Она стоит передо мной. Заманивает своим прямым, гордым бочком.Гладким, холодным… «Прижми меня к своему разгоряченному лбу, Камбоджа, тебе станет полегче, прижми, зачем мучаться? Во мне то, что сделает тебя счастливым. Пусть ненадолго, но счастливым. Своим темно-коричневым телом я сохранила всю живость и вкус солода и хмеля, а ведь это то, что тебе надо. Живость и вкус.Тебе так не хватает сейчас вкуса и живости, я знаю. Я вижу это по твоим красным глазам, по дрожанию пальцев, сжимающих первую утреннюю сигарету. Как нервно и остервенело, отрешенно и со скрытой мукой, ты разминал её, глядя на МЕНЯ! Я знаю… Я не ревную. Сигарета – это привычка, а я – это твоё исскуство, это твоя культура, это твои культура и искусство в одном лице. Я – твоя любовь. Я никогда не продам. Не уйду в ночь, разрезав твою лучшую одежду на длинные полосы мамиными ножницами. Не брошу тебя, уехав с Гиви на его Ауди А6.Никогда ничего не попрошу. Я только даю. Ну вот, молодец, покатай меня по лбу, вот так… Мельчайшие капли испарины, холодной, освежающей… И твой высокий благородный лоб… Я люблю тебя… Ты знаешь это. И ты любишь меня. Просто не понимаешь пока. Помнишь, как тебе понравилась та майка «Адидас», ярко-желтая, с темно-синими полосами? Ты держал меня, ласково, как всегда, сжимал мое горлышко. Оно ведь напоминает тебе шейку матки, да? Вам всем напоминает. Поэтому вы и обнимаете своими чувственными мужскими губами наше горлышко так нежно, как будто прикасаетесь к источнику жизни. Ваше выражение «утонуть в бутылке» – не желание ли это вернуться назад, уйти туда, где было так безопасно, уютно, тепло?

И вот ты стоял, глядя на эту майку, позабыв обо мне. Тебе, наверное, думалось, что она тебе нравится. На самом деле тебе нравилась я в её лице. Я ведь тоже с ярко-желтой этикеткой, с синими полосами. Ты хотел не её, ты хотел меня. Ты взял её.Грубо и быстро, не раздумывая. Как ты умеешь. Но меня ты взял раньше.

Я не боюсь, что ты променяешь меня на эти банки. Бездушные, жестяные эрзацы настоящей Любви. В них нет души, нет полета мысли. Ни полета, ни души. Идя по улице, ты давишь их ногой, они хрустят, противно и раздражающе, как хитиновые пустые оболочки неземных мерзких жуков. Я разбиваюсь с мелодичным звоном. Во мне поэзия и музыка. И, даже разбившись, я часто становлюсь вдохновением. Вдохновением бритвенно-острых граней лепестков самой прекрасной из роз мира. Розы бутылочного горлышка.Возможно, последнее, что ты почувствуешь когда будет пора, когда придет время – это мой последний поцелуй. А пока – моя горечь и моя сласть, моя свежесть и моя страсть ждут тебя, господин. Ждут – приходи.» Я открыл бутылку Жигуля…

И немедленно выпил.