Со смешанным чувством я ступил на землю родного города: «Ющенко стал президентом. Что теперь? Западенщина, новый украинский фашизм? Переживем, Украина и не такое переживала…» Надежды, чаяния, «резня» в форумах – все оказалось напрасно. И до слез обидно. Столкнулись интересы Вашингтона и Москвы. Победили пиндосы. Осторожно, шаг за шагом делал для себя маленькие открытия – все та же русско-украинская речь с еврейским акцентом на улицах. Бендеровцев, вроде бы, не видно. Язык газетных статей «пятьдесят на пятьдесят». До смешного доходит – корреспондент задает вопросы по-украински, ему отвечают по-русски. По ТВ – то же самое, вечером крутят «новые русские сериалы», дублированные титрами. Когда был трезв, садился к телевизору. Две недели: в выступлениях первых лиц ни намека на какую-либо неприязнь к россиянам. Похоже, я снова вернулся домой. В старый дом, в свое детство…

      Потрепанный толстый телефонный справочник на полке в коридоре. Я его много лет не открывал - номера друзей помню наизусть, тех, которые есть и тех, которых уже нет. В седьмом классе мы любили выбирать смешные имена, и звонили по телефону. Где-то в районе двести сороковой страницы – «Пипка-Бесноватая».
- Алле, это ПИПКА? На каком основании Вы БЕСНОВАТАЯ?
- Что Вы сказали?
- Мы говорим, как можно жить с такой уродской фамилией?!
Хохот, короткие гудки. Определителей не существовало.
«Пипке» звонили абсолютно все, даже ученики соседней школы.
Еще можно было отыскать фамилию профессора-физика, и, зажав нос, сказать, что он написал дерьмовый учебник. Было весело.
Звоню однокласснику, Дрю. Он – на операции. Детский хирург, режет детишек. Огромный, за два метра ростом – трудно представить, как такими ручищами можно сшивать сосуды, делать ювелирные разрезы. У меня, наверное, нервов бы не хватило. Вечером сбиваем стрелку. Сидим на тесной кухоньке, приятно шкварчит сковородка, медленно и тянуче льется водочка в рюмки. У стены уже небольшая батарея, а ни в одном глазу.  Неспешно ведем разговор. Слушаю. Женился. Развелся. «Так получилось». Скучает по сыну. Она уехала с ребенком в Германию. Нет, не еврейка – гречанка. Хотя, блин, какая нахер разница? Еще – собрался в Ливию. А тут место главного врача предложили. Вот и думай теперь… Да, конечно – лучше ехать. Че на родине ловить?
– «Спасешь сына какого-нибудь нефтяного магната, женишься на дочери халифа… Или – кто там у них?» Смеется.
- «Так, эту допиваем, и все!»
      Заводим тему о школе – кого видел, что слышал. Как всегда. Последние новости.
Алиса так и не вышла замуж за арабского шейха. Женила на себе какого-то банкира-альбиноса, живет в Лондоне, в ус не дует.
Ника стал ниибацца ювелиром. Родители «протолкнули». Когда-то папа и мама, уходя на работу, запирали от него двери в другие комнаты: «могут прийти приятели, а дома столько дорогих вещей». В конце концов, полукилограммовые серьги у мамаши действительно спиздили. Стреля. Именно у Ники мы впервые увидели колоду порнографических карт. Седьмой класс. Это был стресс. Людей за «Плейбой» садили, а тут… Валера овладевал специальностью токаря на межшкольном УПК. Как-то в станке, на котором он работал, закончилась охлаждающая эмульсия. Наставник, закрепленный за учеником – небритый люмпен-пролетарий, дал ведро, и отправил к кладовщице, напутствуя перегаром: «Попроси у тети менструации». Ника попросил. За цвет кожи Нику еще звали «Зеленым».
Чибу Андрюха на днях видел. Опять сидит без работы. Отец у него умер, влиятельный дядька был. Сашку сразу же поперли из Управы. Да этого следовало ожидать – кто потерпит? Сотрудник администрации ходит постоянно бухой, с «ирокезом» на голове. И папиросы какие-то вонючие курит. Чебаев не долго думал, и подался в промышленный альпинизм. Спортом он никогда не занимался, в горы не ходил. Просто, надо же деньги как-то зарабатывать. В первый же день «новобранец», вопреки советам, посмотрел вниз и потерял сознание. Где-то на уровне двадцатого этажа зацепился на стене, ни туда, ни сюда. Пришлось вызывать спасателей. Приехали киношники, сюжет попал в выпуск вечерних новостей. Через сутки Чиба пришел к директору, и сказал, что хочет еще. Начальник оказался нормальным парнем, выплатил деньги за месяц вперед, попросил больше не появляться: «такие скалолазы ему нахуй не нужны». Правда, фирму все равно закрыли – об инциденте написали в газетах, Саша прославился.

      Несостоявшийся альпинист появился в субботу – узнал, что приехал я, и что у Доктора есть шышки. Принес с собою стеклянную трубочку. Андрюха неодобрительно покосился – «Это зачем?». «Из экономии, – говорит – щас научу!» Забил ее, зажигалкой снизу водит, и в себя тянет. Аж трясется. Губы обжег. Мы его «африкано-рэпперское нововведение» забраковали. – «Наркоманы, чтоле? Спрячь эту поебень!» Сделали по старинке, свернули цигарку, и пустили по кругу. Так себе трава оказалась.
Зато узнали еще много нового. Ява – тот самый, который в школьные годы из любопытства угробил пару человек, отмотал «пятерик», долго чалился по сумасшедшим домам, и, в конце концов, был выпущен на свободу. Он больше не взрывает старые немецкие фугасы, не стреляет из «Шмайссера» в прохожих. Ява стал хорошим семьянином, живет где-то в Крыму, организовал работу черных археологов, торгует фашистскими  касками и крестами, впаривает туристам, имеет неплохое бабло. Его кореш, Стреля, ссался до восьмого класса, тоже остепенился. Когда-то Стреля и Муля неслись, подпрыгивая, к школьному крыльцу, и хохотали: «Пятаки! Пятаки!» Оказалось, у забора, прямо на тротуаре, лежит покойник. У старика схватило сердце, упал, дал дуба. Кто-то положил ему на глаза монеты…
Муля опустился, он с трудом ходит, копается в помойных баках, иногда его видят возле школы, живет рядом. Дома у него парализованные родители - алкоголь.
Катря, та самая, у которой во время урока писали на жопе мелом слово «дура», до сих пор преподает. Она находится в своем уме (то есть, в таком же, как и двадцать лет назад), продолжает любить математику, узнает своих выпускников в лицо. Только не помнит их имена. Каля, преподавательница геометрии, здорово сдала, когда убили одного из двух глупых ее сыновей. Пырнули ножом на тусовке.
А завуч по воспитательной работе, Стрекоза, с которой мы поднимали идеологию (чуть не выгнала из комсомола, сука) стала директором школы. Рулит, берет взятки. С вьетнамцев, которых сейчас в Харькове немеряно, за поступление больше, со славян - меньше. «Граждане Украины и ближнего зарубежья пользуются скидкой». Вот такая ботва…

      Юрка Змей подкатил на «Ниссане» две тысячи второго. С час кружили по городу: «Здесь кухня дерьмовая, а здесь – мест нет…» Сели в новеньком итальянском ресторанчике, названия которого я не запомнил. На «Гiпросталi». Вежливые официанты, администратор, всей фигурой выражающий почтение... Вареники с клубникой, «J.D.» В меню еще какие-то названия были, но я кроме «спагетти» и «равиолли» по-итальянски ничего не понимаю.
Когда-то в девятом классе мы с Юркой брейковали. Однажды устроили шоу на рельсах. Вагоновожатая подумала, что людям плохо – «эк их ломает…», остановила трамвай. Мы ее успокоили, помахали ручкой: «Все в порядке». Стала материться и орать.
Змей после того, как у него в девяностых отмели полмиллиона зелени, потихоньку оклемался, открыл большой бильярдный клуб. В нем собираются профи и жуки-каталы со всей Восточной Украины. Лезли и цыгане с наркотой, но их поставили на место – теперь приходят просто играть. На обратном пути провез мимо памятника. Богатырь на коне. С саблей, луком и стрелами.
-    Че за мужик?
-    Хорек. Говорят, что Харьков обосновал. Вот и поставили.
-    Обоссаться…
Неплохая акустика у Юрки в машине. Музыку «тех лет» крутит. Где диски взял?

      Однажды из-за брейка я оказался в нелепой ситуации. Пошел в гости к Кере. В покер хотел поиграть. А у него дома – бедлам. Родителей нет, он с Дрю шмар притащил, выпивка, девки смалят. В оппщем – «разврат». Выпил и я. (Сам Геночка не пьет. Ни-ни. Даже сейчас, по прошествии стольких лет. Один раз только было - немного шампанского на дне рождения у нашей одноклассницы, Карины. Еще подруга именинницы, дура гребаная, мне на шею из чайника кипятком капнула – заигрывала. Потом полгода со мною не разговаривала.) Так вот, выпили мы, плясать стали. Это сейчас клубы и денсинг на каждом шагу, а тогда через хрен знает куда надо было ехать на дискотеку. Танцевали дома. Сделал я «промокашку» - выпендриться хотел. Прыгнул высоко, а ручки подломились. Впечатался мордой в пол, да еще подбородком проехал: дорожка синтетическая, как наждачная бумага. Ну, хуле – по пьяни не больно! Сели мы опять за стол. Вдруг одна из «гостий» руку вытягивает в мою сторону, и глаза делает страшные. Смотрю, а я – как Товарищ Нэтте, «Пароход и Человек»! Нам про него на литературе рассказывали, и кино при совдепе крутили такое. «Красные дипкурьеры», кажется, называется. Сижу я, белая рубашка вся в алых кляксах, кровищей до пояса залит. «Кто порезался?» - спрашиваю. «Никто», – отвечают – «Это ты как кабан кровью исходишь!». Побежал в ванную, умылся, налепил пластырь, вскоре ушел. На следующий день открывает дверь Генкина мама, и как-то странно смотрит на меня. Оказывается, эти идиоты продолжили, и ничего не убрали за собой. Бутылки, гора окурков, криминал по полной. Девятый класс. Выключатель в кровь вымазан, родители прижали, что произошло? Он и списал все вчистую – типа, Захаров приходил, пьяный! О порог зацепился, рыло разбил. Пил, курил… Мы с Андреем его отговаривали.
-    Так Олег же не курит!
-    Курит мама, еще как курит!
Предки друзей меня уважали. Держали за умного. Поэтому история огласки и дальнейшего развития не получила.

      Еще Гена боялся покойников. Однажды ночью сосед сверху по белочке в окошко прыгнул, оборвал все бельевые веревки на балконе, и расколол башку внизу, прямо у клумбы. Мозги на асфальте посыпали песочком, но мой друг все равно вел себя ненормально – бледнел, проскакивал в подъезд, стараясь не смотреть на вмятину. В день похорон алкаша он отсиживался у меня дома.
Страх перед мертвецами был у Генки выше инстинкта самосохранения. Как-то поздно вечером мы заболтались с девчонками в троллейбусе, и проехали три лишних остановки. В то время в Харькове тупые подростки устраивали межрайонные войны – бились «стенка на стенку». Вышли мы – я, Генка и Андрюха – и оказались в толпе босяков. Палки, цепи, телогрейки – все как надо. Срисовываем ситуацию, сразу же поворачиваем на сто восемьдесят, переходим дорогу. Толпа замолкает. Дрю не въезжает, орет: «А шо случилось? Куда вы? Вам они не понравились, что ли?» Шипим: «Заткнись, кретин! Быстро, уходим…»
- «Ребятки, постойте!»
Не оборачиваемся. Автобус – вот он. Даже не ускоряем шаг: много чести! Поднимаю ногу, чтобы поставить ее на ступеньку. «Фррр!» - двери закрываются, «Икарус» трогается. И ведь видел, водила-сука, что в нем наше спасение… Холод под ложечкой. Почему-то в голове всплывает  выражение «и мальчики кровавые в глазах». Рвем с места, как на стометровку. За спиной раздается вой, шпана волной несется через проспект, машины останавливаются. Бежим. Во рту – вкус крови. Сухой воздух разрывает легкие. Собираюсь с мыслями. Впереди - кладбище. Спасены, только свернуть вправо! Хриплю: «Сейчас спрячемся! Они растянулись, перебьем всех по одному между могил…» Генка даже в этой ситуации умудряется сделать растерянное лицо: «Туда?! Лучше здесь их «примем»! Они же… э… растянулись…»
Слава богу, ушли.
Керя уехал, живет за бугром, сейчас он безработный. Неплохо живет, надо сказать. А его брательник, Маздон - остался, Стал конфетным королем. В струю попал, да и мозги, оказалось, неплохие. Кондитерские склады разрослись до нескольких квадратных километров.

      Перед отъездом созвонился с Федченко. Тем самым, с которым после известия о смерти Леонида Ильича (в шестом классе) пошли «с горя пописать». Владька держит небольшой магазинчик, торгует компьютерами. Показал подпольный ресторан – «для своих». Неплохая кухня, хорошие девочки с подносами, чистенько. В зале почти никого. За соседним столиком двое крепких мужиков с бандитскими лицами, что-то ищут. Подходят в наш уголок. Обращаются к Дрю, уже слегка разомлевшему в мягком кожаном кресле: «Уважаемый, не могли бы вы…» Дрю смущенно привстает. Верзила радостно выдергивает у него из-под зада меховую шапку. Тут же напяливает на голову: «Тепленькая, ептыть!» Напрягаюсь. Не, ничего – рассчитываются с официанткой, и уходят. Я люблю Харьков…

      А голосовали мои друзья за Ющенко.
- Как же так?! Он же прихвостень американский, «наци»…
- Первый канал смотришь? У нас его тоже показывают. А у вас по телевизору говорили, шо у Януковича три судимости, одна ходка – за изнасилование? Не? От так. Все они жулики, конечно. В политику честные люди не идут. Просто Янукович – вообще беспредельщик. Его люди народ на площадь силой сгоняли. Как? Звонят моей бабушке с работы, говорят: «Собирай шмотки, в шесть утра на Южном – на майдан, в Киев поедешь!» Она: «Та я ж старая, семьдесят мне!» А ей: «Ты шо, блядь, не понимаешь? Завтра на улицу вылетишь, о пенсии даже и не думай!» Урки машины с оранжевыми лейбами разбивали, опасно было. По домам ходили, людей запугивали. Мы сами на демонстрацию пошли, никто нас не заставлял. «Помэранцэвые» хоть о манифестантах заботились – горячую жратву подвозили и чай, музыкантов подтянули. А на сине-белых жалко смотреть – стоят, чуть не плачут. И уйти им не дают. «Заград-отряды», бля.

           Ехал на вокзал. Возле памятника Тарасу Шевченко, который канадцы-иммигранты много лет назад подарили своей родине, в очередной раз содрали гранитные плиты, и переложили все брусчаткой. Прямо как у нас: «кручу-верчу». И у нас во Владике мэрия бабки на тротуарах делает. Это большие деньги. Думал о всяком. Я не знаю, кто угрожал харьковчанам. Были ли это грамотный «черный PR», или настоящие тупые рекруты Януковича перестарались? Я знаю людей, с которыми сажусь за стол - они не продаются за хавчик и бутылку пива. Россия явно не на того поставила. Наверное, сейчас это уже не столь важно. Я верю, что на Украине все будет хорошо. И с Россией - тоже. Несмотря на политиков. Это вам не Прибалтика. И еще – на Украине строят, производят, работают. Не газетные отчеты о росте ВВП, а реально. Так мне показалось. Пройдет лет пять – восемь, глядишь, и вправду в Европу вступят… Даст Бог…