Знают ли они что такое настоящая мужская печаль. Не та печаль, которая гнездится в обессиливших душах, нет. А печаль безысходности и отчаяния устремленная куда-то, наверное, вовнутрь, вглубь. Мучительная и тягучая ОНА приходит не сразу, ОНА боится сама и страшит нас своей медлительностью. Но когда приходит, спасения уже нет. Так было веками, тысячелетиями, так есть и сейчас.

Разве могут понять они, познавшие слезы утешения, что даже величайшие из величайших не смогут обойти ЕЕ, что сильнейшие из сильнейших не смогут найти в себе силы бороться.

Скольких из нас погубила ОНА, благословив, отправляя на верную гибель на поле брани; скольких унизила, заставив, ищущих спасения, подчинится зеленому змею; скольких отравила, грубо швырнув прочь из этого мира с растерзанным инфарктом сердцем.

Редко кто из них видел ЕЕ, а из тех, кто видел – видел одним лишь мгновением, назвав по-женски легкомысленно и даже, возможно, поэтично «скупой мужской слезой». Не знают они и не узнают никогда, не понимают и никогда не поймут.

Кому из нас, обуреваемому ЕЮ, не хотелось пойти в поле, подальше от всех, послать все нахуй, обхватить поникшую голову руками и запеть негромко и протяжно надрывную казачью песню.

Под зарю вечернюю солнце к речке клонит,
Все что было, не было, знали на перед.
Только пуля казака во степи догонит.
Только пуля казака с коня собьет.