О сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг...
(А.С. Пушкин)

часть 1. http://www.udaff.com/creo/39864.html
часть 2. http://www.udaff.com/creo/39871.html

Серый и Гандоха с грохотом приземлились на дощатый пол, мгновенно приняв боевую стойку. К их удивлению, они обнаружили вокруг себя не смрадное логово Козлокопыта, а жарко натопленную чистенькую комнатку. Почти все стены занимали дубовые полки с монументальными изданиями. Гандоха мельком прочел названия на некоторых золотых корешках: “В.И. Ленин. Полное собрание сочинений” … “TALMUDI” … “И.И. ВайЖень-штейн. Эмпириокритицизм вульгарного юнгианства” … “Сказки народов мира. Том 931-й” … “Vadyan A. Tsvetnikov (Rhondonoid). Yuki-no Akebono”… Солидно тикали старинные напольные часы в корпусе из мореной сосны. В углу уютно потрескивала печка, на ее раскаленной комфорке дозревал кофейник. Закрытая дверь слева вела в соседние помещения. Широкий стол был покрыт зеленым бархатом. На нем возвышалась позеленевшая от старости бронзовая минора. В ее дрожащем свете над бумагами склонился немного удивленный, немного рассерженный, немного напуганный, немного обрадованный ... – Исаак Израилевич!!! Вы ли это?! – потрясенно ахнул Серый.

– Так-так-так ... как я понимаю, в мою скромную келью изволили пожаловать бравые казаки, Серый и Гандоха Волдырь собственной персоной, – Исаак Израилевич ВайЖень-штейн (а это был именно он) поправил золотое пенсне и провел рукой по седой козлиной бородке, – Ну что ж, весьма польщен визитом, весьма ... ради Бога, не стойте же Вы столбом, Сережа, это невежливо! Проходите к столу и представьте мне своего спутника. Я имею в виду, его настоящее имя ... да, и не забудьте стряхнуть метелочкой снег с сапог над клеенкой и разуться вон у той полочки ... тапочки для гостей стоят возле печки ... одежду повесьте на плечики в шкафу ...

Пока ошеломленные Серый и Гандоха неловко и торопливо разувались и раздевались, Исаак Израилевич быстро навел на столе порядок – аккуратно убрал письменные принадлежности, бумаги и книги.

– Ну-с, Сережа … как я слышал, Вы ловите Козлокопыта? – светским тоном спросил он, когда гости робко присели на предложенные стулья.

– Это так ... Вы знаете, я специализируюсь на копытных млекопитающих ... Козлокопыта я ловлю уже второй год ... я оперативно слежу за прессой и ищу его следы по всей стране ... я укладывал шпалы в 50-ти градусный мороз на Индигирке, сторожил склады ГСМ в Приамурье, рабом собирал хлопчатник в Средней Азии ... только ради того, чтобы поймать его! ... я делал доклады на подпольных научных конференциях, используя снятые мною фотографии в качестве доказательств, но меня подняли на смех, обвинив в фальсификации, – Серый горько усмехнулся, – Единственный способ подтвердить мое открытие, это изловить Козлокопыта ... последний раз мне стало известно, что его видели в этом дачном райне ... поэтому я с моим старинным другом Антоном Вольдемаровичем (извините, что не представил сразу) организовали местных пролетариев в казачий отряд, якобы для охраны дачных участков ... сами понимаете, конспирация превыше всего ...

– Так Ваш друг, Антон Вольдемарович, тоже зоолог? – удивленно поднял косматые брови Исаак Израилевич, – А я, грешным делом, был убежден, что знаком со всеми сотрудниками в отделе покойного Авеля Лейзеровича.

– Отнюдь, – с достоинством подал голос Гандоха, – Я социолог, в настоящее время пишу монографию “Теория социального рэкета. Взгляд со дна”. Уважаевый Сергей Илларионович своими любезными беседами весьма помогает мне в работе. А я, соответственно, в меру своих скромных сил помогаю ему ловить Козлокопыта.

– Понятно ... а скажите, Сережа, – Исаак Израилевич осторожно подбирал слова, – Ваш научный руководитель дал добро на продолжение исследований?

– Нет. К моему величайшему недоумению и сожалению, Макар Кузмич был категорически против разработки этой темы. У нас даже вышел небольшой конфликт, и он грозился “отлучить” меня от кафедры. Более того, он был первым, кто обвинил меня в фальсификации фотографий, – Серый тяжело вздохнул, – Такого предательства и удара в спину от своего Учителя я не ожидал ... Но я не сдамся! Я поймаю Козлокопыта!

– Ах, Сережа, Сережа ... что Вы можете знать о предательстве, в Ваши-то годы ... но выслушайте меня очень внимательно, – Исаак Израилевич с отеческой нежностью посмотрел на Серого, непокорно вздернувшего вихрастую голову, – И Вы послушайте, дорогой Антон Вольдемарович ... я отлично понимаю Ваши чувства ... когда маститые пузатые академики на закате лет пишут мемуары, они с ностальгией вспоминают не вручение Нобелевских премий ... нет ... они вспоминают именно это чувство, которое нельзя передать словами, лучше готорого нет ничего в этой бренной жизни ... оно недоступно обывателю, но знакомо каждому настоящему ученому ... когда наперекор всему, под ядовитые насмешки скептиков, ты с хрипом в легких несешься за своим “козлокопытом”, в яростной сумашедшей надежде поймать его за хвост на очередном повороте ... и не важно, поймаешь ты его или нет, такие мгновения не забываются никогда ... да-с ... но сейчас не тот случай ... просто поверьте на слово старому, немощному, выжившему из ума диссиденту, пострадавшему при всех режимах ... закройте эту тему ...

– Так Вы тоже верите в его существование?! – с блеском в глазах спросил Серый.

– Не важно, во что я верю, – уклончиво ответил Исаак Израилевич и твердо добавил, – Просто оставьте Козлокопыта в покое, прошу Вас.

– Э-э-э, Исаак Израилевич, – нарушил неловкую паузу Гандоха, – Простите великодушно за бестактный вопрос. Что Вы делаете здесь, в этом разрушенном доме?

– Этот моя законная собственность, – с веселым удивлением ответил Исаак Израилевич.

– Это Ваш дом?! – в один голос выдохнули Серый и Гандоха, – Но как такое возможно?!

– Невероятно, но факт! Я получил участок земли и дом от Дальневосточного Отделения РАН еще 30 лет назад ... тогда даже самые мрачные фантасты-антиутописты в горячечном бреду не могли представить себе Полный Пи ... все эти годы я много путешествовал, занимался научной работой, и, как видите, совершенно запустил усадьбу ... в итоге она пришла в кошмарный упадок, но именно это и спасло ее от конфискации ... подонки-оценщики из жилищного фонда нашли ее никуда не годной и оставили ее мне – нет воды, нет подъездных путей, дрянная почва ... короче, коттедж очередного нуворша тут строить нерентабельно ... однако, они не знали об этом подвальном этаже, в котором я сохранил островок прежней жизни ... очень удобно – я живу здесь, хожу пешком до заброшенного зернохранилища, где собираются на лекции по психологии мои студенты и аспиранты ...

Серый и Гандоха слушали, затаив дыхание.

– Да-с, молодые люди, вот такие пироги с котятами ... Вы помните, какое было время? ... Полный Пи подкрался как бы внезапно, хотя аппроксимировался издалека по всем производным ... я много лет ожидал его приход как закономерный финал развала Союза ... государству дураков и мерзавцев не нужна наука, им нужна Великая Труба и торговые ларьки по всей стране ... Вы помните, как все начиналось? ... сначала были отменено санаторно-курортное лечение для ученых, потом прочие льготы, и без того мизерная зарплата была урезана вдвое ... вся наука оказалась в унизительном положении ... но оставалось самое главное, то, что не давало покоя проходимцам у власти – накопленные несколькими поколениями советских ученых материальные ценности, общественные и частные ... в итоге президент-марионетка подписал указ о роспуске Академии Наук ... всего-то было нужно – пятеро продажных академиков и членкорров ... к слову, этим летом я лично казнил двоих предателей, приведя в исполнение коллегиальный приговор Сумеречного Президиу...

Исаак Израилевич вдруг осекся на полуслове и заерзал на стуле.

– Э-э-э ... хм ...  да, то были самые страшные дни моей жизни, да и в Вашей, я думаю, тоже ... все недвижимое имущество РАН было экспроприировано ... научные корпуса отданы под торговые бутики ... десятки тысяч научных работников выброшены на улицу из своих квартир ... вся интеллектуальная элита огромной страны в одночасье превратилась в бомжей ... дольше всех держался СО РАН, но и эта цитадель пала под ударами варваров, и вой нечестивых шакалов раздался под древними священными сводами ... Михаил Васильевич Ломоносов не раз перевернулся в гробу ...

Гандоха тяжело вздохнул. Речь Исаака Израилевича бередила давно затянувшиеся раны.

– Вы помните, что было потом, особенно когда начались открытые гонения? ... массовое оболвание в школах и в тех вертепах, которые продолжают глумливо именоваться “университетами” ... уголовное наказание за ведение любой “незаконной” научной и образовательной деятельности ... скольких людей мы потеряли ... сколько было самоубийств ... некоторое ушли “в бизнес” и превратились в серых обывателей, скрипя зубами от бессилия и горя ... тайком от родных и соседей, они приводят к нам своих детей ... много талантов продались с потрохами за рубеж ... но большинство спилось, деградировало и исчезло бесследно ... эх ...

В глубине выразительных, полуазиатских глаз Исаака Израилевича мерцала, казалось, сконцентрированная вековая скорбь всего иудейского народа. И не только иудейского.

– Но как ни парадоксально, Полный Пи, при всех своих ужасных последствиях, был тем очистительным пламенем, который отделил зерна от плевел ... он выжег всю гниль из  “гнилой интеллегенции”... РАН – старая бюрократическая система – как древний галион ракушками, давным-давно обросла балластом, приспособленцами, слабаками и откровенными бездарями ... да ... но вот наконец-то сбылась извечная мечта и извечный ужас русской интеллегенции, ее главный инцестуальный комплекс – она слилась с народом, провалившись с ним в обнимку в одну и ту же социальную выгребную яму ... те из нас, у кого хватило сил выстоять, не сойти с ума, не предать свое предназначение и не оскотиниться – переплавились в этом горниле ... мы счастливо живем на помойках в мире и дружбе с бешеными собаками, ничем не болея, с аппетитом едим из мусорных баков и с легкостью переносим 2-х месячные голодовки, без вреда для здоровья крепко спим на снегу ... пусть Власть считает, что мы сдались, опустили руки ... но мы, как древние христиане, в канализационных колодцах читаем лекции беспризорникам и бомжам о пространствах Ляпунова и Категорическом Императиве Канта ... несмотря на облавы и наказания, простые люди сами ищут нас ... вот уж поистине народное образование ... мы ничего не можем им дать, кроме знаний – у нас нет продающихся за деньги красивых филькиных грамот с голографическими “зайчиками” ... но наши ученики защищают дипломы и диссертации, в наших подвальных ученых советах ... мы готовим блестящих политологов в рубищах, завшивевших химиков и математиков, будущее нашей страны, которое в свой час взорвет это гнусное Государство ко всем чертям ... пусть у нас ничего нет ... но вместо туннельного микроскопа и ЯМР-спектрографа мы научились использовать глаз, вместо анализатора и лакмусовой бумажки – язык; теперь мы умеем за пару секунд в уме извлекать корень n-ной степени из постоянной Планка, параллельно решая системы нелинейных уравнений экспоненциальной сложности ... мы – новая интеллигенция России, восставшие из пепла апологеты фундаментальной науки.

Вдруг спохватившись, Исаак Израилевич с сухим шелестом потер руки.  

– Да-с, это все конечно хорошо, но соловьев баснями не кормят, да и кофе уже готов. Марья Вульфовна, голубушка! Не сочтите за труд, пожалуйста, налейте нашим дорогим гостям кофе!

Дверь распахнулась и из темноты соседней комнаты появилась Манька в строгом вечернем платье.

– Прошу покорнейше извинить, что заставила ждать, коллеги. Не хотелось выходить растрепанной с дороги, – с грациозной улыбкой проговорила Манька.

– Манька? А енто ... чаво ты тутова делаишь? – Серый уже устал удивляться за день.

– Я же говорила, его говорок бесподобен! – Манька звонко и совсем необидно рассмеялась, переглянувшись с Исааком Израилевичем.

– Что ж, – Исаак Израилевич хмыкнул, – позвольте представить Вам мою самую одаренную аспирантку, Марью Вульфовну. Прошу любить и жаловать!

– Бог мой... – Гандоха вдруг хлопнул себя мозолистой ладонью по лбу, – Я ж помню Вас! Вы еще студенткой читали пленарный доклад на Серебряковских Чтениях, что-то про сказки народов мира?

– Доклад назывался “К вопросу о зомбировании. Золушка. Феномен хрустальной туфельки”, – строго поправила Манька и вдруг тепло улыбнулась, – А я вот сразу узнала Вас, Антон Вольдемарович, еще когда увидала возле рюмочной месяц назад. Хоть Вы прежде и были несколько более изыскано одеты, и пахли итальянским одеколоном, а не перегаром и старым потом.

– Несмотря на молодость, Марья Вульфовна очень талантливый ученый широкого профиля, – с гордостью вставил Исаак Израилевич, – Я прочу ее в преемницы своей кафедры. Американские ученые пищат от восторга, читая ее работы. Разумеется те работы, которые мы считаем нужным им показывать. Департамент Национального Здоровья при Администрации Президента США настойчиво приглашает ее читать лекции для конгрессменов и политтехнологов. Но Марья Вульфовна твердо отвергает все предложения, поставив своей целью развитие отечественной психиатрии и психологии. В данный момент она под моим руководством пишет диссертацию на тему “Белоснежка и семь гномов. Комплекс подавленной доминанты в матриархальных сабкультурах”.

– Позвольте! – Серый чуть не поперхнулся, – Так значит, мы с Антоном Вольдемаровичем, плюс пятеро несчастных казаков и есть те самые семь подопытных гномов?!

– Бросьте, Сергей Илларионович! Вы же ученый. Быть объектом натурного эксперимента нисколько не зазорно, а напротив, весьма почетно. Кстати, насчет несчастных казаков. Неужели семеро многоумных мужей так ни о чем не догадались за столько времени?! ... Вы были правы, Марья Вульфовна, склоняю пред Вами голову! Истинно, глубокая конспирация – это вторая натура.

– Вы меня пугаете, Исаак Израилевич... Что Вы имеете в виду?

– Вовка Сипатый, стремянной. Настоящее имя Иван Петрович Седельников. Кстати, почти Ваш коллега, ботаник. Занимается проблемами зимовки хвощей в условиях Приморского климата. Как раз в нашем районе самая подходящая кислотность почв, поэтому он и влился в Вашу дружную артель. Пока что ждет весны, таяния снега. Следующий, “строевой казак” Гришка Рваный. Лев Иосифович Борнштейн. Историк и филолог, изучает древние корни междометий русского языка. К слову, Вы своим “народным говорком” внесли заметную сумятицу в его исследования. Знал бы он, кто Вы на самом деле... Ну да ладно... Далее, Ваш денщик, Роман-Газета....

– Что, он тоже ученый?! А я заставлял его стирать свои портянки ...

– Нет, он не ученый в полном смысле этого слова. Но прозвище вполне соответствует его профилю. Еремей Парфенович Оглоблин. Опальный писатель, талантливый публицист, яркий литературный критик. Его последние книги своей пронзительностью и правдивостью произвели настоящий шок на европейских читателей. У нас в стране они под запретом и распространяются в самиздате.

– Странно... Я слежу за всеми литературными новинками, но это имя мне незнакомо.

– Разумеется. Он работает под псевдонимом Серафим Поганый. Написал такие шедевры, как “А свалки здесь тихие...”, “Горячий спирт”, “Опаленные теплотрасой”. Сейчас собирает материал для новой книги “Донские рассказы”. Очень радуется, что нашел столь замечательные народные типажи казаков, хе-хе.... Продолжать дальше?



Словно маленькая семья, трое мужчин и одна женщина уютно сидели за зеленой бархатной скатерью и с наслаждением пили горячий крепкий кофе. В подвале разрушенного дома. В глубине спящего под снегом затерянного дачного поселка. На самой дальней окраине нищей разворованной страны.