Самое интересное, что моя ебля была ничто по сравнению с тем блятством, которое творилось на территории лагеря.
      Еблись все. Причем днем собираясь во дворе, повариха с сестрой-хозяйкой обсуждали какой ранец купить детям к первому сентября, медсестра рассказывала, где они семьей обычно проводят отпуск, и как важно для здоровья соблюдение диеты.
Вечером эта же медсестра хуячила стаканами «Сахру», и уходила до утра к водителям проверять содержимое аптечек.
На выходные, из города приезжали мужья и жены обслуги, в эти дни царила идиллия.
Любящие жены, работающие в лагере, показывали мужьям, сколько они связали варежек, и наварили варенья в свободное время. Верные мужья, убравшись по быстрому в номерах и раздвинув кровати, играли в волейбол, сували под нос сваим драгоценным половинам, банки засоленных грибов и клялись, что не пили уже целую неделю.
    В понедельник всё  изменялось до неузнаваемости. После посещения радиорубки, цвет интеллигенции,  расходился парами по номерам. Еблись все, причем со всеми подряд по поводу и бес повода.
      Раз, захожу в душевую, смотрю как физрук хуячит раком на кафельном полу сестру-хозяйку. На двоих им было лет восемьдесят. Увидев  меня, сестра-хозяйка нихуя не удивившись, разогнулась, махнула рукой и что-то там проверещала, типа пастой на шухере, дай нам кончить.
      Объяснилась такая лагерная ебливость очень просто.
Как сказала одна подруга, - Хуле баятца, здесь все со справками –
    Пиздец! Услышав  из уст молодой девушки, инженера, правильной как словарь русского языка, и краснеющей при слове – жеппа, такой ответ я признаться, прихуел.
- Ебты, а как же чуства – говорю. – Как же блять, любовь? Иль тибе похуй, кто ебет, я или лысый бегемот с животом до колен? Как же блять, все эти тетки, у них же мужья, дети? -
- Ну тибе же,- говорит – тоже похуй, кого ебать миня или падругу, а тетки, хуле тетки, что они не люди что ли?  -
    Отдахнул я в то лето нехуево. Но ощущение осталось такое, как будто тебя наебали.
Как будто кому-то верил, а он предал. Пачиму? Хуй знаит.
Вот такая, правда, блять, сермяжная. Изнанка жизни. Та активистка, кто в обычной жизни, на каком нибудь ебаном партсобрании осуждала слесаря Хуйкина за систематические опоздания, -  в лагере весело  отсасывала  в душевой. Та краса и гордость Конструкторского Отдела, председатель комсомольской ячейки, которая при встрече даже головы не соизволит повернуть в твою сторону – здесь,  запросто встанет раком в перерыве между обедом и тихим часом. Тихий, совершенно не замеченный среди пьющих  зам. начальника цеха – в приступе белки попытаетца задушить собачку сторожа.
    После окончания смен все разъедутся по домам, и опять будут любящими женами и верными мужьями. Отношения из лагеря в город не переносятся. В городе у всех свои дела. Максимум, столкнувшись где нибудь в столовой, на заводе сухо кивнут друг – дружке. До той поры пока не наступит лето.

С той поры дохуя я павидал разного корпоративного блядства, совместных «выездов на пленэр», заканчивающихся групповухой, дилерских конференций после которых увольнялись сотрудницы, и прочей ебли.
Но той легкости, с которой еблись сограждане в конце 80-ых, в отдельно взятом лагере, я не встречал, да и, наверное, не встречу.