1980-й год. Лето. Олимпиада в Москве. Мне довелось работать там в качестве переводчика в протокольной службе по обслуживанию иностранцев. По правде говоря, языка я толком не знал,  устроил меня туда отец. Постоянным местом работы была вип-трибуна с баром и комнатами отдыха внутри спортсооружения, скрывающегося под сложной аббревиатурой УСЗ ЦСКА в районе аэровокзала. Там проходил олимпийский турнир по баскетболу. Бывало, отправляли и на другие объекты. Пропуск, штатно висевший на шее, позволял пройти всюду. За зданием находилось Ходынское поле, на котором пару раз в день с ревом приземлялись и взлетали самолеты типа Як-40. В центре Москвы картина фантасмагорическая.

В нашем коллективе я, восемнадцатилетний оболтус, был единственным студентом среди значительно более старших профессиональных переводчиков, научных сотрудников, аспирантов. Были также два гэбиста и два бармена-прибалта, видимо для равновесия.  Один из кгбэшников был как бы за старшего и на первом же собрании сказал: «Есть подозрение, что наш объект будет посещать мало вип-персон,  и в баре останутся лишние напитки. Предлагаю все, что останется, поделить. Естественно, об этом никому ни слова». После Игр я унес домой два мартини, три пива Хайнекен, бутылку виски и шесть бутылок Пепси. Справедливые оказались ребята, эти гэбисты, могли бы кинуть молодого.

В нашем коллективе было немало других интересных людей. Как-то в баре один высокий парень, аспирант МГИМО, за болтовней сказал, что был в командировке в Америке.
- Ну и что там? – живо спросил я, предвкушая увлекательный рассказ.
- Да,  прилетели в Вашингтон,  в гостинице заперлись и как стали хуярить. Неделю пили. Выходили тока за бухлом и хавчиком, ну и по работе само собой. По телику каналов хуева туча, порнуха ниибаца круто. В Нью-Йорке тоже были, машины я ебу какие здоровые, небоскребы пиздец. Хуярили и там нехило, брэнди-хуэнди, все дела, Америка – чума.
Я сначала думал, что он просто при кгбэшнике не хочет всего рассказывать. Но годы спустя уже сам убедился, что многие наши, попав на Запад, действительно целыми днями никуда не выходят из номера, пьянствуя все дни напролет. Как финны в Питере. Финнов, правда, понять можно, у них дома был сухой закон…
Еще был один переводчик с итальянского, интеллигентный мужик лет тридцати пяти. Однажды он сообщил мне, что вчера умер Владимир Высоцкий.
-Это актер такой, который блатные песни пишет? – уточнил я.
-Ну да, а знаешь у него песня клевая есть про то, как аборигены съели Кука.
И он своими словами пересказал песню.
-Да, – засмеялся я, - ничо так песенка, между прочим, я однажды видел Высоцкого на турнире по карате в Лужниках, мелкий мужичонка такой в кожаном пиджаке, но накаченный, с телкой какой-то классной сидел.
- Это наверное жена его была, француженка – сказал продвинутый переводчик.
- Да ну?! - удивился я – а как это ему разрешили жениться и тут остаться? Слыхал ведь про французов, что гостиницу Космос строили? Они почти все на наших бабах переженились. А баб этих щас с работы повыгоняли и во Францию вышлют с концами, точно знаю. Кстати, а ты в курсах, что карате запретить собираются? Я на Цветном бкльваре у Штурмина занимаюсь, так он последние дни смурной какой-то ходит.
- Ну и хуй с ним, он же карате-до учит, а это лажа. Вот киокушинкай – это круто, там фулл-контакт.

И мы заспорили, забыв о Высоцком. Два советских убожества.