Откинувшись после службы в ракетных войсках, я попал на завод. Работал в инструментальном цехе. Был там у нас такой мудик – Андреич. Хромой. Где-то он в Беларуси, что ль, родился, и в пацанах надыбал мину от немцев оставшуюся. Словом, оторвало ему ступню, и он всю жизнь прокондылял на протезе. По причине разной длины нижних опор, он не носил спецовку (брюки и куртку), а всегда выступал в рабочем халате синего цвета: штаны ему трудно было на протез натягивать, да и снимать тоже. А на ногу, что цела после мины осталась, всегда резиновый сапог надевал, поскольку ему так удобней было. На второй ноге – протез. Такой здоровущий, уродливый, кирзовый башмак сорок седьмого размера. И елда у Андреича была, что пожарный рукав. Он этой беды стеснялся. Так уж, в натуре, все придурки устроены: один куксится из-за того, что у него кончик маленький, другой охуевает от дышла, коим его мама с папой одарили. Да и бабы такие же: у одной покоя нет из-за маленьких титек, а другая готова пеленать их чем угодно, чтоб они поменьше казались.

   Словом, захожу я в туалет, лапы помыть. Андреич сидит на горшке. Меня увидал, привстал, полой халата хер свой прикрыл и обратно опустился. Я к умывальнику и давай лапы драить. Отмыл. Поворачиваюсь и вижу застывшего над горшком Андреича: глаза выпучены, ноги в раскоряку над толчком и стоит как хуй. «Андреич, - говорю, - ты чё?» И тут он начинает мне путано объяснять, что когда полой от меня хуй свой прикрывал, халат как-то уж там приспустился сзади и он в него насрал, сам того не заметив. А когда встал с горшка, то всё, что его жопа натворила, из халата булькнуло в сапог.
«Ну, ладно, - говорю. – Ты тогда тут долго ногу не парь, а то на обед опоздаешь». И оставил его одного.