…« - Кто выпил яд?». В глазах Николаса потемнело. Генерал Айке всё ещё с надеждой найти выпившего яд и спасти его всматривался в лица детей. И многократно повторял одну и ту же фразу. Последнее, что слышал Николас, было: «Кто выпил яд?»…

***

Торжественное собрание Нюрнбергского отделения Гитлерюгенда, по случаю восьмидесятилетия фюрера Третьего тысячелетнего Рейха величайшего человека всех времён и народов Адольфа Алоизовича Гитлера, открыл основатель и бессменный руководитель этой молодёжной организации Бальдур фон Ширах.

- Сегодня, в день восьмидесятилетия нашего великого фюрера, - начал фон Ширах свою речь, - мы все с великой радостью смотрим на достижения и положительные изменения, в нашей жизни, произошедшие благодаря ему. И гордимся, тем, что мы сами принимали во всём этом непосредственное участие и боролись бок о бок рядом с нашим вождём Адольфом Гитлером, ни на секунду, даже в мыслях не сомневаясь в его правоте и не сбиваясь с пути, указанного им…

Молодёжь украшенная повязками со свастиками, октябрятскими звёздами с портретом Гитлера и прочей национал-социалистической атрибутикой, крайне внимательно слушала своего лидера. Для них, как и для всех остальных жителей Рейха это был великий праздник.

Народ искренне любил своего фюрера Адольфа Гитлера. А фюрер отвечал народу взаимностью. По всему Рейху 20 апреля 1969 года был объявлен национальный праздник, нерабочий день. Весь народ либо находился на торжественных собраниях посвящённых этой величайшей дате, либо отмечал юбилей вождя дома в кругу семьи, непрестанно салютуя правой рукой и часто выкрикивая фразу «Хайль Гитлер!»

Нюрнбергские же члены Гитлерюгенда не были исключением. По случаю юбилея вождя они присутствовали на торжественном собрании, где один из ближайших соратников Гитлера, фон Ширах произносил речь…

- … и мы воспитаем новое поколение Гитлерюгенда, которое также как и мы будет укреплять мощь Рейха и под руководством фюрера это поколение продолжит наш нелёгкий путь к светлому будущему! Хайль Гитлер! Зиг Хайль! Зиг Хайль! Зиг Хайль!

Торжественные возгласы Шираха потонули в аплодисментах. Зал рукоплескал. В глазах молодёжи был виден фанатизм и преданность идее. Политическое воспитание новых поколений было на высшем уровне. Затем в зале послышалось «Хайль Гитлер!» Фраза эта звучала всё громче и громче, пока, наконец, весь зал единогласно не начал скандировать её. «Хайль Гитлер! Хайль Гитлер!» Подхваченная многотысячной аудиторией фраза вырвалась на улицу. Случайные прохожие, заслышав ее, останавливались и начинали скандировать. «Хайль Гитлер!»… казалось, весь Рейх в один голос приветствует своего фюрера. «Хайль Гитлер!»…

***

Ганс повернул ключ в замке зажигания. Старенький, но весьма надёжный «Геленваген» захрипел, но со второго раза всё же завёлся. «Стартеру пиздец приходит», - подумал Ганс, и щёлкнул тумблер включения радио.

«Сегодня Нюрнбергский суд признал виновным в многочисленных военных преступлениях, преступлениях против человечества, генофонда и чистоты расы американского генерала Патона, и приговорил его к высшей мере наказания, прилюдному повешенью в Берлине, на площади возле рейхсканцелярии. Судебный процесс по делу других преступников продолжается. По предварительным прогнозам маршал Жуков не избежит повешенья, так же как и Сталин. Предводитель партизанствующих французов генерал Шарль Де Голль, пытаясь избежать позорной смерти на виселице, употребил в пищу смертельное количество яда. Однако дежурный врач нашей тюрьмы смог вернуть к жизни преступника. Тот, кому суждено быть повешенным, не отравится…»

- Мерзость какая, - выругался Ганс, переключив радио на другой канал - надо их без суда было повесить. Зачем тянуть время?

«Геленваген» нёсся по дороге проходящей среди полей и зарослей кустарников. Вдоль по обоим сторонам узкой асфальтовой полоски мелькали рекламные плакаты с портретов Адольфа Гитлера и информацией о его юбилее. На некоторых рекламных щитах была изображена свастика. Также иногда в поле зрения попадали и другие щиты. Например, на одном из них была реклама авиакомпании Люфтваффе. На плакате был изображён авиалайнер Мессершмит  в сопровождении эскорта истребителей и тактических бомбардировщиков. Сверху плаката было написано «Люфтваффе – самые безопасные авиалинии в мире».

«Адольф Гитлер – наше прошлое, настоящее и будущее» - вещало радио в «Геленвагене»…

Ганс задумчиво смотрел на периодически петляющую дорогу. Он уже не слышал того, что транслировал радиоприёмник. Мысли полностью поглотили его…

***

Когда продолжительные аплодисменты и скандирования стихли, фон Ширах выдержав ещё некоторую паузу, перешёл к другой теме.

- Сейчас, когда вся страна празднует юбилей фюрера, я хотел бы наградить нескольких лучших сотрудников Гитлерюгенда путёвками на весенне-летний отдых в концентрационные лагеря Освенцим, Бухенвальд, Треблинка и другие элитные лагеря. Остальные же поедут в лагеря расположенные гораздо дальше: в Бобруйск, в Северную Африку, Россию, Персию, Кавказ…

В зале воцарилась напряжённая тишина. Никто не хотел отправиться в Бобруйск, все дети хотели попасть в Освенцим. Путёвка в Освенцим могла дать детям не только элитный отдых, но и большие перспективы на будущее. Они имели возможность зарекомендовать себя в этом лагере с хорошей стороны и впоследствии попасть туда на работу. Освенцим являлся самым элитным и высокооплачиваемым концентрационным лагерем Рейха. Попасть туда на работу могли только настоящие герои, истинные арийцы и просто заслуженные жители Германии.

- И вот сейчас я произнесу фамилии этих счастливчиков, нашу надежду и гордость, людей которые вскоре смогут заменить нас на наших постах. Я хочу назвать тех, кто уже сейчас доказывает, что достоин не только поездки в этот лагерь, но и вполне может претендовать на работу в подобных заведениях, на учёбу в элитных школах СС, СД, Аненербе и других не менее важных и престижных подразделений находящихся на службе Рейху!..

- Аксман Генрих! – торжественно начал называть счастливчиков фон Ширах. При произнесении лидером Гитлерюгенда сего имени, в шестом ряду встал один молодой человек, отсалютовал правой рукой вверх, прокричал «Хайль Гитлер!» и направился к сцене.

Фон Ширах пожал ему руку, поздравил победителя и произнес следующее имя: - Аушвиц Мартин!

Процедура повторилась снова. Николас внимательно слушал имена счастливых обладателей путёвки в Освенцим, надеясь услышать среди них своё.

- Бальтазар Артур! Бергер Пауль! Фон Бок Фридрих! Вайцзэкер Эрвин! Браунштайнер Магда!...

***

Наконец алфавитный список подобрался вплотную к фамилии Николаса. И тут…

«Нихуя себе!» - услышав своё имя в ряду лучших, да ещё из уст самого фон Шираха, Николас не на шутку растерялся. Ноги его сначала отказывались идти, и он тупо стоял на месте, потеряв координацию движений от радости. Завидующие ему коллеги по организации, начали что-то шептать у него за спиной, а сидящие рядом стали толкать его и указывать в направлении прохода к сцене.

Ноги, ставшие ватными, с трудом передвигались и несли Николаса навстречу награде, фон Шираху, путёвке в Освенцим и, возможно, новому, изменившемуся в лучшую сторону, будущему. Публика скандировала, прожектор освещал своим световым потоком Николаса и дорогу перед ним. Ступени, сцена, улыбающийся фон Ширах жмёт Николасу руку и вручает путёвку в Освенцим и грамоту почётного члена Гитлерюгенда, которая обеспечивает бесплатный проезд в троллейбусах по всему миру и пятнадцати процентную скидку на обеды и завтраки в школьной столовой. В глазах Николаса загораются огоньки фанатизма, он с преданностью смотрит на главу Гитлерюгенда, остервенело кричит «Хайль Гитлер!», и, развернувшись, шагает строевым шагом к своему месту в зале. Со сцены звучит имя следующего героя…

***

- Мама! Я еду в Освенцим по профсоюзной юношеской путёвке Гитлерюгенда! - начала рассказывать о своей радости, едва войдя домой Хельга.

- Не может быть!  - не смогла скрыть свой восторг мама. Она подбежала к Хельге и крепко обняла свою дочь. На щеках мамы заблестели слёзы радости, - Не может быть, Хельга! Освенцим! Я всю жизнь мечтала попасть туда! А уж если тебе удастся остаться там работать!..

Тут мама от восторга совсем потеряла дар речи. Она, плача от радости, пошла в комнату и, обессилев села на диван.

Хельга тем временем сходила на кухню и налила маме кефир из пакета со свастикой. Элитный кефир, который в магазинах продавали только при наличии сертификата о принадлежности к чисто арийской расе, без каких-либо расово неполноценных примесей.

- Освенцим! – восторженно проговорила мама, отхлебнув глоток кефира.

Хельга начала собирать вещи в дорогу. Её рюкзак со свастикой мог вместить в себя много необходимых вещей. В том числе ламинированную фотографию Гитлера…

***

- Зиг Хайль, Хельга! – на вокзале Николас увидел свою подругу детства, коллегу по учёбе в школе и активистку Нюрнбергского отделения Гитлерюгенда.

Хельга радостно заулыбалась, узнав Николаса, и подбежала к нему.

- Хайль! – сказала Хельга и поцеловала Николаса в  щёку, от чего оба сразу же покраснели и отошли друг от друга на несколько сантиметров.

Как ни пытался Николас сказать что-то по делу, о предстоящей поездке, об Освенциме, о погоде, наконец, ничего не лезло в голову. Взгляд Николаса постоянно останавливался на прекрасном Хельгином лице,  затем скользил вниз на сиськи третьего размера, который как раз больше всего Николасу и нравился, затем ниже: талия, бёдра, ноги. После Николас почему-то смущался, краснел и снова переводил взгляд на Хельгино лицо…

Николас испытывал при этом какое-то новое, незнакомое ему чувство. Его хуй вставал. Он вставал и раньше, но сейчас всё было как-то не так как обычно. Николас краснел и пытался отвернуться, чтобы никто не увидел, и особенно Хельга не заметила его эрекцию.

Осматриваемая таким образом, Хельга чувствовала себя очень неловко. У неё тоже возникали какие-то странные и непонятные чувства по отношению к Николасу. Она также как и молодой человек стеснялась этого. Когда Хельга видела, что хуй Николаса стоит, её пизда начинала мокнуть.

Дети совершенно запутались в своих новых ощущениях, пока, наконец, неловкую тишину и молчание не прервала взявшаяся откуда-то Хельгина мама.

Николас даже вздрогнул от неожиданности, увидев её маму, ведь в настоящий момент для него кроме Хельги никого не существовало, все его мысли были отданы ей.

- Хайль Гитлер! – поздоровался Николас и услышал подобное же приветствие в ответ.

- Торопитесь дети! Не стойте на перроне. Проходите скорей в поезд! Вам нельзя опаздывать. Такого шанса больше не будет! – произнесла Хельгина мама.

Николас молча взял свой чемодан и Хельгин из рук мамы, и направился к вагону. Хельга несла на плечах рюкзак со свастикой. Дети вошли в один вагон, в котором и ехали. Но разместились они в разных купе.

Когда поезд отъезжал, и дети прощально махали руками родственникам и друзьям, остающимся в Нюрнберге, Хельгина мама снова мечтательно произнесла: - Освенцим!..

***

«Геленваген» притормозил возле ворот промышленного предприятия с надписью “Microsoft”. Охранник в форме СС стал внимательно осматривать машину. Ганс указал пальцем на прикреплённый к стеклу пропуск. Охранник, тупо улыбаясь, извинился, что сразу его не заметил и открыл ворота.

Сегодня Ганс приехал, чтобы получить лично от директора фабрики Эриха Круппа инструкции для выполнения какого-то сверхсекретного задания. Припарковавшись у здания администрации, он направился прямиком в кабинет директора, где раньше никогда не бывал.

***

Весь оставшийся путь Николас смотрел в окно поезда, любуясь природой местностей, которые проезжали дети из Нюрнберга. В окне проплывали бескрайние леса и поля Рейха, однообразные аккуратные немецкие деревушки, железнодорожные платформы, украшенные плакатами с цветной фотографией Адольфа Гитлера и с изображением свастики.

За последние двадцать лет Европа преобразилась. Всё разрушенное было восстановлено. Много внимания было уделено правительством улучшению экологии. Все наиболее грязные промышленные предприятия были перенесены на территории отдалённых малоцивилизованных германских колоний.

Молодые члены Гитлерюгенда смотрели в окно поезда и понимали, что все, что они видят, принадлежит им. Их великой нации. Они были горды тем, что являются гражданами Рейха. Но не о том думал в тот момент Николас. Он думал об Хельге. Какое-то незнакомое до сих пор чувство постоянно заставляло его думать о ней. Непонятное чувство и постоянно стоящий хуй…

Хельга ехала отдельно от Николаса, в купе с девочками-нацистками. На вокзале она тоже испытала какое-то странное, доселе незнакомое чувство. Хельге было крайне стыдно, но она, покраснев, как запретительный сигнал светофора, продолжала думать о Николасе и его стоящем половом органе…

***

Поезд издал протяжный гудок и плавно остановился на платформе, которая, судя по её нахождению в охраняемой и окружённой колючей проволокой зоне, и по тому, что рельсы дальше не проложены, являлась конечной. Дети, уже собравшие все свои вещи заранее, были готовы к остановке и дружно, строевым шагом и в алфавитном порядке, относительно своих фамилий, направились к выходу.

На платформе счастливых обладателей профсоюзных путёвок уже ждала довольно большая делегация, состоящая из людей в чёрной форме СС, врачей в белых халатах, проводящих опыты над евреями, сотрудников Аненербе в свободной гражданской одежде и прочих представителей всевозможных государственных структур, прямо или косвенно связанных с лагерем Освенцим. Среди толпы этих, без сомнения, выдающихся деятелей Рейха, выделялся начальник концентрационно-исправительного лагеря Освенцим старый генерал из подразделения СС – Мёртвая Голова Теодор Айке, бессменно руководивший лагерем уже более 25 лет.

Айке, стоящий в парадной генеральской форме, в окружении своих подчинённых, выглядел весьма довольным. Он искренне радовался, что во вверенный ему Адольфом Гитлером лагерь Освенцим, приехали дети – члены Гитлерюгенда - будущее германской нации и всего Рейха.

Дети, выходящие из вагонов не скрывали своей радости по случаю приезда в Освенцим. Они ощущали духовный подъем, попав в это столь важное для Германии место. Вся атмосфера лагеря, казалось, была пропитана духом могущества германской нации, превосходством её над всеми остальными нациями и прочими возвышенно-патриотическими вещами.

Теодор Айке лично пожал руку каждому юноше и каждой девушке, сошедшим с этого поезда. Выслушал имя и фамилию каждого и представился сам. Затем генерал вкратце рассказал только что прибывшим сотрудникам Гитлерюгенда о жизни Освенцима, после чего пригласил всех на торжественный обед в офицерскую столовую…

***

Зал офицерской столовой был полностью забит людьми. Помимо вновь прибывших юношей и девушек из Гитлерюгенда и делегации во главе с генералом Теодором Айке, в зал набились всевозможные сотрудники Освенцима разнообразных должностей и званий, чтобы нахаляву торжественно пожрать, и выпить шнапса и элитного технического спирта.

- Сегодня вы прибыли в процветающий Освенцим, - обращался Теодор Айке к молодёжи. - А раньше здесь было полное запустение. Горы непереработанных еврейских костей, одежды и прочих отходов. Сожжение и травление газом здесь производилось в антисанитарных условиях и причиняло огромный вред окружающей среде. Продукты горения, тления и разложения евреев, зловонными ядовитыми облаками оседали на нашу родную землю. Но, около двадцати пяти лет назад, когда я сменил господина Хёсса на посту руководителя этого лагеря, всё резко изменилось в лучшую сторону. Освенцим из пугающего лагеря смерти превратился в гордость Рейха. Раньше все боялись попасть сюда, а сейчас многие стремятся! Но не всем суждено попасть в Освенцим. Только лучшие сыны и дочери нашей Родины достойны обучаться здесь! Произношу первый тост за вас – за наше будущее!

Айке ебанул стакан шнапса и зажевал его куском мяса с кровью. В зале послышались восторженные возгласы, звон стаканов и прочие сопутствующие распитию алкогольных напитков шумы. Прожевав мясо, Айке продолжил:

- Когда-то я был таким же молодым как вы. Ещё не было нашей великой страны, но уже был великий Адольф Гитлер. Однажды в пивной я услышал выступление этого человека, и оно изменило мою жизнь. Он направил меня на верный путь. На путь служения нации! Путь служения Рейху! Я стал офицером СС, возглавил концентрационный лагерь Дахау, затем стал руководителем подразделения СС – Мёртвая Голова и возглавил все концентрационные лагеря. Но после победы Рейха в войне, я решил покинуть высокий пост и взял на себя руководство Освенцимом, о чём, собственно говоря, я не жалею…

Айке продолжал речь. Все остальные жрали и пили, изредка слушая генерала. Прибывшие в Освенцим дети, узнали, что им предстоят учебные занятия, как теоретические, так и практические, по различным весьма важным и сложным предметам, как например: антропология, яды, ПиАр, медицинские (в том числе и практические) занятия, курсы молодого сотрудника крематория и оператора газовой камеры, психология общения с низшими расами и другим не менее увлекательным и необходимым в жизни знаниям.

Айке ещё долго рассказывал о своих боевых похождениях. Затем его сменил руководитель Анненербе – Вольфрам Зиверс, который рассказывал всё в том же духе. Затем какие-то пьяные офицеры начали рассказывать всякую хуйню и всё торжественное мероприятие переросло в банальную пьянку…

Закончилось застолье: пьяными песнями, редкими и слабыми локальными драками, приставаниями офицеров к вновь прибывшим арийским девушкам, обблёвыванием офицерской столовой и близлежащих территорий, философскими беседами, убийством нескольких ни в чём не повинных евреев, тихо сидящих в своих вольерах, салюта из установок миномётного огня, в честь величия Адольфа Гитлера и прочими довольно весёлыми вещами.

А утром молодым сотрудникам Гитлерюгенда уже нужно было присутствовать на учебных занятиях…

***

В кабинет постучали. Штирлиц был стар и слышал не очень хорошо, не то, что раньше. К тому же в ушах стоял треск от морзянки, которую он ежедневно выбивал на старинном радиопередатчике, пытаясь отправить послания на Родину, которой уже давно не существовало и, соответственно, ответов не было.  Но Штирлиц был патриот, и всё своё свободное время уделял морзянке. Он хотел отправить на Родину важную, но уже устаревшую информацию.

Когда-то раньше Штирлиц пытался посылать радиограммы на Родину, так чтобы их никто не заметил. Фашисты часто перехватывали его передачи и пытались засечь, откуда исходит сигнал. Но, хитроумный Штирлиц всегда мог выкрутиться из подобных ситуаций. Однако, последнее время, Штирлиц понял, что его сигналы давно никто не перехватывает. Поэтому он перестал уделять всяческое внимание безопасности передачи данных. Он стал отстукивать морзянки в открытую: из дома, из автомобиля, из рабочего кабинета, со скамейки в Центральном Парке Культуры и отдыха имени Вагнера, из ресторана «Hakenkreuz (Крючкообразный крест)» и прочих, в том числе и общественных мест.

Стук в дверь кабинета стал громче, настойчивей и интенсивнее. Штирлиц, наконец, услышал этот стук. Он поспешно снял наушники и стал прятать свою огромную устаревшую машинку для передачи радиограмм под стол.

- Открой Штирлиц! Заебал ты хуйнёй заниматься! Открой срочно! – доносилось из-за двери.

Штирлиц узнал голос Мартина Бормана. «Походу засекли. Пиздец мне», - безразлично подумал Штирлиц, продолжая прятать под стол громоздкий агрегат. Машинка была настолько старая и большая, что не влезала под стол.

Тут дверь кабинета с шумом распахнулась, и на пороге появился Борман. Очевидно, он вышиб дверь с ноги.

- Дурак ты Штирлиц, - дружелюбно сказал Борман, подошёл к столу и сел напротив Штирлица.

Штирлиц недоумённо смотрел на Бормана, продолжая машинально заталкивать машинку под стол.

- Понимаете, Штирлиц, - начал разговор Мартин, не давая оппоненту опомниться, - вы занимаетесь откровенной хуйнёй. Да и совести у вас к тому же нет. Зачем вы посылаете каждый день эти дурацкие радиограммы с просроченной и недостоверной информацией на вашу уже несуществующую родину? Зачем? Хватит засорять нам эфир!

Глаза Штирлица от изумления вылезли из орбит. «Раскрыли! Точно раскрыли!», - подумал он, но поймал себя на мысли, что ему насрать на всё это. Главное передать данные на родину.

- Что вы на меня так смотрите? Штирлиц, мы вас больше двадцати лет назад раскрыли! Сначала думали, что вы передаёте что-то важное. А потом оказалось, что хуйню передаёте, да ещё и в никуда. У вас голова-то работает хоть немного? Или она также работает как ваша радиомашина?

Штирлиц окончательно потерял дар речи. Борман заметил это и продолжил, смягчив и без того не жёсткий тон.

- Зачем вы это делаете? На другом конце передатчика давно никого нет! А мы вам за работу деньги платим. Мы вам дали всё, что у вас есть. Мы, а не Сталин! Мы! Дом, Мерседес представительский, работу, власть, деньги. Вот генеральские звёздочки вам навесили. Ну, чем вы не довольны? Ну, чем бля? Нахуя вы каждый день стучите? На нас стучите!

- Родина, - еле слышно произнёс Штирлиц.

- У нас с вами одна Родина, Штирлиц! Это наш Рейх! Для его процветания вы сделали не меньше чем я. Поймите вы, у нас к вам нет претензий. Просто вас жалко. Зачем хуйнёй занимаетесь? Вы старый уже, а всё стучите, как дятел. И машинку эту тяжёлую таскаете с собой каждый день. А потом радикулит начнётся и прочая срань. Зачем это вам?

- Родина, - казалось, словарный запас Штирлица снизился до одного слова, самого важного в жизни профессионального разведчика.

Борман раздражённо плюнул на пол, встал и пошёл к выходу из кабинета.

- Вы идиот, Штирлиц. Ваша Родина здесь. Поймите, что вы принесли нам больше пользы, чем вреда и вашу работу вы выполняли всегда очень профессионально и качественно. Подумайте о своём поведении.

- Родина, - сквозь слёзы произнёс Штирлиц и со всей силы ударил ногой огромный радиоприёмник…

***

Директор фабрики Microsoft Эрих Крупп сквозь толстые запотевшие линзы своих модных очков пристально смотрел на вошедшего в его кабинет Ганса.

- Садитесь, - сухо произнёс директор после непродолжительного осмотра своего подчинённого, - перейдём сразу к делу.

Ганс поспешно присел и, не отводя взгляда от директора, утвердительно кивнул головой, не издав ни звука.

- Вас мне рекомендовали как одного из лучших курьеров по особо секретным доставкам. Сейчас у нас как раз появилась одна такая доставка. Очень важная и срочная. Новые процессоры необходимо доставить в Берлин, - директор на несколько секунд замолчал, тревожно оглянулся по сторонам и шепотом произнёс, - самому рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру!

Услышав подобное имя, Ганс не на шутку напрягся. На его лбу появились капельки пота. Напряжение росло.

- Игра стоит свеч! – как ни в чём не бывало, радостно произнёс Эрих Круп, - в случае удачного исхода операции, а иного и не предвидится, вы получаете повышение по службе и премию размером в полугодовое жалование. Помните Ганс, от вас зависит обороноспособность нашей Родины. Действуйте чётко, быстро, крайне осторожно и помните, в ваших руках судьба нового сверхсекретного оружия.

Директор встал. Ганс последовал его примеру и тоже встал. Директор взял со стола конверт и протянул его Гансу.

- Здесь находится инструкция к вашему заданию, которую после ознакомления с ней надо уничтожить. Также здесь деньги на различные расходы в пути. Удачи! Весь рейх смотрит на вас!

- Хайль Гитлер! – произнёс Ганс, взял конверт и вышел из кабинета.

«Долбоёб. Но вроде надёжный» - подумал Крупп и, вынув из холодильника бутылку коньяка, отпил из неё грамм двести залпом из горла…

***

Утром юноши и девушки покинули свои казармы и направились в сторону офицерской столовой. Там их ждал завтрак. Опохмеляться было не нужно, так как спиртного дети пили мало, а те, кто сильно нажрался, на завтрак не пошли.

Дети шли мимо однообразных хозяйственных построек. Недалеко в стороне от основной дороги находилась клетка, подобная тем, в которых содержатся в зоопарке животные. За решёткой появился человекообразный силуэт. Николас пристально вгляделся в эту фигурку. Совершенно голый, тощий, небольшого роста, довольно смуглый человек с чёрными глазами и чёрными же кудрявыми волосами с ужасом и ненавистью смотрел на него. Николас испугался этого пристального взгляда. Он никогда не видел подобных существ живьём, но, судя по иллюстрациям в энциклопедиях о животных – это был еврей!

- Еврей! Смотрите, живой еврей! – громко закричал Николас восторженно и немного испуганно. Он показывался в сторону еврея пальцем и отчаянно жестикулировал, призывая своих товарищей обратить внимание на столь заинтересовавшее его человекоподобное существо.

Ребята сбежались на зов Николаса и столпились вокруг клетки, рассматривая еврея. Последний смотрел на них полными злобы и ненависти хитрыми глазами и при отсутствии клетки, наверняка перегрыз бы многим горло. Клетка соединялась с сараем, в котором, судя по всему, евреи спали, прятались от дождя и снега и прочих неблагоприятных атмосферных явлений.

Николас достал и кармана конфету со свастикой на фантике и просунул её сквозь решётку. Не успел он опомниться, как конфета уже была в цепких пальцах еврея, который умудрился ухватиться ещё и за руку Николаса. Пальцы упёрлись в решётку и пытались вырваться наружу. Но неумолимый еврей тянул руку мальчика внутрь клетки. Еврей оскалил зубы и уже был готов укусить Николаса за руку, как вдруг раздался выстрел, сразивший полуживотное наповал. Еврей рухнул на пол и задёргался в последнем танце агонии. Его позвоночник был перебит метким выстрелом.

Генерал Теодор Айке стоял в пятидесяти метрах от клетки с евреем и держал в руках пистолет. Несмотря на свою старость, он ещё не разучился метко стрелять по врагам.

- Будьте осторожны! – крикнул генерал столпившимся вокруг клетки молодым людям. – Это же дикие животные! От них можно всякого ожидать…

Генерал развернулся и медленно пошёл прочь. Из сарая, присоединённого к клетке, выскочило штук пять евреев. Они набросились на своего мёртвого товарища и начали зубами отрывать куски мяса с его тела. Эти существа обгладывали кости умершего, выгрызали органы, рвали сухожилия. Спустя несколько минут на полу уже лежал чисто обглоданный скелет, а насытившиеся евреи, злобно поглядывая на рассматривающих их детей, удалились в сарай.

Сотрудники Гитлерюгенда начали отходить от опасной клетки. Пора было идти на завтрак, да и ужасное зрелище понравилось не всем. Некоторые девочки попадали в обморок и пришли в себя только после разнюхивания нашатырного спирта. Хельга тоже не на шутку испугалась и подошла к Николасу. Она схватила парня за руку, покусанную умерщвлённым евреем, и они вместе направились в столовую…

***

«Сегодня в лесах под Бобруйском, недалеко от концентрационного лагеря, был пойман белорусский партизан бурятской внешности. Задержавшие партизана сотрудники белорусского СА проявили огромную сноровку и недюжинную храбрость. Они успешно справились с возникшей опасностью и вступили в бой с врагом, несмотря на то, что одичавшие за более чем тридцать лет ведения подрывной и диверсионной деятельности партизаны являются одной из самых опасных форм жизни на земле. Партизан обезврежен, усыплён и доставлен в местный отдел Аненербе для проведения исследований над дикими формами человеческих существ. Герои, захватившие партизана в плен, представлены к высшим государственным наградам…

А теперь новости спорта. В чемпионате Рейха по метанию металлической свастики снова победил…»

- Не люблю спорт, - Ганс переключил магнитолу на музыкальную волну, из динамиков донёсся Rammstein. Ганс плюнул прямо на табло магнитолы. «Заебали постоянно одно и то же крутить», - подумал он и нажал кнопку mute.

Рабочий день на фабрики компьютерных изделий Microsoft заканчивался в 17:00…

***

После завтрака, дети направились в учебный корпус, где в лекционной аудитории их уже ждал генерал Айке.

Генерал, очевидно, уже похмелился с утра, да ещё и был воодушевлён тем, что уничтожил опасного еврея, и был вполне жизнерадостен и склонен к общению. Он поприветствовал вошедших и сразу же начал нести ту же поебень, что уже была им произнесена во время пьянки. Потом Теодор Айке рассказал детям, что утром, на радостях, выдал некоторым евреям удвоенную порцию яда. Спустя ещё некоторое время пустился в подсчёты уничтоженных им лично недочеловеков. Сбившись на сто сорок восьмом, Айке перевёл разговор на эзотерические темы. Здесь, основываясь на теориях различных учёных и шарлатанов, Теодор Айке сделал вывод, что евреи ни в какую Шамбалу попасть не могут, так как совсем не люди, а хуй знает что за существа.

Наконец, взглянув на свои ручные часы с изображением мёртвой головы на циферблате, генерал Айке увидел, что время его занятий истекло и, наскоро попрощавшись, удалился...

***

Не успели затихнуть в коридоре шаги Айке, как снова раскрылась дверь, и на пороге кабинета показался сам руководитель научной организации Анненербе – Вольфрам Зиверс. Молодые люди почтительно встали, а Зиверс, кивнув им головой, жестами показал, чтобы все садились на места.

- Как вы уже знаете, - начал свою речь Зиверс, - я буду преподавать вам предмет под названием «Общественное мнение» или, проще говоря, ПиАр. Я не самый большой специалист Рейха в этой области и, могу вас заверить, что лучше доктора Йозефа Геббельса никто этой наукой не владеет, но всё же я кое-чему научить вас смогу. Положительное общественное мнение в огромной степени стабилизирует обстановку в государстве. И наоборот, очернение врага приводит к потере им общественной и прочей поддержки. Мы с вами элита нации, которая и должна это мнение формировать.

Далее шли различные примеры ПиАр ходов, направленных на прославление чего-либо, например, Освенцима. Дети придумывали стишки, слоганы, рисовали рекламные плакаты, направленные на формирование в чужих мозгах необходимого положительного мнения об Освенциме. Но вскоре, занятие подошло к концу.

- На этом я хотел бы закончить сегодняшнее занятие, - заканчивал свою речь Зиверс. - Теперь мы с вами твёрдо знаем, что Освенцим это великое сооружение, которое напоминает всему миру о превосходстве германской нации. И мы должны в головах всех сограждан создать положительное мнение об этом лагере.

А сейчас вам нужно проследовать к ядохранилищу, где вас будет ждать генерал Айке, который проведёт с вами последнее на сегодня занятие. Он познакомит вас с ядами  и расскажет о ядотерапии применяемой на евреях и других недочеловеках…

***

Теодор Айке стоял на крыльце ядохранилища и встретил молодёжь с доброй улыбкой на своём старческом лице. Он хотел передать свой опыт новому поколению элиты Рейха, научить молодёжь обращению с евреями и прочим тонкостям, которыми он владел. Дверь ядохранилища была открыта, и Айке пошёл внутрь, жестами увлекая за собой юношей и девушек, жаждущих знаний.

Когда все вошли в ядохранилище, Айке уже открывал ключами сейф с ядом. Николас оторвал взгляд от процедуры раскрытия железного ящика и заметил что Хельга, улыбаясь, смотрит на него. По глазам Хельги было видно, что она чего-то хочет от Николаса, и он подмигнул девушке, но тут же снова переключил своё внимание на генерала Айке.

Теодор уже извлёк из сейфа несколько ампул и поставил их на стол.

- Яды – это одно из многочисленных средств уничтожения физической силы противника, - начал свой увлекательный рассказ Теодор Айке. – Человечество применяет яды с древнейших времён. Все яды оказывают различный эффект на жертву, имеют различный срок вступления в действия, различные способы применения. Но их общая цель это уничтожение живого существа.

В данном конкретном случае нас интересует применение ядов на человекоподобных существах, именуемых евреями. По сути своей, эти существа очень близки к человеку, но, как показывают многочисленные исследования и научные эксперименты наших антропологов, они имеют много существенных отличий от людей. Об этих тонкостях вам подробнее расскажут специалисты из Анненербе, а я хотел бы рассказать о воздействии ядов на примере евреев.

Каждое утро, на протяжении многих лет, я кормлю евреев ядом. Мой любимый яд вот этот, - Айке взял в руки и поднял на всеобщее обозрение пузырёк с ядом, - название его вам ни о чём не скажет, и изучать вы его будете на уроках химии. Хочу вам сообщить только то, что яд этот действует крайне медленно. В маленьких дозах он постепенно разрушает организм, подрывает здоровье, иммунитет, убивает отдельные органы и, после чудовищных мучений приводит к летальному исходу.

- А вот этот яд в любых дозах, срабатывает в течение нескольких часов. Жертва не слишком мучается, просто постепенно отключается по частям нервная система, а затем и мозг. Боли от него нет. Просто смерть. Как будто сон. Я им тоже некоторых евреев кормлю. Есть у меня ещё быстродействующие яды…

Айке говорил ещё больше часа, но всем было интересно, и никто не устал и не хотел окончания занятия. Дети учились пользоваться ядами…

- Ну, вот собственно и всё, - завершил свой интереснейший урок Теодор Айке, - все свободны. Не опаздывайте завтра на утренние занятия. Их проведёт руководитель медицинских программ Анненербе – доктор Август Хирт. Он является крупнейшим специалистом в области антропологии, и провёл множество медицинских опытов над евреями. Он расскажет вам об существенных физиологических различиях между евреем и человеком…

Тут Айке закашлялся, и речь его ненадолго прервалась. Кашель продолжался около минуты, после чего генерал продолжил:

- Доктор Хирт также покажет вам строение человеческого организма, разрезав живого еврея в вашем присутствии и разобрав его на органы. А под конец завтрашнего дня вы снова встретитесь со мной и прослушаете курс молодого сотрудника крематория.

Генерал Айке закончил свою речь и закрыл сейф с ядом. Затем он спрятал ключ, не скрывая от молодежи место его хранения, и направился к выходу из ядохранилища, выпроваживая впереди себя учеников. Молодые люди распрощались с генералом и отправились каждый по своим делам.

- Николас! – Николас услышал своё имя и обернулся.

Чуть в стороне от дороги в казармы стояла Хельга. Она загадочно улыбалась, и глаза девушки как-то необычно блестели. Хельга не пошла с подругами в казармы. Выйдя из ядохранилища, она отошла в сторону и зачем-то ждала Николаса.

Николас, хоть и удивился, очень обрадовался, что зачем-то понадобился Хельге. Он подошёл к девушке и осмотрелся вокруг. Никого в пределах видимости уже не было. Молодёжь разошлась по казармам и генерал Айке тоже куда-то упиздил.

- Николас, - начала Хельга смущаясь, - я знаю, что ты испытываешь ко мне какие-то чувства, также как и я к тебе… Я не знаю что это… У меня это впервые…

Николас растерянно смотрел на девушку и не знал что добавить. Его как будто парализовало. Парень не мог вымолвить ни слова.

- В общем, если хочешь, - продолжила Хельга неуверенно, - мы можем встретиться сегодня ночью…

Николас утвердительно закачал головой. Неконтролируемая радость охватила молодого человека. Это было самое лучшее из того, что он мог бы услышать. Николас давно хотел этого, но не решался сказать, не мог сформулировать…

- Тогда, после того как все заснут, я буду ждать тебя возле женской казармы, - шепотом сказала Хельга, озираясь по сторонам.

Николас снова начал утвердительно качать головой и глупо улыбаться. Хельга приблизилась к нему, поцеловала в губы и, быстро развернувшись, побежала в направлении казарм, оставив недвижно стоящего, как каменное изваяние, Николаса, неслабо охуевшего от подобного развития событий…

***

До Берлина оставалось меньше двадцати километров, когда Ганс уже нестерпимо хотел ссать. Обычно он нигде не останавливался, но тут подвёл мочевой пузырь, работавший ранее всегда крайне чётко и отлаженно. Ганс остановился на дороге, которая проходила в безлюдном лесу. Он вышел и огляделся. Вокруг никого не было видно.

Ганс подошёл к дереву и начал ссать. Ничто не предвещало трагедии. Закончив акт мочеиспускания, курьер по спецоперациям облечено вздохнул, застегнул ширинку и направился к машине.

Внезапно он услышал рычание и почувствовал, что какое-то существо вцепилось зубами в его левую ногу. Ганс истошно завопил. Адская режущая боль сводила с ума. Ганс посмотрел вниз и увидел безногого старика в советской форме времён второй мировой войны, вцепившегося зубами в его ногу.

Он тут же вспомнил о партизанах. А затем, Ганс вспомнил и легенду об ужасном безногом лётчике-партизане Мересьеве, который ползает по германским лесам и пожирает беззащитных мирных жителей.

Пытаясь высвободить ногу, Ганс начал хуячить свободной ногой адского старика по голове. Мересьев не сдавался, очевидно, был голоден. Старик откусывал от ноги курьера участки кожного покрова, мышечную ткань и сухожилия и сразу их глотал. Затем он вцепился уже обглоданную оголённую кость ноги курьера, прокусил её и начал высасывать костный мозг.

Болевой шок свалил Ганса на землю и частично парализовал. Однако, собрав все остатки сил, Ганс пополз к машине, волоча за собой вцепившегося в ногу Мересьева. В бардачке лежал наградной пистолет Макарова.

Ганс, приложив нечеловеческие усилия, смог доползти до машины, открыть дверь и дотянуться до бардачка. Пистолет был там. Ганс схватил пистолет и выстрелил в лобовое стекло, дабы хотя бы звуком выстрела напугать врага. Мересьев отпустил его ногу. Сработал инстинкт самосохранения. Иначе бы безногий инвалид не смог такое долгое время прожить в лесу, питаясь добропорядочными гражданами Рейха и избегая справедливого наказания за свои деяния.

Мересьев спрятался за огромную сосну, а Ганс исступлённо выпустил в него всю обойму. Все пули вошли в дерево. Поняв, что боеприпасы врага на исходе, Мересьев высунулся из-за дерева, хитро подмигнул немцу, вытащил из кармана гранату, вырвал чеку, метнул гранату в Ганса и, дождавшись взрыва, бодро и весело пополз уверенной безногой походкой прочь от ярко и радостно пылающего «Геленвагена»…

***

Стемнело. Казармы, в которых обитали ребята из Гитлерюгенда, погрузились в сон. Общую тишину нарушали только дыхание, редкое и тихое похрапывание некоторых индивидуумов, периодически раздающиеся с улицы негромкий шум ветра и шаги сотрудников охраны. Спали не только казармы. Спал почти весь лагерь. Николас и Хельга входили в число тех людей, из-за которых Освенцим спал не полностью, а почти…

Николас больше не хотел притворяться спящим и осторожно, чтобы никто не заметил ненароком, открыл глаза. Он осмотрел казармы, пристально вглядываясь в лица спящих товарищей. Результат осмотра говорил о том, что всё было в порядке и ничто не предвещало каких-либо осложнений или неприятностей.

Николас бесшумно встал, оделся и на цыпочках двинулся к входной двери. Дверь слегка скрипнула, но никто не проснулся, и Николас вышел на пустую, тёмную и немного пугающую ночную улицу концентрационно-оздоровительного лагеря Освенцим. Редкие фонари, отбрасывающие тени, напоминающие виселицы, плохо освещали улицы. Однообразные неосвещенные строения своей чёрно-серой массой неблагоприятно действовали на психику. Хотелось зайти назад и лечь спать вместе с остальными. Однако Николас не мог сделать этого. У него были намного более важные дела. Возле женских казарм его уже должна была ждать Хельга…

Николас сориентировался на неосвещённой улице и направился к женским казармам. Когда он приблизился к зданию, то увидел, как с крыльца спустилась тёмная женская фигурка и направилась в его сторону. Сомнений не было – это Хельга! Она не опоздала, не заснула, не передумала. Она хотела этого! Николас был счастлив от одних подобных мыслей.

- Хайль Гитлер, Николас! – подошедшая Хельга смущённо улыбалась.

- Зиг Хайль, Хельга! – щёки Николаса горели румянцем, не заметным из-за плохого освещения.

Настало неловкое молчание. Хельга приблизилась к Николасу вплотную и, слегка приобняв его, поцеловала в щёку. Николас не растерялся и, повернув голову, крепко ухватив Хельгу, поцеловал её в губы. Девушка была довольна, но всё же засмущалась и попыталась дистанцироваться. Николас не ослабил хватку. Наоборот он ещё сильней стиснул Хельгу в своих объятиях. Поцелуй взасос длился несколько минут…

Ребята были крайне возбуждены, и теперь им предстояло найти помещение для получения первого в их жизни сексуального опыта. Обнявшись, они углубились во тьму ночных улиц Освенцима. По обе стороны от них тянулись постройки различного назначения.

- Может быть здесь? – наконец, прервала Хельга бессмысленное хождение, - Вполне обычное незаселённое здание. Днём я осмотрела несколько подобных. Там сено на чердаке.

Хельга замолчала и, улыбаясь, смотрела на Николаса. Тот утвердительно кивнул головой и взял Хельгу под руку, направился в здание.

Пол чердака был устелен слоем сена. Этого было вполне достаточно и, сняв куртку, и постелив её на сено, Николас обнял Хельгу. Затяжной поцелуй закончился уже на куртке, когда Николас, стянул с себя трусы и собрался уже внедрить свой эрегированный хуй внутрь Хельги.

Но тут Хельга изменилась в лице. Николас не на шутку испугался этой метаморфозы и удивлённо посмотрел на девушку.

- Я забыла прокладки! Всегда пользуюсь прокладками на каждый день, а тут  забыла, – произнесла она чуть не плача. - Что теперь делать? Как я назад пойду без прокладок?

- Не переживай, Хельга, - не раздумывая ни секунды, произнёс Николас, - Сейчас я схожу за ними. Жди меня здесь, я быстро…

- Тогда захвати ещё и жевательной резинки, - крикнула Хельга вслед удаляющемуся и одновременно пытающемуся надеть штаны парню. Тот утвердительно кивнул, скрипнул дверью и растворился в темноте улиц…

***

Бесшумно пробравшись в женские казармы, Николас без труда нашёл кровать и тумбочку Хельги. Он открыл тумбочку и извлёк оттуда с пачку прокладок и жевательной резинки «Холокост» со вкусом газа и пепла кремированных евреев. Девочки, проживающие по соседству с Хельгой, крепко спали и не услышали, как к ним в помещение вторгся посторонний человек и бесшумно вытащил из тумбочки вещи Хельги.

Николас, неся в руках то, за чем, собственно, его и посылала подруга, вышел из женских казарм и направился в сторону нежилых построек. Было очень темно. Николас тихо и осторожно, дабы не быть замеченным охраной лагеря или кем-нибудь ещё, проходил мимо однотипных зданий хозяйственных построек и никак не мог определить на чердаке какой из них лежала недавно раздетая им Хельга и ждала его.

Здания стояли в несколько рядов и были абсолютно одинаковы. Все эти сараи были построены узниками лагеря не из соображения необходимости, а с целью занять хоть сколько-то полезным трудом заключённых еврейской национальности. Большая часть этих хозяйственных построек пустовала и могла быть использована практически для любых целей.

Так вот, один из этих сараев Николас и Хельга облюбовали для ебли. Только какой из них, Николас никак не мог вспомнить. А Хельга, всё лежала на чердаке и ждала своего возлюбленного с тампонами и жевательной резинкой…

Наконец,  Николас остановился. Ему показалось, что он уже достаточно прошёл, может быть даже слишком. Наугад ткнув пальцем в один из наиболее близких к нему сараев, Николас направился туда.

Хоть и было темно, но Николас всё же заметил в сарае следы пребывания людей. «Похоже, здесь. Угадал я», - подумал он. В сарае также немного пахло потом и немытым телом. Николас, разумеется, удивился тому, что Хельга может источать подобные запахи, но это его не остановило. Николас полез на чердак.

- Хельга! – негромко произнёс он, оказавшись наверху, - Ты спишь, Хельга? Где ты? Я пришёл и принёс всё, что ты хотела…

Но Хельга не отзывалась. Вероятно, она спала. Николас начал искать её. Обнаружив место, где было примято сено, расстеленное на полу чердака, Николас понял, что его подруга где-то рядом и, опустившись на четвереньки, начал усиленно искать её. Внезапно, рука Николаса коснулась какого-то обнажённого тела

- Хельга, - шептал он, - Хельга, ты спишь?

Тело молчало. Казалось, оно было чужим и, хотя ещё тёплым, но уже мёртвым. Рука Николаса медленно двинулась предположительно вниз по телу в направлении пизды. На ощупь, представлялось, что тело покрыто сетью морщин. Но возможно всё это просто казалось. Это была первая женщина, которую так анатомически подробно ощупывал Николас, и собирался ебать.

«Спит она», - недовольно подумал Николас, добравшись руками до полового органа лежащей рядом женщины. - «Что же теперь, отложить еблю?»
Такого Николас не мог допустить, он очень долго ждал этого момента. А тут, когда уже должен был свершиться долгожданный половой акт, возникли какие-то странные заёбы в виде тампонов и жевательной резинки. И Николасу пришлось идти за всем этим по ночному Освенциму, а когда он вернулся, возникла новая неприятность. Хельга уже спала!

«Выебу я её спящую. Думаю, она совсем не обидится, сама же хотела этого. А во время ебли, Хельга скорей всего проснётся…»

Одной рукой Николас ощупывал пизду «подруги», а другой уже расстёгивал ремень на своих брюках. Хуй Николаса давно находился в стоячем положении и рвался наружу, вернее внутрь лежащего рядом тела…

Женщина лежала на спине. Николас вынул свою руку из её полового органа и почувствовал запах давно не мытой пизды. Но это не останавливало его. Стянув с себя штаны, Николас ловко взобрался на женщину и попытался воткнуть в неё хуй. Сначала это не удавалось. Пизда никак не впускала в себя половой орган Николаса и он, уже было уткнувшись во влажные складки, то и дело выскальзывал.

Тогда Николас раздвинул пизду пальцами и впихнул хуй в образовавшееся пространство. Женское тело не просыпалось. Николас начал поступательные движения верхом на женском теле, сопровождаемые процессами трения в области половых органов. Он проделывал подобные операции впервые в жизни, причём почти без участия полового партнёра, но делал это весьма уверенно. Частые просмотры немецкой видеопорнографической продукции оказали благоприятное воздействие на подростка и сделали его готовым практически к любым половым изъёбствам и извращениям.

Скорость фрикционных движений неумолимо росла, но женское тело не приходило в себя. Николасу это уже стало похуй, все его мыслительно-двигательные функции были направлены на проведение поёбочных работ. Лицо Николаса начало изменяться, он задвигался ещё быстрей, затем застонал и через несколько секунд остановился…

- Я кончил в тебя, Хельга, - задумчиво прошептал Николас, немного придя в себя после свершившегося акта. – А ты, похоже, всё спишь…

На улице раздавался какой-то шум. Он начался, судя по всему давно, но, увлекшись еблей, Николас не заметил посторонних звуков и движений на улице. Парень осторожно подкрался к окну и посмотрел наружу.

По улицам бежали охранники Освенцима с автоматами наперевес. Некоторые из них вели на поводках немецких овчарок. Какой-то офицер отдавал распоряжения по рации. Суетливо забегали вездесущие лучи прожекторов, заглядывая каждый неосвещённый угол и прощупывая каждый сантиметр лагеря.

Один из лучей с большой скоростью двинулся в сторону Николаса, просматривая по пути следования все здания и сооружения. Луч на несколько мгновений задерживался на каждом доме, а затем следовал дальше. Николас, дабы не быть замеченным, отошёл от окна и пригнулся. Вскоре, луч влез таки в окно, пронзив пространство в непосредственной близости от Николаса. На мгновение луч озарил тело, в которое совсем недавно Николас кончил…

Это был труп. Николас невольно вскрикнул от ужаса и обиды, но крик его утонул в прорезавшем ночную тишину автоматном треске. Крики на немецком языке, лай собак и чей-то, явно, предсмертный стон раздались в ночи. Луч прожектора, не успев рассмотреть содержимое чердака, на котором находился Николас, бросился в направлении криков и стрельбы…

Увидев труп старой еврейской женщины, Николас ещё более отчётливо ощутил запах грязного тела и немытой пизды. Мысли роились в его голове. Его бросало то в жар, то в холод. Первый сексуальный опыт Николаса произошёл с трупом старухи!

Но как? Каким образом он попал не в то здание, где ждала его прекрасная Хельга, а в этот сарай, в который непонятно каким образом попал труп старой еврейки?  Почему судьба сыграла с ним такую злую шутку?

Николас блеванул, причём прямо на себя. Он схватился за голову и выбежал на улицу, где уже всё стихло. И даже хитрый глаз прожектора, мельком видевший тело на чердаке, заснул…

Николас побежал. Мимо мелькали бараки. Под ногами мешались камни, ветки и кости, о которые Николас постоянно спотыкался. На улице не было никого. Он завернул за угол. Остановился и наблевал на порог какого-то здания. Побежал снова. Блевал на бегу, снова охуячив себя недопереваренными пищевыми продуктами. Поворачивал, бежал, падал,  вставал, блевал, падал, терял сознание…

***

Холод разбудил незадачливого любовника. Вставало тусклое освенцимовское солнце. Николас лежал в высокой траве, чуть в стороне от основных строений лагеря. Он был перепачкан в блевотине. Ужасные события прошлой ночи не были сном. Николас ебал труп старухи…

Вопрос «Что делать?» не терзал Николаса. Он решил всё мгновенно. Показанный вчера генералом Айке яд был единственным выходом в данной ситуации. Николас не видел для себя другого исхода как покончить с собой…

Очистив наспех одежду от блевотины, Николас направился в ядохранилище. Генерал Айке допустил большую ошибку, спрятав ключ от сейфа с ядом при детях. Николасу оставалось только проникнуть в само здание, где стоял сейф. Подойдя к зданию, он дёрнул ручку двери, ожидая получить отпор. Но дверь послушно открылась, очевидно генерал забыл её запереть на ключ…

***

Николас вышел из ядохранилища. Он прекрасно знал, что яд медленнодействующий и если сотрудники Освенцима узнают, что яд выпил именно он, то его, вполне вероятно, спасут. Но, спасение совсем не входило в планы молодого человека, после произошедшего этой ночью, Николас хотел только одного – умереть как можно скорее!

Чтобы не выдать себя, он решил находиться до последнего момента со своими коллегами из Гитлерюгенда. Николас посмотрел на часы. Было без пяти минут восемь утра. В это время дети обычно шли на завтрак. И, не желая отделяться от других, Николас направился в столовую…

В коридоре возле столовой Николас увидел Хельгу. Её прекрасное лицо казалось крайне измученным и обиженным, большие красивые глаза были окружены синими мешками недосыпания, на оголённых руках виднелись многочисленные укусы комаров и прочих насекомых. Хельга с ненавистью и презрением смотрела на своего неудавшегося любовника. Николас остановился рядом с ней и попытался заговорить.

- Хельга, - робко начал он, - я…

- Ну и мудак же ты, - ответила девушка. – Если не можешь сделать что-то, нечего вызываться. А раз уж тебя не интересуют арийские девушки, то иди, трахайся с еврейскими мужчинами. И прокладки заодно возьми, а лучше тампоны. Когда тебя выебут, в жопу их засунешь…

Хельга бросила на Николаса взгляд, который как удар миниатюрной молнии, больно кольнул его в сердце, оставив там незаживающую рану, и вошла в столовую, с силой хлопнув за собой дверью.

«Знала бы ты, что со мной было ночью, и что будет в ближайшее время», - Николас тяжело вздохнул, уже слегка ощущая умерщвляющее воздействие яда, и направился вслед за Хельгой…

***

Генерал Айке посмотрел на часы. Сегодня он проснулся чуть позже. Не зазвенел китайский будильник. Сегодня евреи не вовремя получат свою утреннюю порцию яда. Айке расстроился. Яд. Евреи. Утренний ритуал Освенцима. Уже 25 лет он с утра в одно и то же время добавляет яд в пищу некоторым евреям. 25 лет ровно в восемь часов утра он выходит из своей комнаты, идёт в помещение, где хранится яд и добавляет его в пищу евреям.

Но сегодня Теодор Айке опоздал. Впервые за всю свою жизнь опоздал. Из-за китайского будильника. Настроение было крайне скверным. «Надо какого-нибудь китайца отравить», - подумал Айке и направился за ядом.

Дверь хранилища была приоткрыта.

- Охуеть можно! – вырвалось у Айке. Он осторожно вошёл в помещение и огляделся. Грязные следы на полу от обуви небольшого размера выдавали в преступниках, взломавших дверь, членов Гитлерюгенда. Айке подошёл к сейфу, в котором хранился яд. Он был закрыт, но ключи были оставлены прямо в замке. Генерал Айке начал ругать себя, за то, что вчера показал детям хранилище яда и место, где лежат ключи.

Теодор открыл сейф и обнаружил, что часть ампул с ядом отсутствует. Это было самое ужасное, что могло произойти. По его вине кто-то из человеческих детей выпьет яд предназначаемый для евреев!

Евреи с утра останутся без яда! У старика защемило сердце. Всё сегодня шло не так. Начиная с этого китайского будильника…

«Надо скорей бежать в столовую! Нельзя допустить гибели детей!» - подумал Айке. Закрыв сейф и бросив ключи от ядохранилища в карман, старый генерал бодро побежал в сторону детской столовой.

***

Дверь в столовую с силой распахнулась от удара ногой и громко стукнулась об стену. На пороге стоял Теодор Айке. Его лицо было взволновано, глаза безумно вращались, оглядывая столовую и немного задерживаясь на лице каждого из детей.

- Кто выпил яд? – голос старого генерала дрожал.

Дети недоумённо переглядывались между собой.

До раскрытия тайны оставалось ещё минут 15-20…

Рядом с дымящимся «Геленвагеном» валялись какие-то блестящие железки с надписью Pentium IV. Местные жители собрали их, проделали в них отверстия и стали носить на шее в качестве талисманов…

Гиммлер схватил свой табельный ПМ и его рукоятью расхуячил модный жидкокристаллический монитор. Из-за этих сраных сотрудников  фирмы Microsoft, Гиммлер не получил необходимого для запуска ракет «ФАУ-69 земля-луна», нового процессора. Старый процессор не тянул, программа давала сбои, ракеты едва взлетев, падали обратно на землю, нанося огромный экономический, экологический и прочий ущерб. Обороноспособность Рейха была под угрозой. Гиммлер не на шутку нервничал и каждый день бил мониторы…

- Кто выпил яд? – продолжал повторять Айке, надежда на спасение ребёнка таяла с каждой секундой, - Кто выпил яд?..