Колесо катилось по дороге само. Оно никого ни трогало и ни просило ни у кого помощи. Колесо было само по себе. Свободное такое от условностей, от влияния, от надзора. Когда колесу не нравилась дорога, оно меняло дорогу на другую. Иногда дороги были длинными и узкими, иногда короткими и широкими, иногда высокие с горочкой, иногда тоненькие, еле заметные. После щедрой дороги всегда чувствуешь всегда хорошо. Колесо это знало и катясь по безвестной тропинке всегда хранило в себе то ощущение тепла и надежности, которое осталось после хорошей дороге. Колесо берегло это эйфорическое чувство внутри и при случае всегда рвалось обратно на хорошо освещенную, накатанную дорогу.

Колесо не читало книг, не сочиняло романов, не писало телеграмм. Колесо могло лишь одно – катить себе куда глаза глядят. Конечно, никаких глаз у колеса не было, но оно видело все. Знало все. Ведало.

Колесо никогда не ведало усталости, боли, отчаяния. Колесо не знало, что было древним символом – духовным отцом бесконечности, отрадой разных народов этого мира, которые верили, что бесконечность суть бессмертие. Колесо догадывалось, что оно необычно, уникально, но по большому счету колесу было наплевать.

Как же оно катилось? Одно, без привода, без толчка, без мотора, без человека? Ответа точно не было, но была сила, которая катило колесо без устали и напряжения.

Внутри колеса спит голова Георгия Гонгадзе и снится ей странный сон:

            Будто бы стоит он еще целиковый у входа в шикарный дворец. Дворец настолько гигантский, что определить его размер растерянный Георгий не смог. Куда не посмотри везде богатая отделка, лепнина, шикарные окна, богато инкрустированные драгоценными камнями. Роскошные колонны у входа отделанные золотыми струнами уходят куда-то в небо и теряются в облаках. Откуда-то изнутри появляется дворецкий и остановившись в тридцати шагах от Георгия, призывно машет ему рукой. Георгий подходит и изумленно смотрит на дворецкого – это же сам Валуев! Валуев протягивает руку и изумленный Георгий отдает ему свою шляпу, украшенную перьями на французский манер. Откуда, блядь, шляпа то взялась? Георгий занервничал. Валуев улыбнулся своей дикой варварской улыбкой и пригласил жестом Георгия войти вовнутрь.

Георгий вошел во дворец и поразился еще больше. Бесчисленное количество богато украшенных комнат тянулось уже добрых полчаса, а Георгий все шел и шел и, казалось, конца и края не будет всему этому великолепию и роскоши. В одной из комнат Георгий увидел большое зеркало. Он подошел к нему и пригляделся. Зеркало было во всю стену, но отражало оно совсем не то, что было в комнате. Это была совсем другая не менее роскошная комната. Георгий удивился и стал внимательно рассматривать детали, когда его внимание привлекла открывшаяся в отраженной комнате дверь. Георгий обернулся – в его комнате ничего не происходило. Он повернулся резко обратно и от удивления у него открылся рот и предательская слюна упала на дорогой, ручной работы, персидский ковер. В отраженную комнату вкатилось колесо, и  чинно прокатившись, исчезло с другой стороны.

Георгий так бы и стоял с открытым ртом, если бы не услышал голоса, доносившиеся из за двери. Он подошел к ней и открыл. Высунув голову, он увидел странную для этого дворца картину. В комнате с ободранными обоями, на заплеванном покрытым окурками полу, сидели два бомжа, и смотрели по плазменной панели, прикрепленной к стене, футбол. Один из бомжей повернул свою голову к Георгию и прошепелявил гнилым ртом:

- Заходи, а то без головы останешься.

Георгия передернуло. Он зашел и уставился в телевизор. Столь странного футбола он еще не видел. На воротах стояла голая Ксения Собчак и двадцать два футболиста стояли в очереди к ней. Когда наступала его очередь, футболист подходил и бил Ксению по голове или по другим частям тела. Она молча терпела, а потом делала футболисту минет. Когда же дело доходило до судьи, то он для начала вставлял ей в задний проход свисток, а уже после этого бил ей наотмашь по лицу и вынимал свой огромный черный член. Ксения вставала на колени и принималась насасывать этот африканский жезл. Она попердывала и издавала разные другие звуки, имитирующие оргазм. И так до бесконечности.

Георгий обратился к бомжам:

- уважаемые, а вы не знаете куда мне идти?

Бомжи одновременно повернулись и тот, что справа сказал:

- отчего же, знаем,- и воткнул заточку в ляжку Георгию.

От дикой боли вспыхнувшей в ноге Георгий потерял сознание. Очнулся он от нестерпимой боле в ноге и заднице. Во рту стоял горький незнакомый привкус. Он огляделся. Все та же комната. Телевизор выключен, никого нет. Он лежит на грязном полу голый и с заточкой в ляжке.

Георгий попытался встать, Но его замутило, и он обессилено упал на пол и заплакал, а потом потерял сознание. В таком унизительном состоянии Георгий провел неизвестно сколько времени. Он то приходил в себя, то терял сознание, то плакал, то громко выл от тоски.

Однажды открылась дверь и в комнату вошла Юлия Тимошенко в спортивном костюме и в туфлях на высоком каблуке. На голове у нее был расшитый золотом кокошник с большими буквами в левом нижнем углу «D&G» Юлия внимательно посмотрела на Георгия и улыбнулась. Георгий принял эту улыбку за сочувствие, он открыл рот, но слова застряли где-то в горле, лишь слюна скатилась по подбородку. Георгий заплакал, и в глазах у него потемнело. Юлия подошла к нему опустилась на колени и обняв за голову начала петь колыбельную. Георгий вслушивался в чарующие звуки украинской мовы и не заметил, как крепко заснул.

Проснулся он в той же позе, толька Юлия сидела голая, а его голова покоилась у нее между ног. Прямо над его лицом нависали спелые груди с набухшими сосками и Георгий не выдержал и лизнул один. Юля прекратила петь и нежно посмотрела на Георгия. Он приободрившись стал лизать и покусывать ее сосок, он постанывала и наклонялась все ниже, что бы ему было удобнее. Кокошник на ее голове позвякивал и очаровательно блестел.

Юля аккуратно положила его голову на пол и встав на колени передвинулась немного вперед. Она схватила его напрягшийся член и начала его нежно лизать. Георгий в это время страстно нализывал ее набухшее лоно. Они одновременно убыстрили свои движения. Он с бешенной скоростью вылизывал  ее промежность, она хлюпала и потоки вагинальной влаги стекали ему в рот, он облизывался, глотал и продолжал бешено крутить языком. В это время она вдохновенно насасывала его каменный от напряжения член, то заглатывая его целиком, то облизывая его головку, руками она наглаживала его распухшие яйца и задевала иногда торчащую из ляжки заточку. Он вскрикивал, а она еще яростней начинала сосать. Вдоволь нализавшись, Юлия развернулась и села
на него сверху. Начался великолепный секс. Она прыгала на нем, как разъяренная тигрица, он выгибал спину, стараясь проникнуть в нее поглубже. Она дико кричала, кокошник слетел у нее с головы, он схватил ее за косу, а другой рукой вцепился в ее нежную спину и нещадно царапал, оставляя глубокие кровавые бороздки. Они даже не заметили, как его член залетел ей в зад, бешеная скачка продолжалась. Перед самым оргазмом, она слезла с него и глубоко засосала его член, он мощно кончил ей в рот, а она продолжала сосать. От безумного оргазма у него даже свело ногу, и он дико закричал. Она сосала, пока не высосала последнюю каплю. Этот процесс высасывания был самым приятным, он продолжал держать ее за косу, когда она перестала сосать и приблизила свое довольное лицо к его иссохшим губам и прошептала слова благодарности.

В это самый момент комнату вошел бомж и выстрелил Юлии в голову. Кроваво-красный мозг обдал голову Георгия. Он отшатнулся и больно ударился головой о пол. Бомж криво улыбнулся и выстрелил Георгию в пах. От дикой, невыносимой боли Георгий дико заорал и…… проснулся.

            На улице светило солнце. Голова Георгия сидела в колесе волосами вниз. Колесо остановилось на берегу широкой реки и любовалось восходом.

- Переверни меня, - попросил колесо Георгий.

- Зачем?

- Я не могу висеть головой в низ, мне неудобно.

Колесо задумалось на мгновенье и сказало:

- ты не можешь висеть головой вниз, ибо у тебя нет низа.

Георгий взбесился и заорал:

- Какая хуй разница, резина ебаная, я те чо невнятно сказал? Прокатись чуть вперед! У меня глаза болят, блядь!

Колесо невозмутимо прокатилось вперед и молвило:

- Будешь пиздить – покатишься сам.

Георгий прикинул перспективу и поспешил извинится:

- Извини колесико, это я так погорячился, понимаешь, у меня и так стресс – тела нет, так еще и сны снятся страшные.

Колесо молчало и любовалось восходом.

Голова Георгия посмотрела на восходящее солнце и улыбнулась.

Колесо с юзом стартануло в сторону шоссе. Георгий блеванул, но в этот раз решил все-таки смолчать.

Колесо стремилось к шоссе, оно улыбалось всей своей начинкой, колесо ждало встречи – встречи с прекрасным.