Кольке намылил ухи пьяный сосед снизу. Подозвал, мол, иди-к сюда, малец, дело есть. Дождался пока Колька к нему подойдет, взял его голову двумя руками и резко взмылил уши, после чего дал ему резкий поджопник и, довольно гыгыкая, сказал “У-у, гадёныш. Вырос, выблядок. Куда побёг, гнида малолетняя? Я тя не отпускал, стоять, бля сцуко!”.
Колька со всех ног ломанулся бегом прочь. Уши сильно жгло и на глаза наворачивались злые слёзы. Хотелось разреветься. Но не от того, что было больно, а скорее, оттого, что было жутко обидно, что эта пьяная сволочь может ему что-то сделать, а он ей – ничего.
Мать у Кольки работала торгашкой на рынке, а в свете новых веяний перестройки стала ездить “челночить” по Турциям и Польшам.
Отец был хлипким алкогликом и давным-давно уже жил с новой семьей и взрослым сыном от второй жены в другом городе. Колька видел его всего раз или два в жизни, когда тот приезжал в командировку и, изрядно приняв на грудь, приходил смотреть на сына.
Созерцание рано ссутулившегося, всем своим видом излучающего какую-то внутреннюю забитость слюнявого человечка не вызывало в нём никаких чувств, кроме лёгкого омерзения.
Он не сильно, но твердо отстранился от родного папаши, когда тот  попытался пьяно “почеломкать” сына в щёки и молчал весь вечер, пока отец пил на кухне с новым мамкиным хахалем.
Колька забежал в подъезд и отдышался. С этой пьяной сволочью решительно надо было чего-то делать, тем более это был уже не первый случай, когда пьяный сосед над ним издевался.
Жаловаться было особо некому. Мать была в очередном “челночном” круизе, её ухажер был приходящий и делами недопасынка не интересовался. Родной дядя, материн брат, барабанил остаток срока на зоне и возвращаться в родные пенаты пока не спешил.
Короче, один дома целую неделю. Кто из нас не мечтал в детстве оказаться без родительской опеки и побыть хозяином самому себе хотя бы несколько дней? Казалось бы, живи да радуйся. Но радости не было.
Колька зашёл домой и позвонил своему лучшему другу Серёге пожаловаться на жизнь.
Серёга жил в трёх кварталах от Колькиного дома и считался по всем понятиям “пацаном с другого района”. Однако, обладая весьма дипломатичным характером, везде слыл “своим парнем”. Они познакомились и сошлись на почве радиолюбительства в кружке при местном дворце пионеров.
Серёга быстро врубился в ситуацию, сказал “не ссать”, и что он сейчас придёт. И в самом деле, не прошло и пятнадцати минут, как уже он прибыл с почти готовым планом действий.
Обсуждение деталей закончилось вечером, когда Кольке домой позвонила Серёгина мать и сказала что пора бы закругляться.

Владимир Петрович, 30-летний вратарь местной команды завода «Старт», встречал суровый субботний выходной утренним похмельем. В башке чего-то ритмично постукивало и на общем фоне тяжелого самочуствия отдавалось гулкими ударами где-то внизу желудка, вызывая настойчивое желание немедленно встать и пойти проблевацца. Вован открыл глаза и обозрел окружающую его действительность. Стук в башке не прекращался. Он только слегка отдалился, и теперь стало понятно, что стучит вовсе не внутри его черепа. Ритмичное постукивание, то усиливаясь, то затихая, доносилось со стороны окна.
- Ёбанаврот! Кто может долбить в окно на седьмом этаже? – подумал Вован. - Только какие-нибудь галки и прочая летающая шелупень. Наверное, опять старая дура с девятого кормила птиц и просыпала хлеб ему на подоконник.
Вован поднялся и подошел к окну. За окошком висел грязный ботинок, привязанный на леске и, создавая тот самый стук в стекло, судя по всему, просился в гости.
- Ссуукоо! – подумал Вовик. - Узнаю кто сделал – убью нах! Наверное, это тот малолетний пидор из квартиры прямо надо мной этажом выше.
Он распахнул окно и попытался поймать ботинок, но не тут–то было. Бот лихо отлетел от его рук, набрал разгон и попытался пиздануть Володю по лбу.
- Аааа, бля!!! – ну всё, пиздец! – заорал ещё не протрезвевший до конца Вован и посмотрел наверх, дабы определить кто же посмел устроить ему с утра такую подлянку.
Леска уходила куда-то на крышу дома.
И, когда задранное ебало хоккеиста в поисках сермяжной правды высунулось из окна, из-за парапета крыши в свою очередь неторопливо вылезла большая жестяная банка из-под болгарской томатной пасты на длинной палке и опрокинула прямо ему в морду примерно два литра свежей мочи с поправкой на ветер.
Такого беспредела терпеть было нельзя. Вован утёр обоссаное ебало и, выбежав на лестничную площадку прямо как был полуодетый, ломанулся на крышу.
Но там никого уже не было. Только сиротливо висела привязанная за общественную телеантенну леска с ботинком, да валялась пустая банка из-под гудрона на черенке от лопаты.
- Ну, бля. Точно, выходки этого недоноска – подумал Вован и стал спускаться по лестнице. Проходя через восьмой этаж, он остановился у соседской двери и, дав по ней пинка, заорал: - Открывай, сучонок, а то плохо будет! Я знаю, что это ты мне тут гадишь!
Ответа, как и следовало ожидать, не последовало. Дав еще пару пинков по железной двери, он спустился на свой этаж и увидел, что дверь в его квартиру плотно закрыта, а замочная скважина в английском дверном замке забита обломанными спичками.
- Да что же это творится, японамать! Поймаю сучонка – убью на месте, нах!
Стучать к соседям и просить о помощи как-то не хотелось. Но иного выхода, похоже, не оставалось. Открывшая в ответ на настойчивые звонки соседка брезгливо его оглядела, понюхала воздух и сказала: - Ну вот, блять, допился. Сколько раз тебе говорить, чтоб завязывал! А теперь ещё и обоссался. И не стыдно тебе, морда бесстыжая, с самого-то утра к людям ломиться? Хорошо, что хоть матушка твоя, покойница, тебя не видит. Чо припёрся-то?
Вован как мог сбивчиво обрисовал ситуацию и попросил позвать мужа, дядю Славу, дабы тот помог с инструментом.
- Что ты на пацана-то клепаешь? – сказала соседка. – Он ещё вчера вечером оставил мне ключи и сказал, что уезжает на неделю к бабушке. Мать, мол, если вернётся раньше положенного, то ты, тётя Люба, ей ключи-то и отдашь.
Поебамшись с замком около получаса, уже порядком обсохший, Вован наконец-то попал в свою квартиру.
Дальнейший день прошел без приключений.
А ночью зазвонил телефон. Он не просто зазвонил, он бешено заорал охуевшим визгом как смертельно раненый подсвинок. Владимир вскочил с кровати и бросился к аппарату. Он быстро на ощупь выдернул горячую вилку из телефонной розетки. В коридоре воняло сгоревшей проводкой и, включив свет, Вован увидел, что телефонный аппарат слегка дымится.
- Сцуко – подумал Вовик. Завтра же пойду на телефонную станцию, разберусь что это там за нахуй такой произошел, что телефоны у людей горят. Дойду до главного инженера, но без нового аппарата не уйду. И лёг спать.
Но не тут-то было. В дверь раздался настойчивый звонок. Звонок зудел и не прекращался.
Мыслей в голове, кроме “убью гада” никаких не было. Владимир распахнул дверь и резко отпрянул обратно в коридор.
Дверная обивка, обильно политая чем-то серебристым, ярко пылала. В коридоре стоял резкий запах безино-ацетоновой смеси и ещё какой-то химической гадости типа жженой пластмассы. От кнопки звонка остался только вяло стекающий по косяку обмылок. Контакты, судя по всему, намертво замкнуло, и звонок заливался резким противным дребезгом.
На то, чтобы потушить дверь, ушло минут пять. От вылитых порций воды огонь только свирепел и начинал пожирать дверную обивку еще более интенсивно.
Звонок пришлось отключать внутри квартиры.
В эту ночь Владимир не спал. Он сидел около двери и прислушивался к происходящему в коридоре. Так ничего и не высидев, он забылся тяжким сном уже на рассвете.
Но всё ещё только начиналось.