Да-да, к той самой обычной тележке из супермаркетов.  Откуда она взялась у нас дома? Ну, естественно, из супермаркета и взялась. Сперва в ней (и девяти ее сестрах) привезли в лес продукты, купленные для шашлыка. Но остальные девять были через пару часов возвращены обратно в магазин, а эту оставили. На всякий случай. Потом случай настал: по завершении лесного праздника, уже заполночь, в нее нагрузили остатки продуктов и мангалы и … привезли к нам домой, прямо в квартиру. Легенда была: вечером мы с Ли Заобабом отвезем ее в родной супермаркет. Мое мнение никто не спрашивал и мне пришлось смириться: она была слишком тяжела для меня, чтобы я могла спустить ее по лестнице подъезда, да и стыдно мне как-то с фирменной магазинной тележкой идти за несколько кварталов от него.
Но настал вечер, а с ним пришла гроза, и тележку никто в магазин не повез. Она стояла в коридоре и раздражала меня. С каждой минутой все сильнее. Ее блестящие бока, надпись на ручке, маленькие колеса – все это вызывало с каждой минутой все более сильные и сильные чувства. И сплошь негативные. Наверное, увидев ее в другой обстановке, я могла бы восхищаться ее дизайном, практичностью или нарядным блеском. Но именно в другой обстановке, а не в нашей квартире. Тут мне хотелось скорее убрать ее, исключить из пространства. В конце концов, оставив Заобаба писать отчет, и заручившись уверением, что как кончится дождь, он тележку отвезет, я пошла спать.
Надо ли говорить, что всю ночь в мои сны врывались тележки? Большие и маленькие, красивые и уродливые, все они ездили и ездили передо мной, а в итоге находили себе местечко в нашей квартире. Умучившись к утру видениями десятков тележек, я выползла в коридор. И, о горе!, тележка продолжала стоять там. Казалось, она прописалась к нам навечно.
Я ходила вокруг Заобаба, упрашивая скорее увезти тележку, но он был непоколебим: пока не напишу воистину бессмертное произведение, не прочту все, что было написано на Удавкоме за последние 6 лет, не прокомменчу ЖЖ и отвечу на бесчисленные послания по аське, с места не сдвинусь.
Ему-то хорошо, его душу тележка не тревожила, а я исходила слюной и ненавистью, придумывая все новые способы уничтожения тележек. Самый простой – отвезти ее в магазин одной – по-прежнему казался мне недоступным, а вот мечты о том, как я ее распилю, разрежу ножницами по металлу или паяльной лампой, взорву или аннигилирую, продолжали терзать мое воображение. И не важно проходила я мимо нее или сидела, пытаясь работать, в другой комнате. Все равно в моей голове билась одна мысль: Я НЕНАВИЖУ ТЕЛЕЖКУ, Я НЕНАВИЖУ ТЕЛЕЖКУ! УБЕРИТЕ ЕЕ ОТСЮДА!!!
В итоге, услышав в коридоре странные звуки и обнаружив меня, склонившуюся  с пилой (по дереву) над несчастной тележкой, Ли решил, что все-таки проще отвезти ее самому, чем слышать столь мерзкие звуки, а потом (ежели мне все-таки удастся задуманное, а все знают, что для женщины, захваченной сильными эмоциями, нет ничего невозможного) относить кусочки расчлененной тележки на помойку.
Сейчас, когда я пишу эти строки, Заобаб со спасенной тележкой  идут по улице к ее родному магазину, а я… я продолжаю ненавидеть ее и на расстоянии. И самое ужасное, я понимаю, что после следующих шашлыков в Коньковском лесу (а  будут они уже через месяц-полтора) в нашей квартире окажется ее сестра. Господи, как я НЕНАВИЖУ ТЕЛЕЖКУ!