Улица
Лица у них отвратительные. Раскрасневшиеся, с выступившими желваками и вздутыми синими венами. Глаза, залитые алой краской полопавшихся
капилляр... глаза, как дерьмо из раздутой запором собачки, выползали из мощных орбит. От таких не понятно чего ждать. Либо заедут в рожу,
либо обмуслят жаркими телячьими поцелуями. Пьянь.
-       Братаан! Ты чо?! Ты чей?! Ленкин или Игорехин?!
-       В смысле?
-       Ну... ты...? С чией стороны?! Выпей за молодоженов!
Халява. Отдающая мороженным свиным салом самогонка обжигает пищевод. Вареная колбаса на закусь.
-       А Игореха ваш, где работает?
-       Ты чо?! Игореха на ЖД, же. Ты чо, Игореху Свердяева не знаешь... сука...?
-       Ну... Свердяева? Свердяева-то знаю. Это который на ЖД, что ли работает?
-       Оооооо! Блядь!...  Наш человек, Игореху знает. Пошли...
Ни хрена я не знаю. И Игореху вашего тоже. И идти с вами не хочу. И боюсь. И дома меня давно ждут. Халява... Даю себе зарок, больше
получаса не сидеть. Ну, час минимум. И не нажираться. И не хамить. И о себе не пиздеть... много. Иду.
-       Иду!
-       Давай еще... за Игореху!
-       Давай... только немного.

                      
Кабак
Вернее бывшая столовая, какого-то развалившегося к чертям предприятия. Столы с полиэтиленовыми скатертями, расставленные буквой П,
завалены снедью - обкусанные по краям молочные поросята, разбитые прямыми попаданиями салаты в мисках, размазанная по тарелкам картошка с
котлетами, водка и самогонка в по-девичьи скромных графинчиках.
Половина стульев хаотично разбросанных вокруг стола, пустуют. НАРОД ТАНЦУЕТ. Из пляшущих, под какой-то немыслимый, в самой глухой зоне
сочиненный, и на самой дубовой аппаратуре сыгранный, шансон, как из пульверизаторов летят брызги пота смешанного с духами и кусками
жратвы. Двое уже спят, развалившись в протертых креслах, и по детски скорчив небритые моржовые рожи. Из туалета, из табачного дыма
приглушенно слышатся "мужские" разговоры. Я присаживаюсь за чью-то грязную тарелку. Я хочу жрать. Стараясь не смотреть окружающим в глаза
хватаю кусок колбасы, огурец и горсть оливок, и быстро, по-воровски запихиваю двумя ладонями их себе в рот. На соседнее место плюхается,
здоровенный, лет сорока пяти, работяга. Или крестьянин. Рабочекрестьянин. Загребает меня ладонью и прижимает к груди. Я молча жую.
-       Жека! Ты чего ж, не пьешь-то? Праздник такой. Не жрать надо! Пиииить!
Я киваю головой. Я двигаю челюстями, хотя уже проглотил куски колбасы и оливок. Я не хочу с ним разговаривать.
-       Ох ты, Жека, ты суккин, ты сын!!! - обдает он меня свежим перегаром - я ж, твою мать, твою мать, с пяти лет знаю. Я ж тебя в
детстве вниз головой с балкона ронял. Мы ж с папкой твоим, покойным, по блядям вместе ходили. Уууу... Жека, здоровый какой вымахал...
Я тыкаю вилкой в какое-то пищевое месиво на столе и опять начинаю жевать. Рабочекрестьянин не унимается, наливает по полной, в хрен
знает откуда взявшиеся здесь кофейные чашки, и тычет мне одной из них в нос:
-       Ну, блядь, за Игореху, и его новую жену. Ёбнем, Жека! -
Я быстро опрокидываю водку в рот. Жую.
-       Давай сразу вторую, чтоб во рте не заржавело. От цинги, как, говорится и от внематочной беременности. Уууух... Жека.
Третья, четвертая, пятая. Плясуны потихоньку занимают стулья вокруг стола. Тамада, женщина с грудью подростка на заплывшем туловище,
ворочая восемью подбородками, взрывным фальцетом взывает накатить за молодых. Гости, роняя бутылки, суетливо разливают пойло по рюмкам.
Надо чтоб у всех было. "Тост же. За молодых же."
И тут я заметил молодых. Грустные такие, особенно жених. Ему пить нельзя. В глазах, как у животного в зоопарке, грусть, тоска
несусветная. Первая стадия алкогольного голодания (Вторая, это когда с бодуна). В фужере - глоток шампанского. И больше нельзя. От всех
радостей свадебных ему - брачная ночь. Хотя и на этом облом. Невеста беременная. Сидит, как ленин в парке неподвижно, и мужу своему
новому в нос смотрит. Вроде - "я те, сука выпью, я те на других баб попялюсь!!!"
-       Блядь, да ты же не Женька! - выражение лица рабочекрестьянина туго меняется на осмысленное. Но ненадолго.
-       Нет. Я Стас.
-       Какой на хуй, Стас?!
-       Журналист
-       Кино про свадьбу снимать будешь?
-       Типа того.
-       А меня покажешь?!
-       А хули нам кабанам!? - Мне уже хорошо. Мне уже насрать на все это месиво гуляющих людей. Я их всех люблю, как молочных братьев.
Я здесь по работе. Я, блядь про всех их напишу статьи. Только бы наливали - И покажу и напишу! Наливай! Рабочекрестьянин!
-       Виктор меня зовут.
-       А я - Стас - ведущий журналист "Костемойской правды в Красноярске"! Я про тебя напишу.
-       Напиши, что я молодым чайник дорогой подарил!
-       Напишу!
-       Ээээ! Народ! Тут журналист есть!!!
И полезли...
-       Ну как вам наша свадьба?!
-       Ты брат и нас зафотографируй!
-       По телику покажут!?
-       Давай снимай нас! С Игорехой снимай.
-       Выпей работник нах, пера!!!
Я - центр внимания. Типа свадебный генерал. Уже и автографы раздаю:
-       Завтра во всех газетах выйдет. И на телеканалах! Я, блядь, Хлопонину сам позвоню. Я блядь, я все телеканалы... Я на хуй во всех
радивах!!!
Мне весело. Все люди братья. Водка. Водка из туфлей невесты. Шторки закрываются...

Улица
Асфальт, когда на него смотришь впритык, кажется совсем другим. Неровным, жутко тяжелым и всеобъемлющим. Земля настолько вырастает в
размерах, что чувствуешь себя даже не муравьем - микробом. Микробом, прибитым к земле маленькими гвоздями. Я лежу в сквере, лицом вниз.
Кровь, приклеила мою щеку к тротуарной дорожке, рука заломлена за спину. Правый глаз не открыть. Может, его и нет вовсе. Яблоко
выкатилось на дорогу. Эх яблочко, куды ты котисся.... Да и все тело, как подгнившее яблоко, местами покусанное, местами отбитое..., как на
палубе в шторм с места на место перекатывается. Это иллюзия. Тишь да гладь...
Сам виноват. Милые люди, пригласили выпить.... А я в харю.... И ведь успокаивать стали, и кофеем отпаивать. А я в лицо харкать... потом уже и
кровью.... И окно зачем-то разбил.... И бутылками кидался.... И невесте под юбку лез (Хотя, я кажется ей понравился...). А самое поганое, то с
рабочекрестьянином этим нехорошо получилось. Он же ко мне, как к сыну родному, а я его графином по голове. Нет. Не люблю я все эти
свадьбы. НЕ ЛЮБЛЮ...

Дополнено и переработано 12 декабря 2005 года.
Психопатриев.