Начало: http://www.udaff.com/creo/61030.html

Из ташкентской системы в эпоху перехода от концлагеря к базару вышло немало деятелей олигархии. Или олигофренархии. Например, братцы Миша и Лёва Черные, отцы толлинга и первопроходцы двух российских алюминиевых империй. Одной сейчас рулит зять Юмашева (который, в свою очередь, муж Тани Дьяченко и зять Ельцина), а другой – владелец самых крутых в мире яиц Фаберже.

У Гриши масштабы были помельче. Узбекское золото, старое советское оружие, бензозаправки в Пендостане. Да и фигачил он не сам, был на подхвате. Но на жизнь хватало. К девяносто седьмому году Рабинович имел квартиру в Нью-Йорке, домик в Майами, женился на молоденькой, купив бывшей жене в качестве отступного три прачечных в Бостоне.

Тогда-то эта херня и началась. Грише поручили мутную тему, связанную с доставкой зелёного кэша в Россию. Ясен хуй, есть стандартный канал доставки нала по заказам аккредитованных банков, на специально зафрахтованных самолётах. Однако нужен был параллельный, неконтролируемый канал.

Только не спрашивайте, как Гришины посылочки (сотни килограммов баксов в мешках) проходили таможни. Например, на Кронштадтской военно-морской базе годами мимо таможенных постов разгружались пароходы с импортным мясом. В этом случае, правда, организатор процесса оказался в Крестах, одновременно тоскливо призывая с  развешанных по всему городу плакатов (питерцы помнят) «Спешить делать добро». Но посадили его не за контрабанду, а за стремление создать отдельный конгресс грузинских евреев. Так сказать, за попытку развала единого фронта.

Но я отвлекся. Через Гришины руки проходило слишком много денег, и, в конце концов, его попутал чёрт. Он купил у латиносов некое количество качественных фальшивых баксов и подмешал их в мешки, забрав себе неконтрафактный эквивалент. А как же, бухгалтерия должна ж сходиться! Проскочило. Дальше – больше, Гриша уже не мог остановиться.

Конечно, всё всплыло. В Казани при попытке расплатиться пачкой фальшивых гринов за пробную партию китайских ТТ покрошили друг друга две группировки. Цепочку размотали быстро, это же вам не Глухожопинское УВД.

Убить Рабиновича было бы банально и неэффективно. И он, освобожденный от глупостей вроде квартиры, дома и парочки заправок, отправился отрабатывать. На этот раз в Питер.

Был в Питере Ленинградский завод строительных алюминиевых конструкций. Тысяча двести рабочих. Полный цикл – от прессования алюминиевых профилей до сборки ларьков, остановок транспорта, окон, дверей и фасадов по собственным проектам. Не жировали, но и не бедствовали, ближайшие конкуренты – в Подмосковье, завод «Мосмек» в Видном и «Агрисовгаз» в Малоярославце. Оборот – двадцать пять миллионов долларов в год.  Оборудование старенькое, но рабочее. После приватизации контрольный пакет акций где-то заблудился, да и хрен с ним.

И тут нарисовался Гриша с контрольным пакетом в зубах и карт-бланшем от авторитетных товарищей. Он собрал народ, посмотрел на этих трудяг, бестолочей и неудачников, неспособных отличить «Радо» от радио, и сообщил о начале новой жизни.

Первым делом завод переименовали из неудобоваримого ЛЗСАКа в благозвучный «Балтийский алюминий». Все цеха выделили в независимые ООО, якобы для большей экономической эффективности. Главный инженер Михалпалыч, громкий, потный, со свёрнутым в трубку мятым галстуком  непонятного цвета, брызгал слюной, объясняя этому лощеному полуамериканцу, что разрывать технологическую цепочку невозможно, нельзя, преступно!

Гриша брезгливо протирал пятисотдолларовые очки от слюны и внятно объяснял Михалпалычу, что теперь-то и начнется счастье. Надо только немного поэкономить, а на сбереженные деньги мы полностью обновим оборудование. Вот только масло в прессах пока менять не надо, а рабочие рукавицы надо самим постирать и зашить. Сырьё надо дешевле покупать. Вот чугун. Он же дешевле алюминия?

Михалпалыч схватился за сердце. Механик, умница Толик Брикман, пояснил, что дерево ещё дешевле, чем чугун, но в пресс его не засунешь и алюминиевый профиль из деревянного столба не выдавишь. Гриша небрежно заметил, что это несущественные детали, и отправился в офис.

На офисе, кстати, он не экономил. Полный фарш, евроремонт, кондишн. Две секретарши. Одна умеет говорить четырнадцать слов по-английски, зато вторая помнит, где у писюка клава. И обе знают наизусть местоположение кнопки «старт» на факсе и молнии на ширинке шефа.

Грише быстро наскучили эти нудные рассуждения о закалке матриц, режимах старения профиля и программе «Автокад» для конструкторов. Гады-рабочие постоянно хотели зарплату и жрать. А с деньгами был швах.

Потому что регулярно на мобильный Грише звонили и напоминали о долге. Рабинович бледнел, ослаблял узел галстука от Живанши и давал команду обнулить счёт, вычистить кассу и отправить деньги по известному адресу.

Один раз пришлось даже порезать и сдать за копейки во вторсырьё пять новеньких торговых павильонов. Работяги собирали их как в блокаду, круглые сутки без перерыва на обед, надеясь на премию от заказчика.

И ведь дело было не в премии. Даже самый конченый полуграмотный Петя-алкоголик не может видеть, как плоды его многодневного труда идут в переплав, на гавно.

Цеха начали потихоньку останавливаться. Оборудование продавалось по цене металлолома. Михалпалыч пытался грудью защитить от порезки уникальную линию стеклопакетов и был увезен по скорой с обширным инфарктом.

Самое дикое состоит в том, что в неразгромленном состоянии завод стоил гораздо больше, чем в виде ломов. И тема-то прибыльная, только за последний год три таких же новых завода открылось -  в Одинцово, Чехове и Ростовской области. Но постоянные звонки не давали Грише опомниться.

Михалпалыч хрипел на больничной койке:

- Плесень. Он как плесень, сгноил завод. Заживо сгноил.

Толик Брикман поправил сиротское драное одеяло и сказал:

- Не, плесень полезная. Из неё пенициллин делают. Он – как рак.

***

В июле 2006 года с завода вывезли в металлолом последнюю прессовую линию.

Михалпалыч умер в августе.

Толик Брикман работает у соседей главным механиком.

Гриша Рабинович не знает, что отвечать на звонки.

Может, его всё-таки грохнут?