Сегодня форины подарили мне новый ноутбук. Очень удобный: восемь сантиметров в длину, пять в ширину, можно носить на шее, как брелок. Визуальная развертка — девятнадцать дюймов. Три года о таком мечтал. Дядя Тоша еще ворчал: дескать, мал еще зайка, чтобы с такими дорогими цацками играться. А мой наблюдатель, Майк, сказал, что я молодец: мне всего шестнадцать, а уже двух гомофобов за ходку взял. Я у Майка на шее повис и зацеловал его: «Спасибо, Мишенька!»
Майки смеется и хлопает меня по попке. Дядя Тоша улыбается, но как-то кисло. Он считает, что неприлично вот так на шею мужику кидаться, если ты несовершеннолетний. Влетит мне от дяди Тоши, когда закончат с погрузкой.
Пока мы пиздели с Майком, форины выносили из вертолета ящики с боеприпасами и едой. Между прочим, привезли нам еще ботинки от Прада, на лето. Тяжелые такие кирзачи на шнуровке. Неудобные. Пока их завяжешь, тебя сто раз успеют заморозить. Ебал я вашу праду. Почему я должен носить то, что мне неудобно? Хочу гриндера, как у гомофобов. Вчера снял с одного, так наши вой подняли: «Вася, ты не должен носить фашистскую обувь». Дядя Малик отобрал у меня эти замечательные ботинки и бросил в топку. Я так плакал, как будто меня самого туда бросили.
Наши затаскивали на бетонную крышу базы гробы-криокамеры с гомофобами. Мы накануне усыпили целый бункер, вот и пошла такая пьянка. Чем больше гомофобов приготовишь к отправке, тем лучше. За них нам дают еду, снаряжение и цацки. Вы не думайте, с гомофобами в Штатах не делают ничего плохого. Их просто размораживают и перевоспитывают, чтобы стали толерантными и любили ближнего своего. Мы пацифисты и никого не убиваем.
Дядя Тоша — мой родной дядя, мамин брат, поэтому он за мной все время присматривает. Плюс ко всему он командует нашей ротой. Я повешусь, если он за мной еще два года будет по пятам ходить. Во время погрузки одна криокамера упала, и оттуда потек жидкий азот. Дядя Тоша побежал туда, все вокруг гроба засуетились, а я Майку на ушко шепчу: «Хочешь меня трахнуть? Я так не могу больше. Возьми меня с собой, пожалуйста. Я тебе все-все делать буду, даже трусы стирать». Чувствую, у Майка елда твердеет в бэггерских камуфляжных штанах. Уже задышал тяжело, попу мою лапает. Тут налетает как коршун дядя Дима, наш замполит. Майку по ебалу врезал, не посмотрел, что форин. Орет:
— Чо эт ты малолетку тискаешь, вошь подмудная, шавка американская, клизма ты сифонная, шваль нищая, блядь подзаборная?!
    Майки со страху чуть не обосрался, лопочет:
— Я толерантен, я толерантен!
— Да похуям твоя толерантность, педофил ссаный! — Вопит дядя Дима. — Ты ребенку в жопу пальцы совал, гнида педофильская!
    Я в Майка вцепился и рыдаю, а он меня от своей груди отдирает как может, трус несчастный. Типа ему западло, что я его обнимаю. Так я понял, то он на самом деле меня не любит, а только хочет. Он стыдится моих чувств, как Энис в «Горбатой горе». Если бы он любил по-настоящему, не побоялся бы взять к себе в Америку.
Сейчас я сижу и печатаю это на новом ноутбуке. Решил вести дневник. Непривычная развертка, то и дело попадаю пальцами себе по коленям. Дядя Тоша хотел ноутбук отобрать и вернуть Майку, чтобы не думал, что русские мальчики легко доступны. Я долго плакал и просил оставить цацку, тем более, что Майки уже улетел. Я люблю Майки, хоть он и сволочь. Когда мне исполнится восемнадцать, мы с ним поженимся, и он меня заберет к себе в Штаты, где я буду жить как королева. А дядя Тоша будет сосать вялый хуй у своего бойфренда дяди Димы.
В двадцать два ноль ноль мы, как обычно, подрочили всей базой и устроили вечернее собрание. Замполит дядя Дима рассказал всем о моем непристойном поведении: я предлагал себя форину, и уже не в первый раз. Заставил меня повторять заповеди устава бэггеров:

Не отдолби
Не подставь
Не возжелай панибрата ближнего своего
Не матерись
Не пей
Не кури
Не укради

Я говорю:
— Товарищ капитан, мы же не бэггеры, мы геи. Почему мы живем по их уставу?
    Он мне отвесил подзатыльник и отвечает ласково:
— Сейчас военное время, Васенька. Если мы начнем долбить друг друга в сраки, это ослабит наш боевой дух.
Кто-то из задних рядов выкрикнул:
— Всё потому что форины — бэггеры. Вот наши им жопу и лижут!
    Это оказался дядя Андрей, наш лейтенант. Вечно он чем-то недоволен.
    Дядя Дима его спрашивает ехидно так:
— А что бы ты кушал без форинов? Творог из гомофобских залуп собрался выедать?
    Дядя Андрей улыбается:
— Выедать будешь кал из своей дряхлой раздроты, глистная инвазия.
    Дядя Тоша им обоим говорит:
— Во, сцепились девки косметичками!
    И так они еще полчаса друг с другом срались, а остальные слушали и хлопали в ладоши. Дядю Андрея даже вызвали на «бис». Люблю, когда они вот так вот душевно разговаривают. Я их вообще очень люблю, они мне как семья. Так уж вышло, что в нашем подразделении самому молодому парню — тридцать, а остальным от тридцати до сорока. Все такие серьезные дяденьки, меня считают сыном полка. Поэтому я никак не могу найти себе бойфренда. Хоть ты тресни.

02.05.2100.

    Сегодня ночью случилось ужас что. Мне давно нравился Артур, наш прапор, но он на меня не обращал никакого внимания. Так я его подкараулил, когда он ходил ссать, и бахнул в ногу боевым транком. Он тут же свалился и заснул, а я с него трусы стянул и сосу. Сосу и дрочу. Полчаса вафлил, у него хуй так и не встал. Болтается во рту как тряпочка, самому противно. И койка у него на втором ярусе — как же я, идиот, сразу не сообразил! Артур худенький, он, как и все тридцатилетки, на диете сидит. Я его потащил на место, и тут меня кто-то за цап плечо! Оказывается, дядя Андрей все это время у меня за спиной стоял и ржал в кулачок.
    Вечером меня будут судить за неуставные отношения.

04.05.2100.

    В случае моей смерти прошу считать меня педерастом, верным делу РПГ. Возможно, это последняя моя запись. Мне предложили кровью искупить свою вину перед Отечеством. Через два часа наш взвод покинет базу «Три обезьяны» и направится на Северо-Запад с целью уничтожения главного сервера РПГ-2. Эти сволочи-гомофобы даже название своей партии сперли у нас. У нас Революционная Партия Геев, а у них — Радикальная Партия Гомофобов. Думают, наверное, что жутко оригинальные.
    Гомофобы отличаются от нас тем, что хуже вооружены и стреляют не транками, а пулями со смещенным центром. Они УБИВАЮТ таких мальчиков, как я. А потом съедают. И помогают им не наши хорошие форины из США, а узкоглазые китайцы. Я ненавижу гомофобов и китайцев. Для узкоглазых человеческая жизнь ничего не значит, потому что их самих — полтора миллиарда. Они считают, что чем меньше людей останется в живых, тем лучше будет этим живым. А гомофобы ненавидят нас за то, что мы не такие как они. Мы терпимые, толерантные и чистоплотные, а они вонючие тупые самцы, гопники и урла.
    Сейчас наши красят волосы. Я это дело очень не люблю. Сначала стригут почти под ноль, а потом перекись жжется, у меня от нее красные пятна. Волосы по уставу должны быть не длиннее трех сантиметров. Желтые, под цвет звездочек в правом ухе. У меня пока только одна звездочка, потому что я рядовой, но если мы уничтожим этот проклятый сервак, меня могут даже повысить в звании.
    Пожалуйста, если я буду уже мертвым, а вы найдете этот ноутбук и он будет целым, отнесите его моей маме, Елене Владимировне Новиковой, ИИН 678900789652348 и скажите, что я ее очень люблю. Всегда толерантный Вася Новиков, ИИН 678900789768543.

05.05.2100

    Продвигаемся пешком. Уже натер себе ноги этой чертовой Прадой. Молюсь, чтобы по дороге попался скин-хед: я его усыплю и сниму гриндера. Дядя Андрей мне строго-настрого запретил это делать, потому что в походных условиях замораживать противника нечем — он может очнуться, догнать нас и дать пизды.
    Мы выглядим очень эффектно: бэггерские кепи, бэггерские камуфляжные штаны от Дольче и Габбана, кенгурушки от Хьюго Босс — их еще называют плащ-палатками. Всё это бежевое с коричневым, под цвет пустыни. Кирзачи мерно топают по глине, вздымая пыль. В ушах блестят золотые звезды.
На поясах подсумки с транками для гомофобов и спидами для нас. В вещмешке походный сухой паек в таблетках, спальник на липучках и личные вещи. Дядя Андрей запретил брать лишнее, поэтому я взял с собой только косметичку, дневной крем с липосомами, гель для волос, пенку для умывания, твердый дезодорант, маникюрный набор и флакон Кензо. Дядя Малик это заметил и выкинул Кензо, как будто там отрава какая. Как я без парфюма? Я же буду вонять! А мужики смеются.
Чтобы было веселей идти, затянули «Ай вилл сюрвайв». Государственный гимн тоже поднимает боевой дух — правда, маршировать под него неудобно.
В пустыне попадаются развалины каких-то строений. Например, красно-коричневые башни со звездами и остатки крепостных стен. Дядя Малик говорит, что это последний оплот древних гомофобов, разрушенный в 2040 году, в самом начале революции. Другие здания после бомбежек давно растащили на кирпичи для военных баз, а эти руины не трогают, потому что они прокляты.

    Когда проходили мимо базы «Рыбы», мама высунулась из амбразуры и крикнула:
— Со щитом или на щите, Васенька!
    Мне стало очень смешно, потому что «щит» по-американски — это говно. Американский вообще веселый язык.
    Вдоль дороги стоят ветряки, и куда ни глянь — целые поля ветряков. Погода отличная, светит солнышко. В пустыне время от времени попадаются зеленые кустики и даже молодые деревца. Пробовал искупаться в речке, но вода холодная, сразу ноги судорогой свело. Вода теперь чистая, не то что в эру гомофобии. Это все потому, что у нас нет вредных производств. Дядя Андрей на это говорит, что у нас вообще больше нет никаких производств, но я ему не верю.
После утренней дрочки нюхаем табельный метамфетамин для поддержания боевого духа. Когда ходил срать, поранил коленку о колючую проволоку — какая-то собака натянула над канавой. Дядя Андрей надавал мне за это по попе. Говорит, в таких местах могут быть мины времен Второй Гражданской.
    Негде помыть руки — я так с ума сойду. От меня воняет. Еще меня смущает, что мы дрочим по команде в восемь утра и десять вечера. Я сильно устаю, и у меня он все время падает. Дядя Малик помогает мне дрочить, говорит, что это полезно для здоровья. Мне очень стыдно, потому что дядя Малик трогает меня за хуй при всех:
— Надо, Вася, надо. Давай через «не хочу». Будь мужчиной.
    Я, дурак, спрашиваю:
— Может, я лучше у вас у всех пососу?
    Что тут было… Дядя Андрей мне полночи лекции читал о том, что хуесосание расслабляет мужчину, и сейчас, в условиях Третьей Гражданской войны, это недопустимо. Дядя Андрей красивый, у него черные глаза и ласковые руки. Утром, когда он меня шлепал по голой попе, я чуть не обспускался. Я спросил, не может ли он себе представить, что сейчас мирное время. Он увел меня в кустики и расстегнул ширинку, но тут Артур решил, что мы вместе идем ссать, и поперся следом. Я ненавижу этого Артура.


06.05.2100

    Мне кажется, что бэггерская форма очень неудобная. Штаны широкие, вечно цепляются за кусты. Вчера в капюшон кенгурушки залезла большая жирная гусеница. Меня чуть не стошнило.
Нам передали съемку из космоса. Продвигаемся открыто по трассе Е-95, потому что в радиусе нескольких километров противник не обнаружен. Позади остался КПП Евразийского Союза Молодежи. Противник усыплен, мне досталась трофейная черная футболка с восьмиконечной звездой. Гриндера добыть не удалось. У этих недомерков не было моего размера.
    Впереди нас ждет база дружественных нацболов, там можно будет отдохнуть и помыться.

07.05.2100

    Нацболы — вонючие свиньи, у них даже нет горячей воды. Один пытался запустить пятерню мне в штаны, но я ему не дал из принципа.

08.05.2100

    Ночевали в заброшенном монастыре. Дядя Малик рассказал, что РПЦ вымерли первыми, потому что у них были одни монахи и старые женщины. Я там все обследовал, побродил по церкви. Даже не знал, что это может быть так красиво. Кругом картины, написанные золотом, на них люди в разноцветных платьях и космических шлемах. Иисус на кресте очень симпатичный и добрый.
    Под распятием стоял такой белый столик, вымазанный чем-то коричневым, и на полу тоже были коричневые пятна. Я спросил у дяди Малика, что это, он посуровел и говорит:
— Это не потеки, Васенька. Это они таких как мы в жертву приносили.
    Я ему не поверил. Я читал про Иисуса, он был хороший.
    Спали на полу в трапезной, перед сном дрочили. У меня опять не встал. Не могу сосредоточиться. Наверное, потому, что на меня постоянно смотрят сорокалетние дядьки. РПГ велело дрочить перед сном, вот они и дрочат. Сунут руку себе в штаны и ать-два, ать-два. Ненавижу.
    Дядя Денис смотрел-смотрел, как я мучаюсь, не выдержал:
— Мужики, может, пососем у пацана? Поможем, а?
    Прапор взбеленился:
— Правильно! У того пососем, у этого пососем. А потом и в жопу дадим! Хорошенькая у нас тогда будет дисциплина! Мы не должны давать парню послабление только за то, что он юн годами. Пусть дрочит как все.
    Тут я тоже обозлился:
— Ты, Артуровна, импотент пиздливый. У тебя что соси, что не соси — все равно секелек не стоит.
    Артур аж весь покрылся красными пятнами от гнева, хотел мне морду набить, но я ему по яйцам врезал с ноги. Артур на пол свалился, за мошонку держится, воет. Вот она, Прада, такими говноступами слона убить можно. Дядя Андрей меня по плечу похлопал:
— Молодец, сынок. Умеешь за себя постоять.
    А со стены Мадонна на все это смотрит добрыми карими глазами. Мне даже стыдно стало, что я такой злой.
    Дядя Андрей Денису подмигнул:
— Ну что, поможем пацану кончить?
    А я говорю:
— Нет. Я уж лучше как все. Простите меня, товарищи, я вел себя как мелочный индивидуалист. — Это я сказал не потому, что раскаялся, а потому, что дядя Денис мне в матери годится. Уж очень похотливо он губы облизнул, я так не могу. Это все равно что родной маме дать пососать. Я ценю его помощь, но мне бы лучше кого помоложе.
    По-моему, дядя Денис обиделся, и дядя Андрей тоже. Они, по ходу, оба хотели вафлить.

09.05.2100

    Сегодня отмечали день какой-то победы. В школе мы это проходили, но я так и не понял, почему этот день для нас так важен. Это было сто пятьдесят пять лет назад — с какой радости мы должны праздновать? Но дядя Малик мне объяснил, что это была победа над немецкими фашистами — предками современных скин-хедов. В честь этого мы все нюхнули кокаина и пошли дальше веселые и окрепшие духом.
    По праздникам в десять часов полагается не табельная дрочка, а минет. Мне, как всегда, пары не нашлось.    Вонючий прапор Артур сосал с проглотом у моего любимого дяди Андрея и поглядывал через плечо: мол, что, съел? Дождется этот Артур второго транка в полужопие.
Ушел в кусты плакать. Они до сих пор считают меня ребенком, а я уже мужчина. И вафлить умею не хуже дяди Тоши. Это очень тяжело, когда взрослые не воспринимают тебя всерьез.
Пока старички хуесосили, я заметил на радаре одинокую точку. Запросил аэрофото — так и есть, баба идет в форме черных лесби. Отбилась, наверное, от своего отряда. Раньше они назывались готами — это еще до того, как бабы-готки в одну прекрасную ночь перебили всех своих мужиков. С тех пор их никто не любит — ни РПГ-1, ни РПГ-2. Даже обычные лесбиянки их боятся, потому что черные лесби совсем отмороженные.
Я мужикам говорю:
— Дяденьки, там в полях бродит одинокий противник.
Они захихикали понимающе так:
— Иди, сынок. Поборись с тетей. Там после Второй Гражданской по двести мин на сотку осталось.
    Я на них совсем обиделся. За щенка меня держат, что ли? И пошел напрямик через колючую проволоку. Ноутбук переключил на режим миноискателя, и мне все похуй. Он даже ни разу не пискнул — все чисто. Пока по полям шарился, стемнело.
    Черные лесби тоже вооружены транками, им снаряжение поставляют ихние форины из Японии. Я их не боюсь. Японские транки не такие ядреные, действуют только через пять минут. За это время можно принять антидот.
    Вокруг темнота непроглядная, у меня в очках ночного видения всё красным-красно. Под ногами сухая неровная почва, пару раз уже спотыкался и падал. Вдруг меня кто-то за жопу цап!
    И голос такой грубый:
— На колени, щенок!
    Я обалдел и сразу встал на колени. Надо мной маячит лицо в таких же очках, только не «Эленберг», как у меня, а «Сони» — в них все видно лучше. Потому и поймала она меня, а не я ее.
    Она командует:
— Сосать!
— Тетенька, вы же лесби, что у вас сосать?
— Тебя не спросили!
    Расстегивает ширинку кожаных штанов, а там фаллопротез.
— Тетенька, вам же все равно никакого удовольствия от этого не будет!
— А моральное превосходство? — И сует мне в рот свой искусственный конец.
    Только я приготовился вафлить, ее кто-то сзади транком бахнул. Это Артур посрать ходил. Услышал — ну и пальнул в темноту. Уже в третий раз на минет обломал.

10.05.2100

    Сегодня все утро обсуждали с мужиками, есть ли у черных лесби пизда. Я предложил проверить эмпирическим путем, но мое решение не одобрили. Сказали, что настоящий гей никогда не оскорбит женщину действием, даже если у нее есть член.
    Пока спорили, тетенька очнулась и резко села. Мы аж отскочили. Она озирается:
— Вы пидорасня, что ль?
    Дядя Андрей отвечает с достоинством:
— Не пидорасня, а РПГ.
— Ну, я и говорю: пидорасня. — Заключает тетка. — Значитца, так. Кого хуя вы меня обдолбали транком? Я на вас наезжала? Я вам сделала чо-то плохое? Не сделала? Так и нехуй было выебываться.
    Все наши молчат как воды в рот набравши. Нечем крыть. Она ведь действительно ни на кого не нападала, это я за ней пошел.
— Ну так вот, ссыкуны, может, вам интересно, что я делала на этом поле?
— Еще бы не интересно. — Замечает дядя Андрей.
— Это был риторический вопрос, пида. Конечно, вам интересно. Так вот. Вы, наверное, заметили, что на этом поле нет ни одной мины? И на соседних тоже. Вот ты, мелкий, пока шел, спотыкался несколько раз. Спотыкался?
— Ну, спотыкался.
— А знаешь, обо что ты спотыкался? Это, блять, могилы. Они туда сваливают замороженных. Терь понятно? Ну, и кто после этого ваши форины?
    Меня холодный пот прошиб. И все остальные тоже побледнели. Дядя Малик говорит:
— Не верю. Не могут наши друзья так поступать с людьми.
— Еще как могут. Вам уже последние мозги промыли. Про нас, небось, врут, что мы перебили всех мужиков?
    Дядя Андрей кивает.
— А вот нихуя. Мы унифицировали половые признаки. Мы теперь все — андрогины.
    Мужики только глазами хлопают. Столько инфы за раз — обалдеть можно.
    Дядя Андрей опомнился первым:
— Веди нас к этим могилам.
— Да как два пальца обоссать. — Встает, пошатываясь, и показывает на поле. Метров через пятьдесят виден небольшой отвал, и сверху что-то воткнуто — наверное, саперная лопатка. — Это я сама копать начала. Интересно было, что америкосы по ночам сгружают. Сначала спускают мини-экскаватор, потом какие-то длинные ящики. На гробы похожи. Вытряхивают эти гробы — и пар идет, как от горячей картошки.
— Я картошки лет тридцать не жрал. — Говорит дядя Сергей.
— А мы ее сами сажаем. — Смеется тетенька.
— Да ты чо, у нас с сорокового года ничего не сажают! — Ворчит дядя Малик.
    Тетенька цедит сквозь зубы:
— Это у вас, пидоров, не сажают. Потому что руки из жопы растут.
    Дядя Андрей прикрикнул:
— Молчать! Пленная, проведите нас к месту захоронения.
— Сами идите. Там уже завоняло.
— Насрать. Ведите. Может, у вас там засада.
    
    Лучше бы не ходили. Я узнал того самого гомофоба, с которого гриндера снял. Помню, номер у него на лбу был АТ-603309, сам ставил. Еще подумал, что редко попадаются такие красивые симметричные номера.
Воняло в могиле так, будто кто-то одновременно наблевал и обосрался. Трупы были свалены как попало и присыпаны землей. Кое-где из земли торчали кисти рук и ступни. Наверное, форины торопились и закапывали гомофобов кое-как.
Замороженных надо реанимировать в специальной камере, иначе кристаллы льда порвут мембраны клеток. Это знает любой первоклашка. Уперся коленями в рыхлую землю и плачу. Я, значит, помог человека убить.
Мужики тихо матерятся. Мы же всегда были пацифистами, этому нас учат форины. Не могли они устроить такую подлянку! Может, это был несчастный случай? Может, в полете гробы разгерметизировались, и пленных уже нельзя было спасти? Я верю, остальные гомофобы сейчас перевоспитались и живут в Штатах. Так я и сказал тетеньке. Она меня потрепала по щеке:
— Молодой пидорасик, глупый.
    Взвалила на плечо свой черный вещмешок с анкхом и зашагала прочь.

    Тетка уже скрылась вдали, а мы стояли как оплеванные. Устроили экстренное совещание по трем вопросам: следует ли сообщать о находке командованию, врут ли нам форины и что теперь с нами будет.
    Постановили вот что:
1. О находке командованию сообщать не нужно, потому что сигнал перехватят форины. Доложим лично, когда вернемся.
2. Врут ли нам форины — неизвестно. Чтобы убедиться в этом, нужно обследовать другие поля, а у нас на это нет времени, потому что дано задание уничтожить сервер РПГ-2.
3. Еще неизвестно, нужно ли уничтожать сервер РПГ-2, и на это есть своя причина. Если мы усыпим и заморозим охрану сервера, ее могут убить так же, как и тех скин-хедов, а мы этого вовсе не хотим.
4. С нами теперь будет полная жопа. Остается надеяться, что из космоса не заметили, что мы делаем в поле. Если они нас засняли, через час разбомбят весь этот квадрат. Скрыться мы никуда не можем, потому что вокруг —пустыня. Я раньше думал, зачем форины рубят наши леса. Теперь понял: чтобы нас легче было засечь на открытой местности.
    Остается идти вперед, как будто ничего не произошло. И молиться, чтобы не было атаки с воздуха.
    Через десять минут со мной вышел на связь Майки. Я от страха чуть в штаны не наложил.
— Хеллоу, Баззи! — Голос радостный, как будто на свидание зовет.
    Я отвечаю блядским фальцетом:
— Алё, Миша? Ты по мне скучаешь?
— Очень скучаю, мышка. — Врет, мудак. Рожа в развертке красная, напряженная. Как будто сдерживается, чтобы не пернуть.
— Мальчики, пройдите вперед, я хочу с бойфрендом наедине поговорить.
    И мужиков как ветром сдуло. Разбрелись по дороге туда и сюда на много метров, как бы случайно, а на самом деле — чтобы одним ударом всех не прихлопнули.
— Майки, хочешь подрочить в вирте? — И снимаю кенгурушку с футболкой. Послюнил пальцы и соски потеребил, чтобы стояли.
    Он обалдел от такой наглости.
— Баззи, давай не сейчас.
— Почему это не сейчас? Видишь, нас специально вдвоем оставили. — И стаскиваю штаны вместе с трусами. А от страха у меня всегда стояк будь здоров. Стою на коленях перед ноутбуком и тело свое наглаживаю. Потом повернулся к Майку попой и поласкал свою промежность. Услышал даже, как он слюну сглотнул.
    Раскорячился раком, конец надрачиваю, как будто Майки вошел сзади. Обернулся, вижу: у него за спиной торчит старший по званию, и у этого, старшего, тоже нехилая эрекция. Один Майки сидит как обосранный.
    Капитан ему командует:
— Можно. Даю вам пятнадцать минут.
    Майки спрашивает:
— У тебя есть что сунуть в попу?
— Нет…
— Суй пальцы!
    Мне сказали — я сделал. Жить захочешь — и кулак себе в жопу засунешь.
    Кончили, я вытер руки о траву. Майки поморщился, америкосы все брезгливые:
— Ты бы хоть спиртовой салфеткой протерся, свинья.
    Тут картофельное рыло Майка пропало с монитора, и на его место влез тот самый капитан. Говорит:
— Выходи на связь почаще, зайка.
— Извините, сэр, мне стыдно за свое поведение.
— Да ничего, ничего. По-моему, вас там воспитывают слишком строго. Ты мне вот что скажи: вы видели могилу?
— Да, мне так жаль! Мы сами виноваты, пленных было много, не смогли как следует закатать ящики. Больше такое не повторится!
    Все-таки засняли, суки. Этот, наверное, прихуел от моего ответа, но виду не подал:
— Пообещай мне, что такое больше не повторится. Помни, в твоих руках дальнейшая жизнь этих людей. Нельзя делать человеку плохо только потому, что он думает не так, как ты.
— Я помню, сэр. Я не хотел им зла. Простите меня, сэр! Накажите меня!
— О-кей, малыш, ты не виноват. Просто у тебя мало опыта. Ты упаковывал всю партию?
— Да, сэр. Всю.
— Одним раскаяньем их не воскресишь. В следующий раз будь внимательнее. И вообще, пусть это делают старшие, а ты смотри и учись.
— Есть, сэр!
— Хороший мальчик! До связи.

    Сейчас уже вечер. Я запаролил записи. Сегодня мы никуда не шли, потому что через полчаса после разговора с капитаном и Майком меня пробрал жесточайший понос. Дядя Малик говорит, это дисбактериоз — потому что совал в дырку грязные пальцы. А дядя Андрей говорит, это потому, что я перенервничал. Думаю, тут и то и другое. По счастью, дядя Денис обнаружил неподалеку озеро. Помылись, постирали нижнее белье. Штаны и палатки-кенгурушки стирать не стали, потому что они долго сохнут.
    Благодарили меня всем взводом. Артур предлагал пососать, но я отказался. Нам теперь не до минета.
    Снова держали совет на предмет того, что нам делать с гомофобами, которые охраняют сервер. Если мы не усыпим их, форины могут разбомбить нас самих и свалить все на гомофобов. Так что придется все-таки спасать собственные задницы.
В полночь Майки снова вышел на связь и приказал трахнуть себя рукой. Пришлось выполнять, хотя у меня уже все очко горело и по пальцам размазывалось жидкое говно. Майки это заметил, несмотря на темноту. Сказал:
— Ты меня разочаровываешь. Не знал, что ты такой неряха.
    Я заплакал от унижения и послал его на хуй. Он долго извинялся за свою бестактность, пиздел, что понимает, как мне сейчас тяжело. Я выслушал этот получасовой бред, пожелал ему спокойной ночи и пошел к озеру подмываться.
    У меня от слабости дрожали ноги, и я в очередной раз обо что-то споткнулся. И знаете, что это было? Оптоволоконный кабель! Наши таким не пользуются, у нас все связь спутниковая, а гомофобы живут в подземных бункерах и связываются друг с другом по оптоволокну. Я раньше думал: вот идиоты, достаточно перерезать его, и связь оборвется. А теперь понял: это чтобы не было перехвата. Мы сейчас со своей спутниковой сетью сидим в глубокой жопе, а этим хорошо: с воздуха их не видно, и связь под землей. Говорят, они там прорыли катакомбы на много километров в разные стороны. Засечь оптоволокно можно опять же только с земли детектором ОС-22-в. А он лежал в вещмешке у дяди Андрея. Я быстренько помылся и разбудил его. И мы пошли. Глупо, конечно. Все равно нас рано или поздно засекут из космоса.
    
14.05.2100

Как я уже говорил, очки ночного видения у нас хуевые донельзя. Шли только по писку детектора, около четырех часов. Потом дядя Андрей провалился в яму. Я кричу:
— Дядь Андрей, ты не ушибся?
    И мне отвечает совершенно незнакомый голос:
— Ушибся. Щас и тебя ушибем, пидарок.
    Потом меня стукнули по башке чем-то тяжелым, и я надолго потерял сознание. Сейчас я напишу все по порядку. Вспоминать придется долго, потому что мне только сейчас вернули ноутбук. Это Антоша попросил штурмбанфюрера дядю Олега. Сейчас Антоша сидит у меня за спиной, положив подбородок мне на плечо. Он такой зайка в черном эсэсовском мундире! Мы с Антошей нюхаем мои спиды и трахаемся каждые два часа. Еще у них тут есть самогон. Я когда первый раз попробовал, чуть не умер, а во второй раз ничо так пошло, даже лучше кокаина, только голова на следующее утро болела. Вообще здесь трудно определить, когда утро, а когда вечер. Мы под землей. Антоша целует меня в шею и мешает печатать.

15.05.2100

    Дядя Олег запретил Антоше трахать меня до завтрашнего вечера. Говорит, у меня от постоянной ебли может начаться проктит. Антоша сейчас передает шифровки, а я не у дел.
    Итак, что же было пять дней назад? Очнулись мы с дядей Андреем связанные, на полу какого-то тоннеля. На шпалах. Лежим лицом вниз, и нас пинают гриндерами. Пятеро здоровенных дядек в черном и мальчик моего возраста. По лицу меня стараются не бить. Самый старший говорит:
— Хватит, он совсем еще ребенок.
    Мальчик мне еще напоследок поддал по печени и отошел.
    Старший велит перевернуть дядю Андрея и посадить спиной к стене. Сам присаживается рядом на корточки и закуривает. Я еще заметил, что они оба очень похожи: высокие, худые, черноглазые, стриженые ежиком. Только у дяди Андрея кожа смуглая, загорелая и волосы обесцвечены, а у того кожа белая, как у призрака, и волосы черные с небольшой проседью. Как будто дядя Андрей его родной брат, только выгорел на солнце, а этого дяденьку держали в погребе.
— Пидорас, назови свое имя и звание.
— Леднев Андрей Вячеславович, лейтенант московского РПГ.
— Не московского, а пидорского. — И тыц дядю Андрея по зубам. — Пидорское ваше РПГ-2. А наше — настоящее. Докладывай, зачем пожаловал к нам на базу.
— Я не пожаловал. Попали сюда случайно, шли по кабелю.
— Вот блядство. Детектором засекли?
— Нет, вот этот мальчик об него споткнулся.
— Да, как же, споткнулся! Гнида гомопидорская! Споткнулся он! Изворачивается как крыса. Терь слушай меня. Ты — ссаный шпион и разведчик пидорасов. Значит, где-то рядом должен быть еще такой же гомосечный отряд. И если ты скажешь, где твой отряд, то мы, так и быть, оставим в живых вот этого мальчика.
    Дядя Андрей плюнул ему в лицо и отвечает:
— Я не скажу тебе, где мой отряд, фашистская мразь. В данном случае это тебя вообще не должно интересовать. Но если ты на время заткнешь свою калорезку, я тебе сообщу нечто действительно важное.
    Темноволосый утерся рукавом и прошипел:
— Я весь внимание. Сейчас многоуважаемый пидорас расскажет нам сказку про белого бычка.
— Так вот, слушай, проебь. Мы сюда пришли не для того, чтобы вам нагадить. Мы хотели вас предупредить. До вчерашнего дня мы считали, что вас отправляют в Америку на социализацию.
— Как же, отправляют. Хуй там. Отвезут подальше и зарывают. Мы-то знаем. Километры гнили в земле.
    Дядя Андрей погрустнел:
— Мы правда не знали.
— А ты чо думал, пидор? Думал, америкосы так заебато живут, что могут кормить неограниченное количество русских?
— Ничего я не думал. — Сказал дядя Андрей и отвернулся к стене.
— Все вы знали, говнюки. Это мы не знали нихуя про своих китайцев. Думали, они просто хорошо владеют английским. А знаешь, чо оказалось? Это тоже америкосы. Там дохуя китайских эмигрантов. А сами китаезы щас мочат друг друга. Социалисты и Гонконгская Демократическая Партия. Вот так-то. И америкосы им тоже сбрасывают снаряжение.
    Дядя Андрей прошептал:
— Пиздец… — И закрыл глаза, как будто приготовился умирать.
— Ты чо под дохлого косишь? Смотреть прямо! На колени! И ты тоже!
    Я подумал: «Вот сейчас нас расстреляют этими самыми пулями со смещенным центром». Однако все кроме мальчика как по команде расстегнули ширинки.
— Смотри, Антоша, как надо с пидорами. — Усмехается темноволосый. — Учись, племяш. Пидора надо нещадно долбить в рот и в жопу. Это укрепляет боевой дух истинного арийца. Мы ненавидим пидоров и становимся сильнее, когда их унижаем.
    И тут дядя Андрей очень весело подмигнул мне. По-блядски.
— Слышь, Вася? Хоть перед смертью наебемся!
— Молчать, пидорас! — Рычит темноволосый. И затыкает дяде Андрею рот своей здоровенной елдой.
    Ко мне подходит другой дяденька, с эсесовской повязкой на рукаве. Я плотно сжимаю губы, потому что он старый и некрасивый. Тут мальчик просит:
— Дядя Олег! То есть господин штурмбанфюрер! Можно, я второго пидораса себе оставлю?
— Оставь, Антоша.
— А можно, я его к себе приведу?
— Веди куда хочешь! — Отмахивается дядя Олег. — А ты соси глубже, тварь!
    Антоша завязывает мне глаза и ведет куда-то по шпалам. Издалека доносится голос дяди Андрея:
— Руки развяжите, я хоть подрочу!
    Мы шли очень долго, часа два или три. Услышали позади взрыв. Сердце екнуло: это они дядю Андрея убили. Потом рельсы задрожали и кто-то крикнул: «Паааберегись!»
    С меня сняли повязку. Рядом стояла такая штука под названием «дрезина». И на ней сидели гомофобы с охуевшим от счастья дядей Андреем.
— Выход завалили. — Сообщил дядя Олег. — Хуй они получат, а не наш сервак.
    Дядя Андрей обнял его за плечи и чмокнул в висок.
— Но-но, пидорас. Будешь наглеть — еще выебу.
    А дядя Андрей к  нему липнет, как последняя блядь, и видно, что Олегу это на самом деле нравится. Андрея с девяностого года никто толком не ебал, тогда у нас приняли бэггерский устав.
    Я даже отвернулся, чтобы не смотреть на их брачные игры.
    Антоша больно пнул меня по заднице:
— Ну чо, так и будешь пялиться как баран или поедем? — Я тогда решил, что он очень грубый. Потом оказалось, просто стеснительный, как и я. Ноутбук работает только от солнечной батареи, она уже садится. Может быть, это последняя запись. Солью все на Антошин флеш.

    
27.05.2101.

У гомофобов тут целый подземный город с огромным количеством ярусов и выходов на поверхность. Каждый выход заминирован, и его в любое время можно подорвать с главного пульта. Оптоволокно у входов проложено глубоко под землей, так что взрывы его не задевают. А я-то боялся.
    Живут они тут на широкую ногу. Газовые и нефтяные генераторы (не то что ветряки, от которых то есть ток, то его нет). В каждом отсеке горячая вода плюс в южной части города озеро, где можно купаться, это вообще кайф. Всю технику они собирают сами, тут же добывают руду и выплавляют сталь каким-то там конверторным способом. У всей этой прелести только два ощутимых недостатка: им негде брать продукты и у них нет солнца, поэтому они голодают и им не хватает витамина Д. Раньше гомофобы брали продукты у фальшивых китайцев, еще до того, как нашли этот город. Теперь им приходится выходить на поверхность и нападать на базы нашего РПГ, чтобы добывать продовольствие.
    Говорят, под базой «Три обезьяны» есть такой же подземный город. А мы-то, дураки, думали, они живут в бункерах. Бункеры на самом деле просто для отвода глаз, это у них что-то вроде перевалочных пунктов.
    В центре города — огромные старинные залы. Мне особенно нравится двухъярусный, оформленный золотой чешуей. Там на стенах написано «Площадь Александра Невского-1» и «Площадь Александра Невского-2». Прямо как наши два РПГ.
    Бывшие геи работают в основном на прокладке новых тоннелей, а по вечерам бойцы их массово ебут, потому что женщин здесь нет вообще. Как я понял, единственное пополнение у гомофобов — это бывшие геи. Дядя Андрей уже дослужился до оберштурмбанфюрера, и в следующем месяце они с дядей Олегом поженятся.
    У нас с Антошей оказалось далеко не все так гладко. Он очень красивый мальчик, я его люблю, и он меня долбит по-королевски, но мне не нравится, что он смотрит на меня как на человека второго сорта. Я бы его уже давно послал, но кроме нас тут нет молодых парней. Остальным как минимум тридцатник. Это все потому, что после семидесятого года почти никто не рожал. Я теперь понимаю, за что гомофобы так не любят геев — это наши придумали не заниматься сексом с женщинами. Дядя Олег говорит, что русские через двадцать лет просто вымрут как нация, и китайцы тоже. Останутся одни форины, то есть америкосы. Я у него спрашивал, зачем америкосам пустыня — так он долго смеялся, а потом объяснил, что наша страна — последнее место на планете, где еще остались нефть и газ. Мы сами потихоньку откачиваем их из трубопроводов, ведущих в ЕС. Вот такие дела.
    Антоша, сволочь такая, орет, что я не постирал его носки. Я что, виноват, что он разбрасывает свои вонючие портянки где попало? Я ему не домработница, чтобы ходить и подбирать!

24.05.2102

    Нашел свой старый ноутбук, батарея еще работает. Пожалуй, возьму его с собой.
Два года не видел солнца. Завтра мы с мужем идем за продуктами на новую базу РПГ-2. Хоть немного позагораю. Сейчас покрываю снаряжение антирадарным составом. Очень хочется есть.
    В последнее время стало неспокойно, все три предыдущие группы не вернулись с задания. Наверное, уже гниют где-нибудь в поле под ветряками.
    От черных лесби мало толку, они иногда приносят продукты, но детей рожать не хотят по идейным соображениям. Суки, твари, гниды. Не понимают, что это государственная необходимость.
    Судя по тому, что геев попадается все меньше, мы их почти всех переловили или форины их мочат собственноручно. Геев уничтожать легко: сбросил бомбы и все дела. Чует мое сердце, что америкосы скоро перестанут привозить им пайки и начнут штурмовать нас сами. Пидораски были нужны форинам только потому, что америкосы не любят рисковать своей шкурой.
    У меня почему-то тяжело на душе. Придется идти против своих.

29.05.2104

    Вышли вдвоем с Антоном. Продвигались по ночам, днем лежали в балках и смотрели на небо. Теперь мы достаточно далеко от города и можем даже позагорать, не боясь выдать расположение наших. Я нарядился в свой старый бэггерский камуфляж, и мне все похуй. Научился ловить рыбу. Надо будет наловить мальков и разводить их под землей, только я не знаю, чем их кормить и приживутся ли в нашей воде.
    По дороге нам не попался вообще никто. Вертолеты не летают, ветряки в полях убраны, вместо них ровными рядами высажены молодые деревца. Мне страшно.
    Добрались до моей бывшей базы, она, как я и думал, разрушена до основания. Где-то тут, внизу, должен быть город, но мы уже засветились, и нам нельзя спускаться вниз. Я уверен, что за нами наблюдают из космоса. Антон говорит, что за нами уже никто не наблюдает. Незачем.
    
12.08.2110.

Мы с Антоном перебрались в тот самый монастырь РПЦ. В двадцати километрах от нас находится община Готов Седьмого Дня. Иногда они приходят к нам за спермой, потому что это вопрос выживания нации. От нас родилось по крайней мере двадцать детей, но я так и не знаю, какие из них мои, а какие — Антона. И мне, если честно, наплевать.
Не хочу даже думать о том, что сейчас творится в подземных городах. Рано или поздно остатки РПГ все-таки выйдут на поверхность — не будут же они есть друг друга. Может быть, их даже оставят в живых, потому что на территории бывшей России осталось не больше  500 000 человек.


Я открыл глаза и увидел над собой сиреневатую лампу дневного света. Ощупал башку — перевязана. На соседней кровати лежит бритоголовый парень, ладошка под щекой, смотрит на меня с интересом, совсем как ребенок в зоопарке.
Помахал ему. Он спрашивает:
— Слышь, пидор, у тебя сигареты есть?
— Во-первых, я не пидор, а гей. Во-вторых, у меня на лбу не написано, что я гей. В-третьих, ты сам латентный пидорас, и сегодня ночью я тебе это докажу.
    Этот дернулся, чтобы мне врезать, а хуй там: обе ноги сломаны. У него переломы, у меня сотрясение мозга. Это мы так попиздились у входа в «Обезьяны». Я его отхуячил его же собственной битой. Пусть знает наших, гнида лобковая.
    Все-таки дал нищей швали сигарету, хоть мне и запретили вставать. Позвонил на мобильный Славе, попросил привезти ноутбук и настроить мне GPRS, потому что в больнице адски скучно.