Она возвращалась домой с дневной смены в продуктовом магазине. Вообще-то, денег зарабатываемых Владом с лихвой хватало на двоих, и она могла бы не работать. Но каково молодой девушке без ребёнка сидеть целыми днями дома! Ребёнок планировался где-то далеко в перспективе, года через два-три (Влад был очень основательным, даже педантичным), а пока после обычной домашней рутины у Славы оставалась куча свободного времени, и она настояла на том, чтобы работать в "Баловне", всего одна 8-часовая смена за два дня.
Это не особо её напрягало, и хотя приносило копейки, полностью удовлетворяло потребность молодой красивой женщины в общении...
А сколько жадных взглядов на своей, стыдливо спрятанной в чёрный свитер или кофту,4го размера груди, ловила частенько Слава (про неё  первый парень Пашка, подцепленный нечаянно в пивбаре и влюбившийся как 15-летний дурачок, однажды по пьяни болтнул её братьям, что шило, мол, в мешке не утаишь, за что и бит был нещадно двумя стокилограммовыми мастодонтами, в которых внезапно взыграли братерние чувства к 16-летней малолетке-сестре). Отпуская пиво, чипсы и прочую мелочёвку плечистым остроумным студентам, учившимся  неподалёку; Слава не раз краснела (но в последнее время всё реже), выслушивая их предложения пойти то в "Бест", то в «Шлюз», то в "Какаду", а то и на квартиру - "атметить вместе день раждения кореша"... Особенно навязчивому любителю пива она иногда с улыбкой показывала жёлтый кругляшок на правом безымянном пальце. Он вскидывал голову понятливо... Каждый раз как в первый, приподнимал разочарованно верхнюю губу, нарочито небрежно говорил: "Ладно-ладно, пойдём на площадь, мало вас что ли..."
  Слава (уж позвольте звать её то Яра, как любит муж, то Слава как любит папа) шла домой, и, огибая стандартную пятиэтажную хрущёвку на главной улице небольшого города, в который раз взглянула на их окно, мерцавшее сейчас мертвенно-синим светом телевизора... Влад уже был дома. Работая сам на себя, торгуя компьютерами и всякой околокомпьютерной  мелочовкой, он нередко позволял себе в "нерыбный" день возвращаться и в 16,и в 15,а иногда, когда был не в настроении, и в 14 часов... Тогда он баловал любимую жену чудными белорусскими драниками, которые его научил делать из обычной картошки дядька. Дядька жил где-то в украинском Полесье и наведывал Волковых по большим праздникам (таким, как свадьба Влада и Яры).А к драникам подавались домашние сливки и каким-то особым образом разогретое копчёное мясо или шинка с неизвестными Яре (да и её маме, как выяснилось, тоже) приправами,которых она, сколько ни пыталась, не смогла найти во всём городе. От них и без того чудное блюдо становилось просто чем-то совершенно невообразимо вкусным...
Яра представила себе их ужин и невольно поморщилась. Хотя она и не жаловалась на обмен веществ, не "носила" животик, и могла себе позволить есть как и полагается 20-летней молодой женщине её возраста, темп увеличения бедёр в последнее время прозрачно намекал что с драниками и шинкой на ночь пора уже завязывать. И если её вновь ждёт королевский ужин (а он её ждёт), стоит завтра ограничиться двумя йогуртами и максимум 4 стаканами морковно-яблочного.
Она клацнула тихонько железной дверью, и поднялась на третий этаж. Вот и ставшая уже родной с глубокой,недавно заклеенной царапиной справа (до них квартиру снимали какие-то алкаши. и следы их полуночного веселья носила на себе, к сожалению, не только одна дверь).
  Слава заперла за собой дверь и повесила шубку с сумочкой. «Малыш, я дома» - прокричала она в мерцающую синим темноту...
"Не зрадь Майдан!" - донеслось до неё из зала, и она снова поморщилась.
-Опять фигню всякую смотришь, сколько можно?! - она вошла в зал и защёлкала выключателем... Что-то было не так. Где радостные объятия, так часто переходившие в безудержный секс прямо на затрёпанном диванчике? Где хотя бы возглас "Ужин на плите, просто чиркни спичкой, Ярка!", которым иногда встречал её не наторговавший   сколько хотелось бы и потому не очень радостной муж?
Влад сидел на стуле за диванчиком, опустив голову. - Что случилось, Малыш? - спросила  она, и тут он зажёг фонарик, направив себе в лицо. Широкое лицо, толстые щёки, недельная щетина... Нет, это не Влад! Её мозгу понадобилось несколько секунд чтобы узнать его и уловить боковым зрением странное покачивание у себя за спиной.
- Паша?! ОТКУДА?!
- Да, это я... А твой любимый - сзади... – Пашка криво ухмыльнулся...
Она оглянулась. В мерцании телевизора покачивался труп Влада, подвешенный вниз головой Лицо почернело, (это было видно даже при синем мерцании), глаза закрыты. Потом из глаз её посыпались искры  и от ужасной боли она отключилась...
...Она открыла глаза. Во рту торчал самодельный кляп, так что вместо крика получилось лишь невнятное мычанаие. Это мычание причиняло такую боль её разбитому носу и голове, что она решила поберечь пока силы. Она была накрепко привязана к стулу, а стул зажат между диваном и стеной... Пашка водил ваткой под носом у Влада.
С лица трупа стекала... кровь? Да нет же, это вода -  слишком жидкой и прозрачной была жидкость. А вот и кружка, в которой её притащили из ванной. Из колонок их домашнего компьютера доносилась какая-то странная, рваная музыка, именно такая, которую любил , как она помнила,Пашка... Мёртвый надсаживающийся голос выводил, как ни странно, по-русски: "Ты была так прекрасна, а теперь ты мертва, в твоём чёрном гробу только ты и вода..."
Веки "трупа" дрогнули... Пашка снова нехорошо улыбнулся.
- Ну что, все в сборе? Шоу, как говорится, маст го он!
Он достал откуда-то длинный 40-сантиметровый нож-пилу для разделки мяса  из японского набора.
- Не дрожи, Ярочка, не дрожи... Это не для тебя..., - сказал он и внезапно изо всей силы ударил висящего в пах кулаком. Влад дёрнулся и замычал.
- Ну что, дорогие мои, Влад, ну и конечно, ты, Яра..., - он сделал театральный жест рукой в сторону стула, к которому была привязана девушка, - перейдём к последнему акты пьесы про любовь...
В колонках зазвучал вкрадчивый голос Самойлова... Его Яра знала – Влад тоже иногда слушал «Агату Кристи» под настроение. «Ах дамы, господа, позвольте нам начать, и пьесу показать, про смерть и про любовь»...
- Да-да, вот именно, - Пашка заулыбался. – Про смерть, и про Любовь...
Тут он не выдержал, бросился к Яре, схватил её за плечи и начал трясти, крича:
- Сука, сука!!! Я же говорил тебе, что мы в о ответе за тех, кого приручили?! ГОВОРИЛ?!! Говорил я тебе что за каждое деяние прийдётся когда-нибудь платить?! Говорил, сволочь, говорил, скотина?!!!
С каждым ругательством на щёки Славы обрущивались  хлёсткие, очень сильные пощёчины. Пашка не сдерживался, он выливал на это беззащитное существо весь гнев и ненависть, скопленные за 3 года...
- А теперь смотри, сука, во ЧТО ты превратила мою любовь, -  сказал Пашка, немного отдышавшись. Он обнажил Владу живот, и, тщательно прицелившись глубо вонзил свой нож куда-то в район аппендикса , в нижнюю левую часть живота. Тело дёрнулось. А Пашка постоял немножко, дыша очень глубоко и стараясь не смотреть на струйку крови, появившуюся из-под острия, и, тщательно ухватившись за рукоятку, повёл её вниз и направо, к правой части груди...
- Вот! Вот! , - кричал он в истерике, - ВОТ! ВОТ ЧТО!!!! ВОООТ!!!
Кровь текла из рваной мерзкой раны, а Пашка начал всматриваться внутрь её, словно пытаясь что-то разглядеть... Он попытался раскрыть рану, увидел что-то беловатое, и , внезапно почувствовав дикое головокружение упал навзничь назад, изо всей силы приложившись затылком.
Когда он очнулся и посмотрел на часы ,прошло часа 2. Он лежал в луже крови Влада, и как только он это осознал, его вывернуло наизнанку. Жутко болела голова.
В комнате больше ничего не изменилось. Яра сидела с остекленевшими глазами, уставившись на мужа, и мелко, едва заметно дрожала...
- Мда, факир был пьян и фокус не удался, - пошутил Пашка.- Я хотел вырвать ему прямую кишку и ей вместе с калом запустить в твоё лицо. Но я совсем забыл что боюсь вида крови, даже своей собственной. Ведь я уже грохался в обморок однажды, спасибо Серый был рядом... Хотя эта субстанция, - он пошарил по полу и собрал немного блевоты смешанной с кровью, - тоже весьма похоже покажет тебе во ЧТО превратилась моя любовь...
Он бросил в лицо Яре мерзкий комок, кряхтя наклонился снова и  поднял нож... Стараясь не смотреть, почти наощупь нашёл горло висящего, и перерезал его, бормоча что-то о всяком пожарном случае и том, что человек, мол, на редкость живучая скотина...
- Прощай, Яра, некогда любимая, - сказал он... – Теперь ты меня уже точно никогда в жизни не увидишь.
Он прошёл в ванную, разделся, и лёг с ножом в почти уже холодную воду. Но ему было уже всё равно холодная она или горячая. Он в последний раз взглянул на мобильник. 14 января, 20:14... “It is a good day to die” – почему-то вспомнилось ему. Он долго, пока не ощутил сонливости, смотрел на мутно розовеющую воду, но в конце-концов воля, удерживающая тело в сидячем положении, отказала ему , и он, откинувшись погрузился в ванну, набрав воды в лёгкие...
А что же дальше? Убийца и убитый лежат на разных концах кладбища в своём родном городке... А Яру в здании местного ПНО каждую неделю навещает старенькая мама... Яра абсолютно не разговаривает и панически боится мужчин. Зато она полюбила читать, а «Маленький принц» Экзюпери стал просто-таки её настольной книгой. Иногда вечерами Ярослава стоит, прижавшись лбом к окну, смотрит куда-то вдаль, и тщетно выгнать из головы раздражающую её мысль... «Мы в ответе за тех, кого приручили... Мы в ответе за тех, кого приручили...» , - как будто шепчет кто-то... И Ярославе становится очень страшно... Она кричит, просит эти голоса уйти, бьёт подушкой об стену, и головой об кровать... Тогда главврач, молодой энергичный мужик, собственноручно не без удовольствия надевает на неё смирительную рубашку и, сочуственно цыкнув, прописывет бедняжке двойную дозу пирацетама...