Видимо, я не очень люблю театры, балеты и оперы. Мне немного непонятна их теперешняя суть. И за каким хуем ходить туда сейчас, мне тоже не ясно. Поднимать свой уровень культуры? Данунахуй, таким-то образом. Хотя, может быть, мне очень-то и везло с представлениями – я всю свою жизнь, с самого раннего возраста попадал на такие сюрреалистические спектакли, что Сальвадор Дали, увидав подобное на сцене, начал бы гадиться по ночам и рисовать на ковре шваброй. До сих пор помню, как в детстве с мамой подорвался в какой-то экспериментальный (по тем временам) театр. Один хуй знает, что за психотропные опыты ставили артисты на детях – я пялился на сцену, силясь разобраться в суетливом действе с людьми, чемоданами и поминутно меняющимися декорациями. Дети в зале молчали, боясь даже заплакать. И тут, совершенно неожиданно и неуместно, как пердеж на похоронах, выбежали клоуны и стали бить всех по головам тряпичными молотками. Охуенный ход. Тактика запугивания. До сих пор помню, как с накрашенного носа одного из них свисала длинная сопля и я еще подумал тогда, на кого же она упадет… В общем, так «везло» мне везде – от Комиссаржевской до Маринки.

К закату жизни Майю Плисецкую, видимо, потянуло на сладенькое. И она съела месячный режиссерский запас кокаина, приняв его за сахарную пудру. После этого, престарелая балерина поняла, что она еще так молода и вся жизнь ее – балет. Серия охуенно прощальных концертов планировалась по всем городам России: грандиозное шоу, фейерверки, карлики с подносами шампанского, клоуны в пачках, и прочие извращения, включая мулаток, совокупляющихся с экзотическими животными. На деле вышло как обычно. Живой скелет Плисецкая на попусках носилась очумело по сцене, и недоумевала, какого, собственно, хуя она тут делает. Звонко гремя костями, звук которых непосвященный мог бы принять за кастаньеты, старушка кривлялась, неуклюже поднимала обтянутые пергаментной кожей клешни и всячески пыталась сесть на шпагат, не порвав при этом остатки былой чести. Когда она начала изображать умирающего лебедя – всем стало охуеть как грустно. Казалось, прямо на сцену выйдут суровые люди в белых халатах и запакуют кости Плисецкой в черный полиэтиленовой мешок: лебедь в исполнении балерины умирал не от выстрела, а от болезни Паркинсона, плоскостопия, ревматизма и летального приступа старческого слабоумия одновременно. Сил подняться Плисецкая в себе не нашла, поэтому опускающийся занавес застал ее в этой позе. Потом за кулисами ее, конечно, разогнули и выпустили собирать цветы и шоколадки.

В БДТ ставили Антигону. Если кто не знает – это такая древнегреческая легенда. Актеры на сцену вышли в джинсах и в кроссовках, с белыми простынями на плечах, которые символизировали тоги. Я понимаю, блять, была зима, холодно, вся хуйня, а в театре отопление слабое... Басилашвили играл нехотя, говорил неохотно и вообще всячески морщился – может быть, кроссовки жали? Может быть этот, беспесды, необычный реквизит, видать, должен был осовременить древний баян? Я фтыкал то в программку то на сцену и пытался понять: наебала ли меня билетерша, продав вместо Антигоны билет на представление цирка долбоебов. Но вроде все сходилось. В антракте я поспешил наебениться дешевой БДТэшной кониной, и вторую часть мне смотреть стало интересней. Поэтому я уснул. Проснулся от шороха и странного звука. На сцене, необъятной жопой к залу, переодевалась «хрупкая», блять, Антигона. Звук издавали лопающиеся ширинки неопытных юных театралов. Опытные-то уже во всю дрочили. Потом включили свет, все как-то засуетились. Многим стало неловко. Я поаплодировал артистам, но понял, что со сцены они не собираются уходить еще минут 30: кланялись, ловили ебасосами букеты, думали как ловко они проебали реквизит, и никто не заметил. Я же съебался первым в гардероб, напялил пальто и похуярил домой с мыслью: «Ну, в пизду все эти ваши тятры!».