тем более странствующие по городам выставки. Он примерно ожидал, что там увидит. Но, зная о его клинической арахнофобии, друзья решили лечить подобное подобным. Пошли вчетвером. Он мог предположить массу вариантов своих эмоций, их глубины, силы. Но в очередной раз – хочешь удивить Бога – расскажи ему о своих планах. Совершенно предсказуемо он испугался пауков. Не так сильно, как ожидал. Стараясь не смотреть на копошащиеся в террариуме темно-серые тельца, размером с ладонь, он чуть отошел влево, откуда открывался вид на первый этаж некогда знаменитой городской картинной галереи. Резкий запах заставил чуть повернуть голову вправо – в метре от него стояла большая клетка. Четверо обезьян. Шимпанзе. Судя по всему, - двое детенышей и семейная пара. Хотя он мог ошибаться – память услужливо выкинула на поверхность  когда-то от кого-то  услышанные слова о чересчур буйном поведении самцов обезьян, постоянно находящихся рядом с самкой. Клетка была двухуровневая. Трое обезьян находились на втором уровне, явно увлеченные безусловно важными семейными делами. Та, которая сидела внизу, смотрела прямо на него – без всяких эмоций. Он не разделял бытующего у очень многих людей мнения об эксклюзивном праве человека на эмоции, мысли: с его точки зрения, эмоциональная жизнь животных была гораздо глубже и сильнее человеческой. Продолжая смотреть на него, обезьяна чуть приблизилась к прутьям, привстав на ноги. Отвернулась. Внимательно, но совершенно отрешенно, бездумно оглядела прутья. Очень спокойно, без эмоций, положила на них лапы, или руки, сам черт их не разберет, и начала раскачивать. И тут он все понял. Она раскачивала их один за другим, по всему периметру клетки, смотря куда-то в бок. Каждый день. Бесчисленное количество дней, и бесчисленное количество попыток. Зная об их бесполезности, она все равно это делала. В этот момент он испытал ужас, который ему не мог внушить ни один паук. И ему захотелось голыми руками разорвать тех двух упырей, которые возили это гребаное шапито, чтобы хоть как-то отомстить кому-то наверху – потому что все мы – обезьяны с глазами, скошенными вбок, бездумно и безнадежно раскачивающие прутья клетки…


…Вы не замечали, что дольше всего, даже дольше воспоминаний, забытых вещей и якобы случайных звонков, от вашей бывшей девушки остаются волосы. Да и не только от бывшей девушки – от пару раз посетившей вашу квартиру тоже. Легко можно найти и идентифицировать рыжеватые, крашеные волосы дамы, которую не видел больше года. Открывая книгу, находишь светло-русый артефакт случайной знакомой. Волосы – это как пыль, как песок в походе – пока идешь, вроде бы и не замечаешь, а стоит встать на привал, как в самый неожиданный момент – доставляет неудобство – мелкое, но весьма неприятное….

… ногда, крайне редко, в предрассветные часы, ты вспоминаешь своих девушек. И вспоминаешь одну из сюжетных линий «Коматозников». Слушаешь Раду, не можешь заснуть, дым с почти слышным плотным звуком бьется о стекло, а капли пива, неприятно прокладывая путь между волосками на подбородке, капают на рубашку. Если ты достиг нужной степени опьянения, начинаешь жалеть: себя, их, рвешься звонить, стремишься ехать, четко зная, что все, - ты должен это сделать, прямо сейчас – обратной дороги нет, ведь все будет так хорошо, как даже не было до этого. Главное в этот момент – включить рептильную часть мозга, которая не позволит тебе это сделать. Пересиль себя. Убеди, что это пьяный бред. Это так и есть. Открой еще пива. Втяни одной затяжкой полсигареты, закашляйся, и останься дома. Отключи телефон. Если нет – все равно будешь звонить, и на следующий день опять будешь чувствовать не то что стыд, а что-то более глубокое и тошнотворное: как будто заглянул под стол и увидел мастурбирующего левой рукой  банковского клерка, правой заполняющего твои документы. Только этот клерк – ты. Если же ты  все сделаешь, как надо, как учит тебя твой опыт – все пройдет. И на следующий день ты без всяких эмоций протираешь грязный пол футболкой, которая когда-то пахла любимой женщиной…

…Недавно он заметил тенденцию: если с утра у тебя беспричинно хорошее настроение, светит солнце, сигареты особенно сладки, и музыка в ушах божественна – жди беды. Бог Стерегущий Мировой Порядок от Беспричинно Счастливых не дремлет. К концу дня он нанесет удар. После четвертого или пятого такого случая стало понятно, что он обнаружил для себя новый закон мироздания. И теперь, когда, просыпаясь, ему казалось, что он хозяин себе, своей судьбе, что можно расправить плечи, отправиться на любимую работу, общаться с друзьями, подставлять ветру лицо и радоваться жизни, к чувству беспричинного счастья примешивался страх, высасывающий откуда-то из-под желудка холодную сукровицу, который, впрочем, делал ощущение счастья еще острее и желанней…


…Ты не понимаешь, куда идешь. Весной тебя охватывает тоска. Страшная, глухая, беспричинная и беспросветная. Максу не лучше. И даже понимание того, что нужно что-то менять, не помогает. А чего менять? Себя? Что в себе? Из-за чего все валится? Менять мир? Увольте, вышли из возраста юношеского максимализма, длинных волос и мировых утопий. Пьешь. Последнее время начал активно покуривать. Покупаешь все больше и больше плана, и побаиваешься. Когда ты недавно сказал шефу, что за последние 7 лет ни разу ни занимался любовью трезвым, он посоветовал незамедлительно выдвигаться в направлении психиатра. И он, скорее всего, прав, как ни крути…