Была обычная суббота: водку с прилавков сметали к шести часам, план после семи было не достать, а к двенадцати у дверей клубов рассыпались зубы и ломались руки. У своего подъезда стоял невысокий парень в кепке, он громко говорил по мобильнику, бешено поднося сигарету ко рту и матерясь. Рядом на лавочке сидели его товарищи и с надеждой в глазах наблюдали за разговаривающим.



“Бляха и у него нету”, – объявил парень в кепке, выключив телефон, – “чё за ёбанный в рот, в этом городе хоть у кого-нибудь бля трава осталась”.



“Да хорош бля хули, нажрёмся и в “Мешок” пьяными почалим, ебенть, невпервой”, – сказал один из сидящих.



“Не, Алексей, позвони ещё кому-нибудь, я собрался сёдня набахаться, и никакая хуйня мне не помешает”, – обратился второй сидящий к своему другу, протягивая почти каждую гласную на концах слов, как будто он был всрань.



“Иди на хуй наркоман, ты бы бля ещё ночью найти захотел, щас уже все сами скурили или бля продали, ты долбаёб где раньше был”,- послал на хуй Лёха.



-“Ну, бля ты заебал, позвони ёптыть”.



-“Бля бери и сам звони”.



-“Да я бля хули кому позвоню-то, тебе тока”



-“Бля как ты меня заебал сука, пойдём нахуй, тут в соседнем дворе Даунитос бухает, у него спроси бля, почалили”, - сказал Лёха, и троица направилась к арке дома.



Что можно сказать об этих героях? Подростки лет 17-18, в недавнем прошлом являлись маниакальными фанатами рэпа, пиздили местных панков и патлачей, но как-то всё забылось, стоглавая компания распалась на кучу разных тусовок, и в каждой остались только проверенные друзья. Лёха был рулевой, неформальный лидер, знал всех, и все его знали. В принципе имел дела с совсем другими людьми, но отчего-то каждый раз возвращался к своим старым друзьям. Парня, желающего курнуть, звали Пельмень, кто-то, возможно, и знал его настоящее имя, но забыл, да и он сам редко уже на него откликался. Местный разпиздяй, наркоман, ведущий антиспортивный образ жизни,  относились к нему подобающе. Третий, Мамай, грозного вида машина, боксёр, бросивший спорт и начавший с усердием осла накачивать мышцы. В свои 17 имел вид 28-летнего мафиози, каратиста.



Сегодня вся их компания завалилась в местный клуб, решив нажраться там. Троица же наша никуда не пошла и настойчиво искала план. А, как известно суббота, проведённая трезвым, является 8 чудом света.



Друзья вошли в тёмный двор, заросший какой-то хуйнёй, и сразу же до них стали доноситься звуки попойки местных, пролетарского вида, товарищей.



“Вован ты здесь бля”, – крикнул Лёха.



“Кто там бля не понял нах, а ну помоги встать, бля ты чё хочешь, кто там бля”, - послышалось из-за кустов. Кусты отодвинулись, и перед троицей появилось окосевшее, тупое ебало Вовы. Гитара затихла, и потревоженные поглотители спиртяги повставали с импровизированных сидений, в надежде на хорошую драку.



“Кто это”, - повторил Вова.



“Хуй в пальто, своих не узнаёшь бля”, - произнёс Лёха и пожал руку Вове, пытающемуся вспомнить, кто так нагло может с ним говорить. Вскоре все узнали пришедших, и им уже приходилось пить доптовит, чтобы не обидеть бухающих.



Лёха отвёл Вову и расспросил о его знакомых, способных достать план в субботнюю полночь. Вова спьяну выложил ему имена, полностью доверяя собеседнику, но все они либо не отвечали на звонки, либо были уже пусты. Вдруг Вова, как бы протрезвев, оглянулся и рассказал что-то. Лёха выслушав всё, потащил своих спутников куда-то. Мамай уже успел напиздиться, и по всему его поведению было видно, что ему было далеко похую на план, а главное для него сейчас драка или девчонка.



“Куда ты нас бля повёл, Сусанин хуев”, - спросил Мамай.



“В общем бля где-то здесь живёт мужик, он правда бля винтом промышляет, но и трава у него должна быть”, - ответил Лёха.



Троица уходила в глубь частного сектора, найти план было уже делом принципа. Лёха остановился, взглянул на номер дома и, докурив, вошёл в калитку. Дом был построен очень давно, окна находились на уровне ног, а краска шелушилась от каждого прикосновения. Алексей немного охуел, когда увидел какую-то бабку, стоящую на пороге и промолвившую: “Проходи внучек, не стесняйся, тебя уже ждут”.



Лёха зашёл и окончательно прихуел – за столом сидела и играла сама с собой в шахматы та же бабка. “Чё за хуйня бля, чем они меня напоили”, - подумал Лёха. В комнате было навалено много разного хлама, лампочка еле светила, и воздух был до такой степени влажный, что тяжело дышалось. Зелёно-голубые обои почти отклеились.



“Выпил?”, - спросила бабка. Голос у неё был пропитый, низкий, почти мужской.



Лёха не мог ничего сказать, но успокоил себя, тем, что был немного пьян и мог чего-нибудь не понять. “Да, есть не много”, - ответил он.



-“А где тут это мужик какой-то должен быть”, - промямлил Лёха.



-“Я за него, так тебе половину, как хотел”, - услышал он в ответ.



-“Да, нет, мы уже долго ищем, устали все, давайте корабль”.



-“Вас же трое, не подавитесь?”



-“Неа, мы догонимся под утро лучше, э-э-э раза два”.



Бабка ушла куда-то и вернулась с бумажным свёртком. Лёха передал четыре сотни, проверил наличие в свёртке плана и вышел на улицу, где его ждали друзья. У порога всё ещё стояла копия бабки, и Леха решил, что это близняшки, а знают всё потому, что Вова, наверное, позвонил, но, нахуя он звонил, так и осталось тайной.



Лёха обрадовал своих друзей, и все вместе направились к себе на улицу, где у них был припасён горлодёр со стальным напёрстком.

Бахнув три напёрстка, парни закурили по сигарете и направились в ночной клуб. Мамай хихикал без остановки, чужим высоким голосом, Лёха улыбаясь слушал мелодии с мобильника, а Пельмень придумывал охуенную шутку, что бы она была и весёлой и тупой, одним словом к месту. Вдруг Пельмень остановился и сделал два шага назад, не оборачиваясь, посмотрел в окно дома и замер.



“Ты чё бля ёбнулся, пойдём в “мешок” гы-гы-гы”, - сказал Мамай.



“Слыш пацаны а тут разве крематорий?” – спросил Пельмень, не отрывая взгляда от окна.



Ребята взглянули на вывеску в место вчерашней аптеки, там было написано “Государственный Тамбовский Крематорий”. В окне была комната, озаряемая пламенем из щелей печи, в углу стоял старый телевизор с лупой в место экрана, а работал он от динамо машины, которую крутил мужик, рогатый и с копытами.



“Всё пизда, вот это меня вальты стебают”, - промолвил Пельмень, посмотрел на Леху и двинул дёру. Остальные побежали за ним. Пробегая, они замечали, что все окна домов ярко горят, и на них красуется перевёрнутый крест. Мамай начал читать “Отче наш” и креститься, но запнулся, выбежав на Набережную – по всему берегу горели костры и раздавались какие-то церковные песнопения. На берег из реки ползли разложившиеся трупы немецких солдат, рывших канал реки Цны, находясь в совецком плену.



Троица бежала по улицам и смеялась, не понимая происходящего. Где-то из района военной части слышались выстрелы бойцов радиоэлектронной обороны, отбивающихся от трупов с кладбища. Лёха остановился, взял палку и развернулся, остальные не переставали бежать. Только в конце улицы они обернулись и увидели, как зомби разрывали Лёху на куски.



“Это Армагеддон бля, нужно пиздошить к мусарне или пехотке там возможно сможем продержаться до второго прихода” – промолвил Мамай.



На утро Пельмень и Мамай проснулись в УВД. Тела их были слегка побиты. Им объяснили, что вчера, в три часа ночи, они прибежали сюда и настаивали выдать им автоматы. Днём пришла какая-то тётка посмотрела на друзей и сказала: “Да, это они часа в два ночи бегали и орали как бешенные”. Задержанным поведали, что утром дворники обнаружили труп Лёхи, разорванный на части. Личность его определили только по сотовому телефону, позвонив, домой. Пельмень с Мамаем рассказали всё родителям на свидании и попросили поговорить с бабками близняшками, обвиняя во всём их. “Ведь не могли у троих быть одни и те же глюки, да и вообще от плана глюков не бывает”,- обосновывали происшедшее друзья.



Оказалось, что дом тот погорел на прошлой неделе, а Вова со своими друзьями отравился палёным спиртом и умер в пятницу вечером.