...разруха в головах...

М. Булгаков

РАЗ
  
  Хромоногий поставщик быдла ко дворцу Его Количества Ивана Мозолия Пятого Задумчивого, Иван Степанович Малов не имел ничего за своей душой, кроме старой повозки и двух черных псов. Каждое утро на этой тележке он медленно катился по улицам родного Запедрюченска и собирал быдло. Быдло с руганью забиралось на повозку, воняя дешевым одеколоном "Матрешка", который продавался на ярмарках у ворот. За проезд каждое быдло давало Ивану Степановичу пятачок. В самом дворце за быдло не давали ничего. За день Иван Степанович отвозил не меньше 8 быдл. С сорока копейками можно было жить. Если к концу дня в платочке Ивана Степановича оказывалось больше сорока копеек – скажем, сорок пять или пятьдесят, – то Иван Степанович отправлялся отпраздновать этот день в маленькую пивную в подвале дворца, которая имела название "Сортир". Это название пивнушка носила уже больше десяти лет. Сначала пивнушка принесла его в розовое здание около ворот, которое раньше и использовалось в соответствии с названием. Потом, по мере того, как бренд пивнушки становился все более узнаваемым как среди простого народа, так и среди быдл, пивнушка перенесла название сначала на Тупиковый проспект, потом на Мусорную ратушу, пока окончательно не перенесла его в подвал дворца. Там пивнушка и прижилась.
  
  Ивану Степановичу пивнушка не нравилась. Но посидеть в ней он любил. Конечно, позволить себя он это мог только тогда, когда в его платочке в конце дня было больше сорока копеек. Пиво Иван Степанович обожал. Но не покупал по причине дороговизны. Пиво в пивнушке стоило дорого из-за того, что в Запедрюченске уже двадцать пять лет как боролись с пьянством и пить пиво запретили. Вот и хозяин пивнушки, учтя запрет, продавал пиво за 5 пятачков. Еще, бывало, сволочь, приговаривал, что после тридцати лет борьбы будет за 6 пятачков продавать. Не нравилась Ивану Степановичу цена. И пивнушка поэтому не нравилась. Иван Степанович пил сидр. Стакан сидра можно было купить в автомате, бросив в щелочку пятачок. Пятачка было, конечно, жалко, но сидр был приятным.
  
  После того как Иван Степанович выпивал свой сидр – а пил он его медленно, как настоящий ценитель, задумчиво глядя в стакан, чем немного напоминал самого Ивана Мозолия пятого, – он тихо поднимался и шел в туалет. Но это, если в конце дня у него в платочке было пятьдесят копеек, потому что туалет тоже стоил пятачок. Но на настоящий ватерклозет Ивану Степановичу пяти копеек жалко не было. После того, как он мыл руки настоящим мылом, которое пахло травой, аккуратно сворачивал 65 сантиметров туалетной бумаги, выдаваемой при входе, и прятал её в карман. Потом он шел распрягать своих псов и вдоль городской стены тащил свою повозку домой. Собаки плелись рядом. У самого дома он покупал у седого армянина за 3 пятачка кулек костей собакам, а чуть дальше у всегда пьяного китайца Григория, с которым его связывала искренняя дружба, кулек риса за 3 пятачка. Иногда они беседовали о международной ситуации, иногда просто кивали друг другу. Дома Иван Степанович бросал собакам кости, а сам варил рис. Он доставал туалетную бумагу и рвал её на 10 частей. Потом он ел рис, прятал оставшиеся 2 пятачка за очаг и ложился спать.
  
  Когда у Ивана Степановича было только сорок копеек, он не шел в пивнушку. Он сразу шел домой. Вот так.


  
ДВА
  
  В этой жизни Ивана Степановича удивляло три вещи.
  
  Первое – это то, что каждый из быдл считал себя демократом. Вот так однажды решили, что они демократы, и всё. Как настоящие демократы, они каждое утро собирались во дворце, шли в Огромный зал с мраморным полом и соломенной крышей и целый день кричали и размахивали оранжевыми флагами. Иногда, когда канцлер Гадюкин Иван Семенович был в настроении, они под бодрую барабанную дробь веселой толпой шли в город, чтобы громить предателей и недемократов. Смотреть на это было забавно. За сутки такой работы они получали целых 60 копеек одной бумажкой. Раньше, когда-то совсем давно, они получали целых 100 копеек одной бумажкой, но Иван Мозолий Пятый в целях борьбы с инфляцией и происками врагов и недемократов количество копеек в одной бумажке постепенно снизил до 60. Но все равно много. Куда можно было потратить такие деньги, Иван Степанович знал и, собственно, очень хотел. Но в быдло так просто не брали.
  
  Каждый вечер Иван Степанович смотрел, как быдла сворачивали свои флаги и расходились по домам пешком, даже не глядя на такую удобную повозку, и не мог понять, почему они считают себя демократами. Разве настоящий демократ не должен уезжать домой на повозке? Иван Степанович щурился и представлял, что наступила настоящая демократия, и он не только привозит быдл ко дворцу, но и отвозит их по домам. Ему тогда становилось тепло и приятно. Платочек с деньгами казался тяжелее, а во рту появлялась слюна с божественным вкусом пива.
  
  Второе, что удивляло Ивана Степановича, это недемократы. Он, конечно, прекрасно понимал, что эти низкие люди недостойны его удивления. Да и люди ли они вообще? Все нормальные люди, которых Иван Степанович знал, были демократы. Естественно, у него закрадывалось подозрение: а люди ли они вообще? Когда он видел тела недемократов, найденных в хибарках после прогулки быдла по городу, он каждый раз всё больше склонялся к мысли что они не люди. Не могут быть людьми эти комки мяса с выпученными глазами, синими лицами в непонятных пятнах, с глупо вывернутыми руками.
  
  Так вот, удивляли Ивана Степановича эти нелюди, недемократы. Не мог он понять, как можно быть недемократом. Вот после того, как помечтает о демократии, он всегда о недемократах думал. Глупость это – быть недемократом. И друг его, китаец Григорий, согласен с ним, и армянин.
  
  А еще удивляет его, почему его называют хромоногим. Ведь и не хромает он вовсе. Дед его и вправду хромал. А вот отец уже нет. И сам он не хромал. И вдруг – «хромоногий». Это не только удивляло его, но и обижало.


  
ТРИ
  
  Быдло, которое возил Иван Степанович, по-своему любило его и даже гордилось им. Они даже хвастались Иваном Степановичем и его повозкой перед другими быдлами. И собаками его тоже хвастались. Они даже хотели и домой возвращаться на его повозке, но канцлер Иван Семенович Гадюкин, показал им кукиш и сказал, что Его Количество Иван Мозолий Пятый, прозванный Задумчивым, не жмот, но оплачивать эту роскошь не будет. Потом, говорят, ударил кого-то из быдл, и закричал, что если они будут наглеть, то и дорогу во дворец Его Количество оплачивать тоже не будет. Но это уже слухи.
  
  Любил Ивана Степановича и его друг китаец Григорий. Он любил его бескорыстно. И даже продавал ему мешочек риса на 1 пятачок дешевле, чем другим, уменьшив собственную прибыль от продажи одного кулечка риса в два раза. Любил его китаец за четкую гражданскую позицию и грамотный анализ международного положения. Особенно радовала его позиция Ивана Степановича по обстановке на исторической родине Григория. Взвешенная и аргументированная позиция, которую занимал Иван Степанович, демонстрируя её своим суровым молчанием всякий раз, когда Григорий начинал рассказывать о ней, придавала китайцу уверенность в собственных силах и огромную пищу для его ума и замученного ностальгией сердца. После таких бесед он целыми часами смотрел, как по канаве текут нечистоты, и мечтал о том, как накопит много денег и поедет в Китай, из которого он уехал, когда ему было 4 месяца.
  
  Армянин не любил Ивана Степановича, но умело это скрывал. Армянин вообще не любил никого. Он был настоящий демократ. Он всех не любил одинаково. Но, как и любой демократ, он со всеми был в хороших отношениях, кроме недемократов, конечно.
  
  Еще Ивана Степановича любили собаки. Любили бескорыстно. Любовь этих бессловесных тварей была результатом тяжелого выбора между долгом и призванием. Собаки однажды выбрали призвание, и теперь Иван Степанович в благодарность кормил их костями. Кости, конечно же, никак не повлияли на выбор собак, которые хоть и не были демократами, но тоже сочувствовали демократии.
  
  Больше Ивана Степановича никто не любил.


  
ЧЕТЫРЕ
  
  Умер Иван Степанович Малой от возраста. Однажды, проснувшись, он шаркал по своей землянке и наткнулся в углу на детскую игрушку своего отца. Он поднял её и с улыбкой вспомнил этот маленький оранжевый шарфик, с которым отец никогда не расставался; так и сошёл в могилу, гордо вцепившись в него закоченевшими руками. Долго пришлось дергать чтобы вырвать.  Ивану Степановичу представилось, как его дети будут вспоминать о нем. Но потом он вдруг подумал, что детей-то у него нет. Повозка есть, две собаки есть, очаг есть и даже семь кусочков туалетной бумаги есть, а детей нет. У него даже возникла мысль найти себе пару, для чего пойти и отыскать какую-нибудь женщину, безусловно, такую же демократку, как и он. Но, сделав пару шагов к двери, он вспомнил, что ему уже шестьдесят девять лет и о женщинах он не думал уже лет двадцать. Он так постоял несколько минут и упал. Иван Степанович немного подергался, похрипел и умер.
  
  Нашел Ивана Степановича китаец Григорий. Он поцокал языком, взял тело за ноги, осторожно вытащил на улицу и понес армянину. Немного поторговавшись с армянином, он продал тело Ивана Степановича "по 40 копеек за килограмм чистого веса и кости, которые останутся". Вернувшись с костями, китаец осмотрел повозку, поцокал и подозвал собак. Собаки идти к китайцу не хотели. Тогда китаец показал им кости. Собаки заинтересовались и подошли. Китаец кинул им две самые маленькие косточки, решив, что они еще не отработали своё. Собаки понюхали кости, виновато посмотрели на китайца и заскулили. Григорий попытался запрячь их в повозку, собаки скулили и не давались в ярмо. Китаец в сердцах пнул одного из псов ногой, плюнул и запрягся в повозку сам.
  
  Быдло сначала недоуменно смотрело на повозку с китайцем, но потом с веселой руганью забралось на неё. Все они предвкушали, как будут хвастаться перед другими быдлами живым китайцем, запряженным в их повозку. Через некоторое время во все повозки быдл стали запрягать китайцев.
  
  Землянку Ивана Степановича китаец Григорий отдал канцлеру Ивану Семеновичу Гадюкину за право называться хромоногим поставщиком быдла ко дворцу Его Количества Ивана Мозолия Пятого Задумчивого. Зачем канцлеру была землянка, так никто и не узнал, потому что когда рабочие её углубляли, за очагом было найдено 39420 пятачков и один гривенник, а Гадюкин решил скрыть от Его Количества этот факт. Ивану Мозолию об факте, конечно же, донесли, и канцлер исчез. Вместо канцлера появился премьер-министр, имя которого не важно, так как он никак не связан с жизнью и смертью Ивана Степановича.
  
  А армянин, как узнал о пятачках, стал еще больше демократом, чем был раньше.
  
  Вот весь рассказ об Иване Степановиче и его любви к пятачкам.