- Слышь, Бивис! А чо, чтобы забеременеть, надо обязательно быть типа теткой?
Мультик «Бивис и Батхед»

Исаак чувствовал себя в сумасшедшем доме уверенно и спокойно. Он не нарушал режим, выполнял все предписания врачей, не приставал к медсестрам, не дерзил санитарам. Через очень непродолжительное время после своего помещения в больницу он стал вызывать уважение, даже симпатию у медперсонала и у других “умалишенных”. Это как раз тот редкий случай, когда пребывание в дурдоме идет человеку на пользу.

Парсонс располнел. Он вправил себе вывихнутый палец, сломанные ребра постепенно срослись, и даже исхитрился вставить себе новые зубы взамен выбитых. Жалко, что через два дня ему их выбили снова.

Дело в том, что Парсонс получил пизды от своего соседа по палате.

Дело было так...

Как мы уже знаем, палата у Парсонса была хорошая. Клопы - не в счет. Была даже ванная комната, другими словами - совмещенный санузел. Комфорт не ебаться!

С одной стороны, это хорошо. (У других психов был один туалет на 12 палат). Но, с другой... Представьте себе. Лежишь ты на койке. Вдруг тебе захотелось в туалет. Так это надо вставать, надевать тапочки, куда-то там идти. А вдруг там еще и занято, сосед сидит. Проблемы, в общем. Головняк….

Ну и Парсонс со своим соседом спиздили где-то судно.

Для тех, кто не знает: судно - это такая жестяная лохань для отправки естественных потребностей. Обычно им пользуются больные, прикованные к постели. Это самое судно имеет такую форму, которая позволяет подсовывать его под такого больного, и тот справляет те потребности, которые его мучают в данный момент.

Парсонс и его сосед (замечательный, кстати, человек - тихий, интеллигентный, спокойный) такими больными не были. Однако судно где-то спиздили. Спросите: для чего?

Как объяснил сосед - тихоня: “А лень ночью вставать!”. Для себя и объяснил. Чтобы совесть не мучила. Парсонсу-то чего объяснять, он и был инициатором этого дела. А сосед совестливый какой-то, объяснение придумал, придурок…

Поставили они это судно в центре палаты, как раз между кроватями. Здорово так получилось! Захотел по нужде, раз - руку протянул, не вставая с койки, взял судно, засунул под себя и делай, что хочешь!

Иной раз кто-нибудь все-таки встанет, подойдет к этой лохани и справляет нужду стоя. Развлекается. Развлечений-то в дурке мало. Вот и придумывают кто во что горазд.

Парсонсу, например, нравился звук, получаемый в результате соприкосновения тугой мочевой струи с жестяным дном судна. Ну, может, слышали, получается так: з - з - з - з - з - з и т.д.

Соседу же его, наоборот, нравилось больше срать. Типа пасту давить. Бывало, засунет судно под себя, насрет кучу говна, а потом поставит судно на место - в центр палаты. Так и стоит до утра. Ради прикола.

Днем-то особенно не поприкалываешься. Медсестры там всякие, санитары. Увидят такое - всю жизнь потом будешь в судно срать. Легко, бля….

А ночью ничего. Ночью можно.

Интеллигенту иногда и срать-то не хотелось. Нет, все равно, тащит судно под себя! И лежит, пыжится. Потом поставит на место, а говна-то ноль! Так, баловство одно. Как мышка покакала. Но Парсонса эти соседские инсинуации мало трогали. А чего ему! Лежит себе спокойненько с бутылкой в жопе. И все довольны.

Но однажды приспичило Исааку ночью поссать. Пошарил он рукой на привычном месте, а там пусто. Нету судна. Зато сосед пыхтит на соседней койке. Ну, Исаак-то по звуку определил, что это блеф, и по - хорошему так, ласково, говорит:

- Слушай, браток! Не хочешь срать - не мучай жопу! Дай сюда горшок.

А соседу что-то в словах Исаака не понравилось. То ли он “пожалуйста” забыл добавить, то ли еще что-то. Короче, как вскочит он с кровати и этим самым судном - хуяк Исааку по еблищу!

Кстати, говна-то в горшке было подходяще. Но это уже было неважно, так как Исаак тут же вырубился. Слетел с катушек. Глазки закатил, вся башня в говне, бутылка из жопы торчит - зрелище еще то!

На шум прибежали санитары. Веселые такие ребята, интересуются чего да как. А этот сосед, гад такой - тихий, но хитрый, и заявляет:

- Да вот этот псих в припадке безумия украл судно, насрал в него и одел сам себе на голову. Теперь вот лежит и тащится.

Санитары-то разбираться долго не стали. Настучали тем же судном Парсонсу опять же по ебальнику, нарядили в смирительную рубашку и куда-то утащили. А этот гад, сосед который, спать завалился! У-у-у-у-у, пидарюга!

Утром разобрались, что к чему. Типа, сосед был не прав. А толку-то! У Парсонса опять сотрясение мозга и зубы надо снова вставлять, а того перевели в палату для буйных. И все.

Единственно, что порадовало Исаака - это то, что справедливость все-таки существует. Даже в дурдоме.

В конце концов правильно гласит русская поговорка - нет худа без добра. Начальство клиники, чтобы как-то загладить свою вину, точнее, ошибку персонала, решило поместить Парсонса (небывалый случай!) в отдельную палату с холодильником и цветным телевизором. Зубы вставили новые, а сотрясение мозга само прошло.

Надо сказать, что этот инцидент был единственный за время пребывания Парсонса в дурке. В основном он общался с хорошими людьми, которых было в психушке подавляющее большинство.

Больные, например, были почти все приятными, образованными людьми. Диагнозы у всех разные, но люди все хорошие. Даже буйные. Просто цвет нации какой-то!

Санитары, несмотря на явные внешние признаки дебилизма, тоже были неплохими ребятами. Веселые такие. Жизнерадостные. И сигаретой угостят, и за водкой сбегают. В морду если и дадут, то не больно. Так, смеху ради. Медсестры - просто прелесть! Все страшные, как на подбор, но очень приветливые и милые. Была даже одна горбатая - гордость психушки. Сосала у всех подряд и ее фото красовалось на Доске почета.

Парсонс подружился с ними со всеми. Особенно с медсестрами. Он был галантен и предупредителен, вежлив, но рукам воли не давал, чем и вызывал невольное восхищение и уважение всех медсестер без исключения. Они ему не больно делали уколы и украдкой совали в его тумбочку сладости, которые воровали у других психов. А та, которая горбатая, даже притащила откуда-то в палату Парсонса видеомагнитофон (это в 1986 году!) и у Исаака появилась возможность смотреть на видеокассетах запрещенные фильмы. Всякие там “Калигулы”, “Греческие смоковницы” и.т.д.

Многие, очень многие сограждане за просмотр у себя дома на видео таких фильмов попадали в психушку, а некоторые даже и в тюрьму. За порнографию. Нельзя было тогда в нашей стране голых баб по телеку смотреть.

Но раз ты уж в психушке, то смотреть вроде как можно. Дуракам закон не писан. Поэтому после просмотра программы “Время” многие больные заходили к Парсонсу “на огонек” посмотреть какую-нибудь “Эммануэль” и обсудить художественные достоинства кинокартины, а также преимущества советского образа жизни.

Иногда для обсуждения приглашали и горбатую медсестру.

Ясно зачем? То-то! Больные они там, не больные, а тоже люди. Вялого в башню заправить – разве это грех?

Но особой симпатией у Исаака пользовалась медсестра по имени Клара. Она была не так уродлива как все остальные. Если немножко выпить, то можно сказать, что даже красива.

Красива по-своему. Ее лицо портило постоянное выражение любопытства. Хотя она не была любопытна. Наоборот, ее мало что трогало в этой жизни, но выражение на лице такое, что ей до всего есть дело.

Если очень сильно выпить, то она становилась ну просто красавицей. Есть такое выражение у мужчин: “Нет некрасивых женщин, есть мало водки”. Так это чушь собачья! Есть такие бабы, что сколько ни пей - становятся еще безобразней. А эта - нет. Так, посмотришь - ничего особенного, а выпьешь водки литра полтора... Блин, ну красавица! Короче, нажрёшься синьки в сраку – Синди Кроуфорд не ебаться!

Ну да хуй с ней, с этой Синди…….

Кларе очень хотелось быть красивой, поэтому она охотно поила казенным спиртом своих любимых больных, за что получала массу комплиментов, и ей очень хотелось верить, что эти комплименты - правда. Очень скоро в число ее любимцев попал и Парсонс.

У Клары было две странности. Первая - это то, что, как и все дурнушки, она любила хвастаться своими успехами у мужчин; вторая - она любую свою фразу начинала со слов “Ситуация такова”.

Например: “Ситуация такова, что Вам, больной, пора ставить клизму” или “Ситуация такова, что меня вчера опять чуть не выебали в лифте” и т.п.

Не менее странная была и ее история появления в клинике. Дело в том, что работы медсестрой она сама проходила курс лечения в этой самой психушке.

Да-да! Именно так и было.

До этого Клара работала репортером в одной из ленинградских газет. Но репортерская профессия ей не нравилась, ей хотелось заниматься рекламной деятельностью. То ли книжек каких-то начиталась, то ли «вражеских» радиоголосов наслушалась, но с некоторых пор Клара крепко подсела на рекламу. Хочу, мол, заниматься рекламой и пиздец!

Но какая, блядь, реклама в Советской стране? Что рекламировать-то?

Советские товары рекламировать нет необходимости, потому что всем известно: советские товары - самые лучшие в мире. Импортные товары рекламировать тоже нет смысла, так как эти самые импортные товары раскупались в магазинах максимум за час. И реклама как двигатель торговли в данном случае просто не нужна Только бабки палить.

Так что реклама в СССР не то чтобы вредна, но бесполезна. А той рекламы, которая все-таки встречалась на улицах наших городов, вполне хватало. В каждом городе, на каждом углу можно было заметить плакат или щит в красно-белых тонах (но не “Кока-кола” и не “Спартак – чемпион!”) “Политику партии - в жизнь!”, “Слава КПСС!” и т.д. Так что в рекламной деятельности Клары никто не нуждался. И без нее рекламистов хватало.

Однако идея рекламировать что-нибудь прочно засела в голове Клары Малининой. Она пользовалась любым удобным случаем, чтобы что-нибудь разрекламировать в ущерб своей основной работе. Заебала всех со своей рекламой!

Она стала всех раздражать, даже ее речь была напичкана всякими там выражениями типа “потребительское восприятие”, “степень рекламного воздействия” и прочей хуйнёй.

Как-то раз на одном из собраний работников редакции, посвященному обсуждению первоочередных задач, поставленных партией ( в смысле КПСС, какой еще?) перед средствами массовой информации, Кларе предоставили слово. Как молодому специалисту. Но вместо того, чтобы, как все, одобрить политику партии, она начала что-то там пиздеть про рекламу. Ну, там, типа реклама – это вообще пиздец что такое, не ебаться как она необходима советскому народу и т.п.

К сожалению, ее выступление прервали через несколько минут.

- А причем здесь реклама? - задал резонный вопрос парторг газеты.

- То есть как “причем”? - растерялась Клара, - за рекламой будущее!

- Будущее за коммунизмом! - осторожно поправил ее парторг.

Клара растерялась еще больше. Как же так? Почему ее никто не понимает? Ведь здесь собрались работники газеты. Не дураки ведь, в конце концов. Да ведь и парторг не дурак. И вообще, интересный такой мужчина. Сильный подбородок, пронзительные глаза. И она с любопытством посмотрела на парторга.

Парторг выдержал взгляд Клары. Неизвестно, что он про себя подумал, но он медленно подошел к ней вплотную и ударил своим тяжелым портфелем бедную Клару по голове.

Да-да! Именно ударил! Ка-а-а-а-ак ёбнет портфелем по репе!

Во как. Нервы-то ни в пизду....

Видимо, с тех пор у Клары и осталось на лице выражение любопытства. На всю жизнь, бля.

Собрание как-то само собой закончилось. Парторг уехал домой. А бесчувственную Клару отнесли на руках в кабинет главного редактора.

Через некоторое время она пришла в сознание, и главный редактор выгнал всех из кабинета, оставив одну Клару.

Несколько минут они сидели молча. Главный редактор понимал всю нелепость произошедшего и никак не мог найти нужных слов для начала разговора. Клара же просто молчала и смотрела в одну точку на стене. С выражением любопытства.

Возможно, что она не очень и огорчилась такому обороту дела. Ее частые полемики с различными оппонентами на рекламную тему как правило именно так и заканчивались. Ну, не всегда членовредительством - иногда покручиванием указательным пальцем у виска, иногда присвоением обидных прозвищ, типа «дура отмороженая», иногда откровенным посыланием к «хуям свинячьим», и т. п. По-разному бывало…. Только пизды она вроде бы впервые получила.

Наконец редактор решился начать разговор и бойко стал рассказывать Кларе о политической обстановке в стране. Через полтора часа после политинформации он все-таки перешел к главной теме.

- Вы понимаете, Кларочка, я Вас глубоко уважаю как человека, но вот работник Вы...

- Никудышный, - закончила за него мысль Клара, - Я Вас понимаю. Завтра я сама напишу заявление об уходе.

- Да не в этом дело! - поморщился редактор, - Не в этом дело. При чем здесь заявление? Заявление - это само собой. И не завтра, а сегодня. Просто Вы еще человек молодой, и я хочу Вас предостеречь от подобных ошибок.

- Любому человеку свойственно иногда ошибаться. – философски заметила Клара.

- Совершенно верно! – горячо подхватил начальник. – Но ошибок такого рода следует избегать в обязательном порядке.

- Какого рода, например?

- Ну вот эта Ваша реклама. Вы понимаете, что реклама - это по сути буржуазное явление и для социалистического общества неприемлема ни в коем случае? И мы, коммунисты...

- А коммунистам скоро пиздец, - спокойно сказала Клара, по-прежнему глядя в точку на стене.

- Это в каком смысле? – не понял редактор.

- В смысле – пиздец скоро твоему ёбаному коммунизму! – более понятно повторила Клара. Она даже чуть-чуть повысила голос, чтобы было еще понятней. Совсем понятно. А для непонятливых нараспев добавила:

- Пи-и-и-и-и-и-изде-е-е-е-е-е-е-е-ецццццц!!!!!

Наступило молчание. Не потому, что говорить было не о чем, а просто главный редактор буквально потерял дар речи. Он понял.

“Это не политическое невежество. Это нечто иное”, - подумал он и молча вышел из кабинета. А через 15 минут Клару увезли на машине скорой психиатрической помощи в сумасшедший дом.

А парторгу газеты ничего не было. Даже как будто занесли благодарность в его учетную карточку. Ведь он публично защищал престиж Коммунистической партии и Советского государства!

Ну а положение Клары было более чем плачевно. С такой характеристикой, какую ей выдали в редакции родной газеты, она, по мнению медиков, нуждалась в интенсивном лечении. Болезнь у нее определили под стать характеристике – шизофрения с преобладанием отрицательного отношения к окружающим, гипнотическими галлюцинациями и патологическим фантазированием. Ясное дело, лечить надо человека.

И лечение началось.

Ее в таком количестве напичкали всякими препаратами, так закололи уколами, что она и в самом деле тронулась.

Через неделю ее выписали. Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы……

Зачем зря держать человека? Больше, чем ее вылечили, уже не вылечишь! На последнем собеседовании добрый доктор задал ей только один вопрос:

- Как вы относитесь к международной политике КПСС?

- Политику партии одобряю, - уверенно ответила Клара.

- Можно выписывать, - кивнул доктор медсестре, а потом кивнул и Кларе, мол, до свидания. Но Клара не уходила. Она молча протянула доктору какой-то листок.

Доктор взглянул на него, хотел было усмехнуться, но в последний момент сдержался. Лучше не усмехаться. Одна, вот, уже доусмехалась.

Листок представлял собой заявление Малининой Клары о приеме в партию. В коммунистическую партию, естественно.

“Э - э, видать, мы ее немножко не долечили, - подумал доктор, - надо бы еще. Хотя куда же еще? Дальше некуда!”

Клара молча с любопытством смотрела на доктора.

- Видите ли, Клара... э - э - э, - начал говорить он.

- Юрьевна, - подсказала Клара.

- Видите ли, Клара Юрьевна, Ваше желание похвально, оно заслуживает всяческого одобрения. Я бы сказал – поощрения. Да! И поощрения в том числе. Но есть в Вашем деле одна маленькая неприятная деталь.

- Неприятная? - спросила Клара, с любопытством глядя на доктора.

- То есть нет. Я не то хотел сказать. – доктор начал волноваться. - Почему же неприятная? Просто деталь. Маленькая. Дело в том, что у нас, как и в любом советском учреждении, есть своя партийная ячейка. Но, к сожалению...

- К чьему сожалению? – решила уточнить Клара.

- Да нет! Не к сожалению. Это я не так что-то сказал. Простите. О чем это я? Э-э-э-э….. А! – вспомнил доктор. - В общем, вступить в партию могут только наши работники. Члены нашего коллектива, так сказать.

Клара опять молча протянула доктору другой лист. Это было заявление о приеме на работу.

«Она сумасшедшая! - подумал доктор. – Или это шутка такая?»

Но шутить на затронутую тему было не принято даже в сумасшедшем доме. Здесь и без того хватало такого рода шутников. Почти добрая половина больных учреждения. Дошутились уже! Или отшутились? Как правильно? Короче, про ЭТО – никаких шуток!!! Поэтому Клара в этот же день была принята на работу в сумасшедший дом на должность медсестры, а ее заявление о вступлении в партию было отдано на рассмотрение в местную партячейку.

Так Клара Малинина, теоретик советской рекламы, с отличием окончившая Ленинградский институт культуры, стала медсестрой в дурдоме и кандидатом в члены КПСС.

(продолжение 28 ноября)