До двадцати лет я вообще никогда не плакал. Нет, ну когда совсем шпендом был, и ходить умел только под себя, ревел, поди, вовсю, это конечно. Но уже в зрелом, сознательном возрасте, не плакал. Да и поводов, как сейчас помню, вроде не было. Да, и еще с детства взрослые ведь вдалбливают: «ты же парень, а парни не плачут, терпи, казак!» Хули, терпишь, стараешься соответствовать, потом привыкаешь. Позже мне стало казаться, что у меня даже железы слезные атрофированы как-то, даже специально иной раз слезу пустить старался, - не получается, и все тут! А тогда, в первый раз, из-за нее заплакал.

Познакомились мы с ней в гостях, то ли праздник какой-то был, или так просто собрались. Сейчас воспоминания о ней распадаются на какие-то неуловимые, приятные моменты, будто просматриваешь альбом со старыми фотографиями.  Вот мы сидим ночью у реки, Луна так близко – сейчас за деревья зацепит, и рассыплется в воду! Кто-то невидимый бродит рядом по реке, плещется. Она тихо смеется, проводит рукой по воде, стряхивает мне в лицо мелкие брызги. А вот мы попали под ливень, и бежим ко мне домой, торопимся – только фонари в лужах мелькают. Дома стягиваем с себя мокрую насквозь одежду, я вытираю полотенцем ее длинные волосы, а ночью, во сне, она вздрагивает при каждом раскате грома, а я все не могу заснуть, и смотрю на нее.  

Перед нашей первой годовщиной целую неделю не виделись, я купил белого чилийского вина (как сейчас помню – пили такое в день знакомства), звонил ей каждый день, - то не отвечает, то дела… Поговорить удалось как раз за день до знаменательной даты, ну и как в таких случаях бывает, - затянутый был разговор, сумбурный. Тяжело как-то стало на душе, тоскливо. Откупорил вино, сел зачем-то писать ей письмо, которое она все равно не увидит. И тут открылось внутри меня что-то новое, что копилось черт знает сколько лет, и я заплакал. Слезы капали на бумагу, буквы расплывались, влажная бумага покоробилась, стала корявой, и строчки мои стали корявыми. Кончилось вино, и я перестал плакать. Отнес письмо в ванную, и сжег над раковиной, обжег пальцы, и долго держал их под струей холодной воды, лицо опухшее ополоснул, сразу так легко стало, такая грусть светлая в душу пробралась!

Нет, не караулил я ее потом у дома, стихов не писал, с мостов не прыгал. Друзьями остались, сейчас видимся часто, да и знакомых общих полно. Да, любил ее, и сейчас тоже люблю. Сумела ведь, нашла ту дверцу в подвалах души моей, куда еще никто не заходил.
Бывает иногда, фильм какой трогательный посмотришь, или историю чью-нибудь почитаешь грустную, что и с тобой случалась, а то и вообще дерьмо какое в жизни произойдет, и сил уже никаких нет терпеть, и все в глазах расплывается, резкость сразу теряет. Запрокинь голову, камрад, поморгай, поморгай, отведи взгляд в сторону! Никто, слышишь, вообще никто и никогда из посторонних не должен видеть твои слезы!
Потому что парни не плачут.