Толстый чернявый мальчик уныло брел по пыльной улице маленького азербайжанского селения, пиная перед собой пустую жестянку из под консервов. Ему было скучно. На улице никого не было, и доябацца к младшим, и попинать их сандаликом было решительно невозможно, нашего героя младшая молодежь знала, и при его появлении быстро улепетывала во внутренние дворы. Правда, не всегда у него получалось кому-то навалять - т.к. иногда все собирались и пинали его, и он предпочитал ловить малышей поодиночке. Но был час полуденной жары, и тусовацца на улице никому было неохота. У Ганжика (а именно так звали нашего героя) друзей не было, и поэтому он предпочитал бродить по окрестностям, щупая кур и гусей, находя в этом ни с чем несравнимое удовольствие. Он любил забраться в коноплю, набить себе косячок, и накурившись до сладкой одури пойти в соседский курятник. В последний раз за этим занятием Ганжика застала хозяйка курятника, как раз в тот момент, когда он, сжимая в одной руке обезумевшую курицу, расстегивал лямки штанишек, и с позором изгнала его, предварительно сняв с него штаны до конца, и настегав колючей веткой куста по пухлой заднице и небольшой шняжке. Тихонько подвывая от боли и обиды, Ганжик убежал в поле конопли, и просидел там до вечера, накурившись, и поклявшись страшно отомстить. Но прошло время, куриц в селе было много, и Ганжубас Запердолиевич быстро обрел утешение.

    Пинать банку сексисту-азерботу приелось. Он присел на ствол поваленной чинары, и принялся чесать яйтца. Занятие было крайне увлекательным, Ганжик каждый раз находил в этом процессе что-то новое, несмотря на то, что все уже было расчесано до мяса и лимфы, а так как мылся Ганж примерно раз в три месяца, возле его йаитц постоянно вился рой мух. Но его это фтыкало, сочетание ловких пальцеф и зеленых мух радовало эстетическое чувство и шняжка Ганжика шевелилась. Возбуждение нарастало. Оглянувшись по сторонам, и вновь не обнаружив никого, Ганжик спустил штаны и грязные трусы ниже колен, и принялся самозабвенно драчить. Он ничего не видел и не слышал, не обращал внимание на зуд в расчесаной шняжке, он д р а ч и л.

    Из-за угла ближайшего дома, весело помахивая хвостом, вышла здоровенная кавказская овчарка. Вообще-то, жители селения, где обитал Ганжик, таких собак привязывали, помня об отвратительном характере этой породы, но эта видимо сорвалась с привязи, так как на ее шее болтался обрывок веревки. Овчарка подошла к чинаре, обнюхала ее корень, приподняла лапу и пометила территорию, видимо собираясь на этом закончить обход своих владений. Но вдруг ее внимание привлекла жирная, мелко трясущаяся спина. Собака подошла ближе, втянула черным носом воздух, и тихонько зарычала. Онанирующий Ганжубас не обратил на это никакого внимания, он вообще не видел псину, так как сидел к ней спиной, и не слышал рычания, так как онанизм перекрыл все его рецепторы, помогающие воспринимать окружающую действительность. Надо сказать, что жопу Ганж не вытирал принципиально, и... Собака еще раз обнюхала дрочащего азербота. Запах его жопы волновал ее. Он напоминал запах сучки в разгаре течки. И овчарка начала действовать. Один мощный толчок мордой в спину Ганжыка - и наш герой оказался в классической коленно-локтевой позе, а так как штаны все еще были спущены, его жопы была открыта притязаниям собаки, влекомой инстинктом. Короткий скачок вперед - и кавказец оказался на спине Ганжа, и одним махом всадил ему свой перец в очко.

    Первым ощущением Ганжыка был страшный испуг - шутка ли, сидеть на чинаре и доставлять себе удовольствие, и через миг оказаться на земле, на четвереньках, когда на тебе пристраивается кто-то страшный, смрадный, и плотоядно рычащий, а еще через миг страшная боль пронзила доселе девственное очко Ганжа.

    Ганжык заверещал и стал вырываться. Собаке это не понравилось, кавказец был настоящим восточным самцом, и не любил, когда сучка под ним ерепенится. Ганжик получил чувствительный укус в область шеи, и прекратил вырываться, правда, верещать не перестал. Словно раскаленное долото двигалось внутри его очка, было очень больно. Как внезапное озарение на Ганжа снизошло осознание факта что его кто-то ебет! Его ебет очень бальшая сабака! Он еще раз попробовал вырваться, но его укусили еще раз, и гораздо больнее, чем в первый, и Ганжык громко, безнадежно заплакал.

    Кавказкая овчарка ебала Ганжыка полчаса. Полюбоваться на это зрелище выбежала вся улица. Особо остроумные давали советы овчарке, как получить наибольший кайф, а более злобные и менее остроумные давали советы Ганжыку как лучше подмахивать. Прекратил это безобразие только местный участковый дядя Фарид, который бегал в окрестностях в поисках своей пропавшей собаки, и вышел на шум толпы. Он оттащил своего пса от рыдающего Ганжыка, постегал псину хворостиной для порядка, и ушел домой есть на обед. Ганжык с трудом поднялся на окровавленные, дрожащие ноги, натянул штаны, и под насмешки толпы враскоряку побрел домой. Очко болело так, как будто в нем было 100 больных зубов, кровавый след стелился за ним на пыльной улице маленького азербайджанского селения...

    После того, как Ганжык вышел из больницы, он уехал из своего родного аула. Но еще в больнице он дал себе страшнуйу клятву отомстить фсем жывотным, и сабакам в частности. Всего Азербайджана. Всего СССР. Всего земного шара. Жывотное сабака ебала Ганжыка..., что-ж, теперь пришло время Ганжыка.

YAr.