Смерть приходила в образе белой собаки. В Вульфенхоффском госпитале этому давно никто не удивлялся. Не кусалась, не рычала, а просто подходила с виноватым видом и лизала ладонь очередного кандидата на тот свет. Все знали об этом и старались спать, держа руки под подушкой или под одеялом. Все боялись, но гнать никто не пытался...

Бывало и так, что выйдет из перелеска, сядет на опушке в ста шагах от госпиталя и ждёт... Что начиналось тогда в палатах! Кто молится, кто прячется, а кто просто лежит и зубами скрежещет. Сёстры плакали - мальчишек уж больно много...

Вообще 45-й был самым молодым. Многие сорванцы спешили отметиться и наступить на хвост убегающей от дома войне. И Петька был как раз из таких. Ему и 17-то исполнилось уже на фронте, всего и делов-то - пара штрихов в метрике. И военком с чёрными конопушками от пороха на лице, понял это сразу, но бумаги подписал... Тому 18 только исполнилось, а вместо ног - звезда Ордена "Славы" III степени на груди. Кстати, Петька так и не узнал, что у военкома ног нет - тот ни разу не встал из-за стола, даже когда руку пожал и строго так в глаза посмотрел, словно спросил: "А не сдрейфишь?"

Петька слышал про собаку много, но ни разу её не видел. Он был один из немногих, кто хотел на неё посмотреть, а сказать точнее - один из двоих...
Ещё дед Филипп, на старости лет изможденный простатитом, искал смерти, остервенев от насмешек и прозвища "ссаный дед". Искал-искал, да никак не мог поймать, так как спал постоянно...

Петька и сестёр просил позвать его, если собаку увидят, и караулить пытался - всё напрасно. Обиднее всего было, когда среди ночи проснулся от визга - сестра собаку увидала... И только когда в палату вернулся, увидал соседа своего по палате с глазами остекленевшими и рукой, с кровати свесившейся...

*   *   *

Когда в госпиталь привезли Варю, сестричку новую, собака уже больше недели не появлялась. Свежие раненые подымали "стариков" на смех и в собаку верить отказывались... Варя не спорила, но когда её стращать собакой пытались, хмурилась и уходила. Она вообще не любила страшных историй. Главврач по секрету рассказал одной из сестёр, которую частенько видали на рассвете выпархивающей из его кабинета, что Варюшу недавно совсем откопали из блиндажа взорвавшегося - шесть парней в клочья, а ей хоть бы что - оглохла только слегка... Её ли собаками пугать?

Она не была красавицей, но и уродиной не была тоже... Странное дело, но даже самые похотливые клиенты госпиталя, не часто жаловали её своим вниманием, а если и замечали, то просили только «утку» или «попить»…

Что касается Петьки, то он даже не знал, как её зовут. На него глядя, многие уже крутили пальцем у виска – уж очень он одержим был белой собакой – просто ночей не спал, тем более, что военврач обещал через пару дней отправить его домой.

*   *   *

Петька сидел «в засаде» у пищеблока и нервно курил цыгарку, когда Варя подкралась к нему сзади и прямо на ухо шёпотом спросила:
- Видел?
Петька шарахнулся в сторону, аж в кусты упал.
Варя тихонько хихикнула.
- Ты чё?
- Да ничего… Просто смотрю - сидишь, караулишь… Подумала – может увидел чего…
- Тьфу ты… Чуть до смерти не напугала…
- Смерть ищешь, а умереть боишься? – улыбнулась Варя.
Петька сел на траву, отвернулся снова в сторону леса и насупился. Варя подсела рядом и попыталась виновато заглянуть ему в лицо.
- Да брось ты, Петруша… Я ж не нарочно, я так, любопытства ради…  Все, вишь, боятся, а ты сам на рожон лезешь…
- Не твоё дело, - буркнул Петька, но уже более миролюбивым тоном – давно он не слышал, чтобы его Петрушей звали - мамка только, когда по вихрам трепала.

И кольнуло Петьку прямо в сердце, больно кольнуло и сладко одновременно. Вспомнил он мамку, качающуюся на виселице посреди деревни и глаза её выпученные, снегом припорошенные…  И заплакал Петька, и затрясся худыми плечами своими, и убежать хотел, да почувствовал тёплые Варькины руки, прижавшие голову его к груди своей, каждый пальчик мягкий почувствовал, что волосы его перебирать стали, совсем как мамкины…

*   *   *

- Ну, герой, завтра – домой… - похлопал по плечу Петьку военврач.
- Завтра?!!!
- А что ты так взволновался вдруг? Завтра… Ты, конечно, славный парень, но держать тебя тут я не могу.  Швы давно уж сняли, срослось ведь как на собаке… Что ещё тебе надо?
На слове «собака» Петька затрясся и начал заикаться…
- Н-н-н-а с-с-с-ссобакккке, г-гговорите? Д-д-да лллучшшше б я сдох! – он махнул рукой и, прихрамывая, убежал в лес…
Когда Петька понял, что уже никто его не видит, он упал под кустом бузины и свернулся калачиком, зажав руки между ног. Он закусил губы и только тихо мычал, пряча лицо в прелой хвое.
Мало кто знал про Петькино ранение. Только Главвоенврач, да пара сестёр, что присутствовали на операции и перевязывали его до выздоровления, если это можно так назвать, ведь осколком противопехотной мины Петьке как бритвой оттяпало мошонку. Как ещё всё остальное уцелело – ведомо только Богу, да хирургу…

Петька не услышал шороха за своим мычанием, он увидел только сквозь слёзы белое пятно.
Он резко приподнялся, и пятно слегка отдалилось.
Он быстро вытер рукавом глаза…
Конечно… Это была она… Белая сука с худым брюхом и отвисшими сосками… Она грустно и недоверчиво не отрываясь смотрела на Петьку, а Петька – на неё.
Когда первый шок прошёл, мальчишка прошептал:
- Хорошая… Хорошая собачка…
Сука вильнула хвостом.
- Ну, иди, иди сюда…
Собака стояла как вкопанная, только слегка водила ушами и всё так же неотрывно смотрела на Петьку.
Петька что-то вспомнил и суетливо сунул руку в карман – собака шарахнулась в сторону и прижалась к земле…
- Да не бойся ты… Я… Вот… На… - Петька протянул на ладони облепленный махоркой кусок сахара…
Сука вновь шевельнула хвостом, но с места не сдвинулась.
Рука у Петьки дрожала, едва удерживая сахар на ладони. Другой рукой Петька вытер со лба выступивший пот.
- Ну давай же, скушай… Скушай…
На каждый Петькин шаг собака пятилась ровно на столько же, на сколько он пытался к ней приблизиться…
- Ну что тебе стоит? Мне же надо… Мне очень надо… Ты же пришла… Ты за мной пришла, так ведь? Так что ж ты тянешь? Давай, скушай… - Петька закрыл глаза.
Собака осторожно начала приближаться…
Когда до Петьки осталось всего полметра она вытянула морду в сторону руки и зашевелила ноздрями…
В этот момент Петька не выдержал и открыл глаза – белая сука метнулась прочь и, не оглядываясь, убежала в лес.

*   *   *

- Я её видел! Я видел! – взволнованным шёпотом сообщил Петька через окно новость Варе, которая кипятила солдатское бельё.
Варя распарилась, щёки её покрыл заметный румянец, а халат, местами намокший, предательски прилипал к крепкому девичьему телу.
- И ты ещё жив?
- Она сбежала…
- И чем же ты её так напугал?
Петька пожал плечами…
- Залазь, - махнула рукой Варя, - чего как вор у окна отираешься?
Петька не заставил себя долго уговаривать.
Варя достала из кармана папиросы.
- Дай огоньку, что ль…
Петька достал коробок и зажёг спичку. Варя спрятала упавшую было прядь волос за ухо и нагнулась прикурить.
За вырезом халата Петька увидел её грудь. Белую, упругую, с маленьким розовым соском. Варя, как нарочно, медлила, будто давала Петьке всласть налюбоваться.

Он вздрогнул от подкравшегося к пальцам пламени, бросил спичку и ухватился за мочку уха… Что-то неведомое происходило с ним, Петька почувствовал наплывающий жар в паху. Он не верил сам себе… Он и не надеялся, что это может когда-нибудь ещё случиться…

Варя глубоко затянулась, выбросила папиросу в окно и, не выдыхая дыма, прильнула своими губами к Петькиным, а когда оторвалась – между ними образовалось маленькое облачко дыма…
Петька не шевелился и даже безропотно позволил расстегнуть и стянуть с него через голову гимнастёрку. Он опомнился только тогда, когда Варя взялась руками за ремень. Он стиснул её руки и прижал к животу.
- Да что ты, что ты… Не бойся… - улыбнулась Варя.
- Я…
- Я всё знаю… Не бойся… Ничего страшного… Ничего… Всё хорошо…
Петька сдался… Он осел на пол и словно уснул… Словно во сне Варькины распущенные волосы метались над ним, и колыхались упруго груди, до которых он никак не мог дотянуться губами до тех пор, пока Варя, застонав не замерла в его руках…

Он нащупал наконец её сосок, сжал его губами и закрыл глаза. Он не хотел целовать её грудь. Какое-то смутное воспоминание прорывалось из тьмы памяти. Он захотел ощутить на языке вкус молока… Материнского молока, которое могло совершить чудо и подарить покой…

Варя ласково улыбнулась, отняла  его правую руку от своего покрытого испариной тела и, внимательно вглядевшись в замысловатые линии, лизнула его ладонь…

(с) Свежый 2005г.