Когда я поставил машину, уже стемнело. День прошел более чем удачно, можно было себя поздравить, что я и сделал, прихватив по пути домой шлюху. Мы договорились о сходной цене на минет и отъехали к реке. Пока девка отсасывала мне, поскрипывая по презервативу зубами, я пересчитал вырученные днем деньги и расслабился, глядя на строящийся мост. Когда уже его построят, думал я, застегивая ширинку.
Шлюшку я выпнул из машины в темном дворе. Она психовала и просила подвезти ее до освещенной трассы, но я только поржал и пожелал ей быть бесплатно оттраханной во все щели. Потом вполне довольный собой покатил к гаражу. Шлюха есть шлюха, я ее на панель не гнал, а чтобы сочувствовать здоровой девке, неплохо к тому же зарабатывающей, надо быть полным мудаком.


                                                           *************

- Да он это, я тебе точно говорю, я этого мудака с детства знаю.
- Он че, в натуре мусор?
- Да, пэпээсник хуев. Сержант что ли...
- Ладно, соберись, подготовка у него, значит, какая-никакая, а имеется. Но мне не влияет. Я сказал, я за сестру ему глаз на жопу натяну. Будет моргать, пока смотреть не научится. Козел!
- Ну, за сестру дело святое, поэтому я с тобой и пошел. Только ты не вздумай меня назвать, он-то меня тоже с детства знает.
- Не бзди, я олень что ли по-твоему, с рогами? То-то... Сам знаю, когда говорить, когда молчать, и что говорить тоже знаю, понял?

                                                         **************

Так, чувствую я, не к добру эта петрушка. Двое топают навстречу по тропе, и этот тип с самой остановки в спину дышит. Бля, надо было пропустить его раньше. Ну-ка проверим.
Я остановился и медленно потянул из кармана сигарету, за ней, не спеша, достал зажигалку. Так и есть. Шаги за спиной стихли. Я повернулся, тип в кожанке с бритой башкой и солидной плешью тоже встал, как вкопанный, в пяти шагах, делает вид, что в телефоне колупается. Я подкурился и, прищурившись, оглядел двух встречных бычков. Один повыше явно не местный, а второй напоминал Кастета. Хотя хрен их разберет, все, как инкубаторские, кожа да джинсы. Ладно, посмотрим, может, зря напрягся.
Высокий выдвинулся вперед, загораживая второго широченным плечом. Ну и фигура, не иначе десант принесло. Е-мае, у Машки же брат в армейке давным-давно прописался. Сначала срочку оттоптал, потом, говорили, по контракту остался. Слух по двору катался, он ей из Грозного письма писал. Это плохо, перец отмороженный, его и погонами не напугаешь.
- Здорово, - гаркнул он, подходя.
- Здорово, коль не шутишь.
- Какие уж тут шутки...
Тут же я получил под колено от подошедшего сзади плешивого. Понеслась. Второй удар ногой по голове скинул меня с тропинки. Укатился я подальше, чем следовало ожидать, и очередная плюха рассекла воздух у меня перед носом. Я вскочил на ноги. Меня окружали. Молча и не спеша, но и без всяких раздумий. Надо было бежать пока не поздно, но бежать мне уже не хотелось. Я начал звереть. Я качнулся вперед, десантник не отреагировал, и тогда я ударил левым прямым ему в нос. Кулак впечатался, как надо, хруст раззадорил меня. И сразу же на меня навалились сзади. Падая лицом вперед, я поймал ботинок десантника прямо между глаз. Такого звездопада в природе не бывает. Я даже не пытался встать на ноги, снег перед глазами крутился, как карусель, и звук был похожий. Не звон, а гадкий металлический скрежет. Только быстрый. Такого не рассказать. Удары сыпались со всех сторон, перекидывая меня, как куклу, с боку на бок. Пауза. Голос с неба.
- От Машки тебе привет, сучара!
И опять удары. Я почти потерял сознание. Удары прекратились.  А я вдруг представил себе ее, Машку. Она стояла надо мной. Черная кофточка, белая коротенькая юбочка, стройные ножки обтянуты светлым капроном. Черный ремешок туфельки обвивает лодыжку. Я подтянулся поближе к ее ногам. Какая изящная линия стопы. Я вдруг почувствовал сильное возбуждение. Мощный стояк. Выхаркивая кровь, я часто задышал. Мудачье, думаете мне край. Хуюшки, вот он я, живой и даже со стоячим членом. Я поднимался глазами выше по стройным девичьим ногам. Крепкие икры, овальные коленки. Кожа под колготками, как шелковая, и чем выше, тем нежнее. Нежней капрона и самого нежного шелка.
- Ах-а-а... – я хрипел, пытаясь рассмеяться над этими недоносками. Они курили где-то рядом, я чувствовал запах табака. Земля подо мной была, как пуховая перина.  Я бережно взялся рукой за Машкину ногу и подтянул себя, заглядывая под юбку.
- А-ха-а...а-аха-ааа – кровавая пена пузырями лопалась у меня под носом, но я видел. Видел эту загадочную тень у нее между ног, там, где сходились вместе две нежнейших ляжки. Она выдернула ногу, и тьма стала спускаться. Вокруг меня стало темнеть, как будто гасили лампу за лампой. А потом резко стало очень темно и тихо.

                                                      *****************

- Я же говорил, он мудак.
Кастет растерянно качал головой.
- Да уж, блядь, не ожидал я такого. За ногу меня тяпнул… о-па, сваливаем! Мусора.
Милицейский уазик проскочил мимо пустыря и скрылся во дворе дома. Я лежал на размешанном ботинками снегу и не знал, что два часа назад Дарья Николаевна впервые попробовала себя защитить. И даже взяла нож, но Семен Владимирович был крупнее и злее жены и нож этот вырвал и воткнул ей  же в грудь. Несколько десятков раз. Он в ярости шинковал тело жены, видя вовсе не ее, а назначенного сегодня председателем профкома Степку Сотникова. Кровь была разбрызгана и разлита по всей кухне. В подъезде в полной тишине задорно жужжали лампочки.  

                                                       *****************

Открыв глаза, я увидел потную рожу с густой щетиной на отвисших щеках. Белый халат не накинут на плечи, застегнут на все пуговицы. Врач. Больница – это значит, что я опять выжил, живучий я гад все-таки. Еще со школы я знал, что на мне все затягивается, как на собаке. Били меня поначалу часто, но вскоре желающих не осталось. Знали, что я за недельку-другую оклемаюсь, а потом буду отлавливать обидчиков по одному. Так, чтобы никто не видел. Я старался сломать жертве руку, лучше в нескольких местах. Знал, как это сделать и активно применял навыки. Насилие окружало меня с детства и было для меня такой же естественной вещью, как для некоторых подарки на день рождения. Мне подарков не дарили никогда. Матери было не до того, а отчим над такими вопросами вовсе не задумывался.
Вот доктор, сука, смотрит на меня вроде бы с радостью, но я-то знаю, что скрывается за этой поганой ухмылкой. Издевается. Хули, ржали, наверное, всем отделением, когда меня раздевали. Даже в экстренной хирургии не часто увидишь чувака с разнесенным в кашу лицом и полными трусами кончины. Я кончил тогда, за секунду до того, как каблук десантника раздробил мне кости лица. Мне было хорошо и плохо. Эта смесь меня всегда особенно заводила. Вот ты, доктор, зря лыбишься. Поправлюсь и встречу тебя там, где никто нас не увидит. Я представил себе это и невольно улыбнулся от удовольствия. Мне снова было хорошо и плохо, значит, я снова жил. Доктор раскрыл пасть и, выдыхая гнилью зубов, сказал:
- Уже улыбаетесь, Виталий Александрович, вот и хорошо. Оклемались, значит. Вас тут барышня одна ждет, не дождется. Поговорите с ней?
Я повернул голову и у дверей палаты увидел ее. Черная кофточка, коротенькая белая юбчонка, черные туфельки и светлые капроновые колготки. И глаза, блестящие от слез.