(длинный креатиф в двух частях не для уебанов, а для продуманов)

   "И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить. И когда он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри. И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч. И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей. И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай. И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя "смерть"; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными. И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число. И когда Он снял шестую печать, я взглянул, и вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь. И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои. И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих. И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор, и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?"
   - Евангелие, откровение Иоанна Богослова, глава 6.
   (так же см. Танах – Пророки – Зхарья глава "Вав"(6).

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - "Лесной Пожар"

Это может происходить сегодня...

Старенький автобус цвета хаки с эмблемой Американской Национальной Гвардии на боку катился по прямому, как стрела, шоссе. Мимо тянулся однообразный лес – скучные зеленые деревья, сплошь покрывающие скучные зеленые холмы. В небе неподвижно висели редкие перистые облачка. Ехали уже долго, а вид в окне все не менялся. У полковника Боббикса, в придачу, затекло все, что могло затечь. Болела шея, болела спина, болели колени. "Неужто ревматизм начинается? – содрогнувшись, подумал он. – Или, не дай Бог, артрит? Гребанная сидячая работа". Бормоча сквозь зубы нехорошие гадости, Боббикс ежеминутно менял позу, но помогало это не очень. Наконец он нашел более или менее удобную позицию, изогнув спину на манер буквы Зю, сползя задницей на самый край сидения, и упершись коленями в спинку сидения находившегося перед ним. Сидевший спереди – кажется, это был майор Дильд – обернулся, нахмурившись, но ничего не сказал. Зато и сам сразу начал ерзать на сиденье, отчего колени Боббикса сползали, и ему приходилось их поттягивать, поджимать и елозить. Трусы его от этого зажимались внутрь задницы, и доставляли целую гамму неприятных ощущений. По спине стекали мерзкие щекочущие струйки пота. "Мать твою, суки ебаные, срань Господня" – шипел полковник Боббикс про себя, не зная, как ему еще извернутся. Лес за окном бесил; бесили узкие, неудобные кресла в идиоцких цветочках, бесил идиотский музон в стиле кантри, который водитель, по видимому, очень любил, так как не менял эту хуйню в течении всей поездки. Боббикс посмотрел на сидящего рядом с ним подполковника Кокса, который тоже ужасно его бесил - своим поведением. Этому мерзкому лысому гаду все было непочем - развалившись в кресле, он безмятежно храпел, иногда постанывая и похлюпывая; в горле его нежно булькало, очки сбились набок, а на лысине блестели капельки пота.

"Срань Господня, мать твою, как же это ты ухитряешся дрыхнуть в такой обстановке, лысая ты булькающая задница?" – думал Боббикс, ненавидя Кокса все больше и больше с каждой секундой, с каждый мерзким сонным добродушым горловым всхлюпом, который тот издавал. Да и вообще, он давно уже укрепился в мнении, что ненавидит всех этих людей, едущих с ним в автобусе. Он ненавидел их всех сразу, как единое целое; в другом варианте он ненавидел каждого из них, взятого отдельно.

Ненавидел всю эту тупоголовую военщину, мать их, негде пробу ставить. Всю эту срань Господню, всех этих гадких, жадных, мелочных, глупых представителей рода человеческого. Прожигающих свою жизнь, как этот вот мудак Кокс, который, сцука ебучая, дрыхнет, откинув голову на дряблой шее со складками, пока он, Боббикс, страдает от неудобства и скуки. Всех этих супер-шимпанзе, думающих, что они человеки. Всех этих обвешанных погонами и медальками, трусливых, жалких, отвратительных обезьян, проживающих свои убогие жизни ради ничего, а потом подыхающих, чтобы освободить место для новых таких же уебанов, удобряя почву для них своими разлагающимися гниющими трупами, и разлагающимися гниющими идейками, передающимися по наследству. Но скоро, скоро всей этой круговерти придет конец, скоро вся эта хуйня кончится... Скоро... скоро... очень скоро...

Разумеется, Боббикс был ебанутым на голову. Но глупым при этом он отнюдь не был – он прекрасно понимал, что показывать свое истинное мнение нельзя, нельзя давать людям знать, насколько он их не терпит - и он старался всегда быть обходительным и вежливым, тщательно скрывая усилия, которых это ему стоило. Он сделал замечательную карьеру, его подчиненные уважали и боялись его, а вышестоящие считали, что он ответственный человек, на которого можно положится. Выстроив вокруг себя целую фальшивую личность, чтобы скрыть личность истинную, он ждал, терпеливо ждал много лет. И все ради того, чтобы оказаться на такой должности в армейской иерархии, которая позволит ему привести в исполнение его великий План. И вот, наконец это время настало. Ожидание закончилось. Скорее бы уже они доехали.  

"А ведь я и сам был бы рад заснуть" – подумал он, и заскрипел зубами от злости. Тут автобус замедлил ход, и повернул на другую дорогу, уходившую, петляя, в глубь леса. "Ну все, мать твою, слава Господу, уже близко", подумал Боббикс, и немного успокоился. Настроение у него, впрочем, лучше не стало.
  
Они проехали еще несколько миль по узенькой дороге, прикрытой от палящего солнца кронами деревьев – казалось, что автобус едет по зеленому туннелю, искристый свод которого пронизан косыми колоннами света. Вокруг, кружась, падали листья. Зрелище было красивое, но Боббикс не видел ничего необычного. Смотрел, но не видел. Он видел лишь омерзительную дорогу, с гадкими деревьями. Он хотел, чтобы она поскорее закончилась, хотя знал, что лучше ему от этого не станет. Лучше ему станет, только когда он исполнит свою миссию. Скоро, уже совсем скоро....

Наконец, автобус приткнулся в зад небольшой автомобильной пробки, возникшей оттого, что дорогу впереди перекрывали две вставшие нос к носу полицейские машины, с надписями "Полиция штата Аризона – департамент шерифа, Грин Пайнс" на боках. Грин Пайнс – так назывался близлежащий городок; даже и не городок, а срань Господня, ебучее захолустье. "Как, мать твою, оригинально", пробормотал Боббикс, мрачно смотря в окно.
  
Рядом с полицейскими тачками стояла красная блестящяя пожарная машина, около которой мялись несколько пожарных в своих желтых бесформенных комбинезонах, и касках, похожих на шлемы римской кентурии. Пожарные смахивали на гномов-переростков. Несколько водителей вяло спорили с копами около заграждения, но дальше, за полицейский кордон, не заезжал никто.
  
"Мистер, вы в зоне лесного пожара, проезд дальше закрыт, пока не потушат огонь!" – вдалбливал один из копов, постепенно повышая голос, особенно настырному водителю большого зеленого кемпера с номерами штата Нью-Йорк. - "Лесной пожар, вы понимаете, мистер? Лес горит – проезд закрыт. Вон, пожарные стоят". "А хули тогда они нихуя не тушат?!" – орал турист из кемпера, жирный любитель двойных чизбургеров в шапочке "янкиз". - "Хули я, мать вашу, плачу налоги? Чтобы эти оболтусы торчали здесь, и закрывали мне дорогу, вместо того чтобы тушить свой сраный пожар!?"
  
Полицейский безнадежно махнул рукой, и снова приготовился что-то обьяснять, как внезапно все звуки заглушил грозный, нарастающий рокот вертолетных винтов. Задрав головы, все понаблюдали, как над деревьями, за кордон, медленно пролетели два тяжелых вертолета ВВС. Массивные емкости для воды, крепившиеся снизу, по видимому, не мешали им нести полный боекомплект – из под рудиментарных крылышек торчали многочисленные разномастные ракеты.
  
"Видите мистер, пожар тушат с вертолетов, - пояснил происшедшее полицейский, когда гул винтов затих, и стало возможно говорить. -Ведь пожарная машина не заедет в лес, так ведь, мистер? Там же ведь нет дороги. Прошу вас, будте терпеливы". - "А, идите нахуй, мать вашу!" – рявкнул любитель чизбургеров, и скрылся в недрах своего кемпера.

"Хреновы туристы, приезжают тут, засирают природу, из своего сраного Ньюйорка, в эти сраные, мать их, Грин Пайнс. Что они тут проебали, в этой срани Господней?" – думал Боббикс. "Мать их за ногу, гниды городские. Уроды жирные. Обезьяны блять. Сукины дети".

Внезапно проснулся Кокс, и Боббикс сразу приветливо ему оскалбился. - Как спалось? – спросил он участливо.

Кокс вытер потный лоб, и снял очки. - Что, не приехали еще? – поинтересовался он, протирая красные прищуренные глазки. Вид без очков у него был какой-то беззащитный – Боббиксу вдруг ужасно захотелось съездить ему по роже.

- Да нет, стоим вот. Кажется, это протокол такой, на этот раз. Лесной пожар придумали. Сейчас, наверное, поедем.

- В прошлый раз была утечка газа, правильно? – Кокс все еще протирал очки, рассеянно посматривая в окно.

- Нет, в прошлый раз были учения национальной гвардии. Газ был до этого. Интересно, когда у них закончатся идеи...

Один из копов закончил общатся со своей рацией, вышел на дорогу, и стал махать их автобусу, чтобы они проезжали. Полицейская машина здала назад, освобождая проход. Водитель прижался к обочние, и стал медленно обьезжать пробку. Из стоящих машин на них смотрели негодующие лица. Болельшик "янкиз" снова явил в окошке кэмпера свой красный одутловатый хавальник, и что-то протестующе крикнул, но Боббикс не расслышал. Когда они проехали, полицейская машина встала на место, возобновляя блокаду. В заднее окно автобуса Боббикс увидел, что все смотрят им вслед. Он с отвращением отвернулся.

- Ну вот, - сказал Кокс. Он мечтательно рассматривал медленно проплывающие в окне деревья. – Смотри хорошенько, Боббикс, какая красота. Смотри и запоминай, ведь ты не увидишь всего этого целый год.

- Да уж, что верно, то верно – сказал Боббикс. Лично он надеялся, что не увидит всей этой хуйни не только через год, а вообще никогда. Но распостронятся насчет своих мыслей не стал.

В поездке прошло еще полчаса. За это время Боббикс успел призвать страшные проклятия на головы всех, кто находился с ним в автобусе, а особенно извращенные пожелания достались на долю водителя, который так и не убрал ебучий кантри (будь это рок-н-ролл или джаз, значения бы это не имело – Боббикс равносильно ненавидел всю музыку), и конечно-же Кокса, который не затыкался не на минуту, рассказывая Боббиксу про своего долбоеба-сына, который забивает хуй на учебу, и совсем не хочет быть адвокатом, как хочет того его отец, Кокс, и про свою блядскую жену Кэрол, которая, видите-ли, так ужасно переживает, когда он исчезает на год, что он даже думает, не подать ли в преждевременную отставку.

- Разьве это жизнь? – спрашивал Кокс у Боббикса, печально смотря на него из под очков. – Разьве это можно назвать жизнью?

- Конечно, нет, мать твою, - отвечал ему Боббикс, и в этом он действително был с ним согласен. Жизнью это назвать было никак нельзя. Так, жаликм влачением существования. Но скоро, скоро начнется новый жизненный цикл, новая жизнь... новые идеалы... ну, когда-же уже они приедут?

Словно услышав его мысли, автобус, скрипнув тормозами, остановился у обочины. Лес в этом месте был такой же, как и везде, где они проезжали, лишь один ориентир указывал на место, где им полагалось остановится – старый, тронутый ржавчиной дорожный знак, с надписью "ОСТОРОЖНО, ЛОСИ!" Боббикс подумал, что знак нужно-бы заменить на "ОСТОРОЖНО, ДОЛБОЕБЫ В ПОГОНАХ", но снова не озвучил свои мысли. Двери с шипением открылись, и люди затолпились в проходе.

- Как себя чувствуете, старина Боббикс? – спросил ухмыляющийся майор Дильд, стоя в проходе и блокируя движение своим невротебательским брюхом. Боббикс подумал, что пуговицы, стягивающие на этом брюхе форменную рубашку, вот вот не выдержат напора брюха изнутри, и брызнут во все стороны. Еще хорошо, если одна из них не выбьет ему глаз. - Хорошо доехали?

- Лучше и быть не может, - нетерпеливо сказал Боббикс. – Мать твою. Давай давай, не задерживай движение.

- Вам что, так уж не терпится? – хохотнул Дильд. По мне, так я готов простоять тут хоть целый день, лишь бы солнышко светило. Разьве вы не любите солнышко?

- Обожаю, - отрезал Боббикс. - Дай встать, ноги затекли.

Покачав головой, Дильд прошел дальше, и Кокс неловко выбрался из кресла в проход, бормоча извинения тем, кого задержал этой своей провокацией, а вслед за ним вылез и Боббикс, кривясь от боли в затекших ногах и спине.

Потолкавшись у горячего автобусного бока, они вытащили тяжелые сумки со своими личными вещами из багажного отделения. Водитель заглушил перегревшийся мотор, и в наступившей тишине Боббикс услышал в отдалении гул вертолетов. Достав из нагрудного кармана сигареты, он закурил, жадно всасывая дым.

- Ну что, все готовы? – бодро спросил генерал Хоффман. Во время поездки он сидел рядом с водителем, у передней двери, в единственном удобном кресле с откидной спинкой, предназначавшимся, очевидно, для гида. Выглядел он свежим и отдохнувшим; седые волосы аккуратно причесанны, на глазах – солнечные очки "Окли". – Тогда пошли.

"Пошли, бля, пошли-пошли, старый ты гандон" подумал Боббикс, и взвалил свою сумку на плечо. Курить на ходу ходьбе, тащя такую тяжесть, было невозможно, и он с сожалением выкинул сигарету. "Скоро ты у меня доходишся. Скоро вы все доходитесь".

В несколких метров от знака, оповещавшего об угрозе лосей, начиналась узкая тропинка, теряющяяся среди деревьев. Возглавляемые Хоффманом, они растянулись по ней длинной колонной, пыхтя, и перехватывая сумки поудобнее. Под ногами то и дело попадались корни, камни, а в одном месте им пришлось по одному перелезать через упавшее дерево. Назойливо звенела мошкара. Боббикс убил москита на шее, хлопнув по ней с таким остервенением, что там остался красный след. – Сссука... – процедил он с ненавистью.

Лицо майора Дильда, идущего следом за Боббиксом, стало пугающе-пунцовым, и вид у него был такой, будто сейчас он лопнет от натуги. "Чего это она притащила в своем огромном рюкзаке, эта жирная свинья?" - думал  Боббикс. "Не иначе, пятдесят кило замороженных гамбургеров и шоколадных батончиков, мать их".

Тут Дильд споткнулся о корень, потерял равновесие, и чуть не упал на землю, увлекаемый весом своей поклажи. Не упал он потому, что ухватился за плечо Боббикса.

- Смотри, куда идешь! – прикрикнул на него тот. Нервы его были уже на пределе. Москиты донимали хуже некуда, а впереди мелькала спина Хоффмана – этот старикашка бодро шагал вперед, взвалив на плечо сумку, будто всю жизнь только этим и занимался. Хотя, по прикидкам Боббикса, генерал Хоффман явно ходил по этой тропе больше, чем все остальные. Еще с тех пор, как был капитаном.

"Ссссуууука!" – прошипел Боббикс. "Пошли-пошли-пошли, мать твою. Реликт, ебты, пережиток прошлого."

Тут деревья расступились, и они вышли на широкую, залитую солнцем поляну. Пахло дымом. Гул винтов усилился, и Боббикс увидел, что один из вертолетов висит неподалеку. Второго не было видно. На поляне стоял армейский штабной "Хаммер" с пулеметом на турели, и с целым кустом радиоантенн. Майор в форме морских пехотинцев ловко выскочил из кабины, и подошел к ним, отдавая честь на ходу. Еще один солдат, молодой лейтенант в очках, возился с неким агрегатом, установленным в кузове хаммера. На крыше агрегата вращалась маленькая радарная тарелочка. Все с облегчением скинули сумки на землю.

- Периметр оцеплен, сэр, - доложил пехотинец Хоффману. – Заяц не забежит, птица не залетит. – ("Пизди, пизди" – подумал Боббикс, разглядывая птичек, в обилии летающих над лесом, и над поляной). - Мои ребята говорят, что все тихо, - продолжал майор. - Никого по близости нет. "Ястреб-1" докладывает, что и в воздухе все чисто. На датчиках – ничего, только лесной фон и местная фауна. Протокол "лесной пожар" завершен. Жду ваших инструкций.

Инструкции такие: забирай своих парней, и дуй отсюда, - сказал Хоффман. Нечего вам тут делать, отсюда мы сами справимся. Оцепление периметра держать еще четыре часа. Вертолеты убрать, дорогу открыть. Излишнего внимания не привлекать. Был пожар, его потушили, и все вернулось в норму. Все понятно, майор?

- Так точно, сэр! – откозырял майор. - Удачи вам.

- Вам того-же, - ответил Хоффман. – Бог в помощь.

Хаммер, газанув, скрылся в лесу, ломая кусты и мелкие деревца. Вертолет описал над поляной прощальный круг, отлетел на километр в сторону, завис там. Внезапно из его брюха на лес обрушился искристый белый водопад.

- Вот и потушили пожар, - пробормотал Кокс. Он присел  на свою сумку, и вытянул ноги. – Как бы я хотел оказатся дома...

- Теперь твой дом здесь, - сказал Боббикс, и испытал злорадное чувство удовольствия, когда лицо Кокса осунулось еще больше. – По крайней мере, на этот год, - добавил он.

- Ну что, орлы? – громко спросил Хоффман, встав перед всеми, раскурив толстую сигару, и уперев руки в бока. – Как самочуствие? Вы знаете, приказ обязывет меня спросить каждого из вас, находится ли он здесь по своей воле, или хотел бы быть в другом месте. И нет ли в его жизни чего-то, что может помешать ему, полноценно и абсолютно, исполнять свои обязанности на "Инсталляции-4" в течении грядущего года. Я должен спросить каждого отдельно, но мы служим вместе уже не первый год, и я знаю каждого из вас, так же, как вы знаете меня. Поэтому я опущу ненужную бюрократию, и спрошу вас – все ли вы готовы исполнить свой долг, служить нашей стране в течении этого года, а так же до неограниченного срока, если того потребуют обстоятельства? Вы все знаете, что наша рабта нелегкая, и некоторые люди на ней... ломаются. Поэтому, если кто-то хочет вернутся к автобусу, не у меня, и я уверен, не у кого из присутсвующих, не возникнет к нему никаких претензий. Но я хочу услышать этого человека сейчас, а не через десять минут, когда будет слишком поздно. Итак, господа?

Все промолчали. Боббикс, смотревший на Кокса, увидел что тот помялся, пожевал губу, но, как и все, не сказал ничего. На мгновение у самого Боббикса зародилась безумная мысль – сказать, что он не согласен, что он не хочет, что лучше он вернется домой. Разумеется, тогда с его планом придется распростится. Но не к лучшему ли это? Ведь его план – чистое безумие... Боббикс дал себе мысленную пощечину, и обозвал себя трусом. Сейчас, или никогда.

- Ну что же, я очень рад, - сказал Хоффман, выдержав некоторую паузу. – В таком случае – добро пожаловать на "Инсталляцию номер четыре".

Он вынул из кармана маленькую черную коробочку, размотал метр крепившегося к ней толстого провода. Затем он подошел к одному из деревьем на краю поляны, и воткнул свободный конец провода, как показалось Боббиксу, прямо в кору. Коробочка коротко пискнула, Хоффман поднес ее к губам, и четко произнес: "Генереал Джейкоб Шмуэль Хоффман. Идентификация – семь, четыре, сигма, двадцать четыре, розовый, зеленый".
На мгновение стало тихо, все, включая Боббикса, подсознательно затаили дыхание. И тут земля дрогнула.

В центре поляны, где минуту назад спокойно колыхалась травка, очертились темные линии. Послышалось натужное гудение сервомеханихмов. Из земли начала медленно выдвигатся огромная блестящая плита из темного сплава. Поднявшись на метр над уровнем травы, плита остановилась. Из подземных недр послышался гул, удар, и плита поползла вбок по направляющим, медленно открывая, сантиметр за сантиметром, черную квадратную шахту. У Боббикса, видившего это не в первый раз, особого впечатления зрелище не вызвало, но кто-то из новеньких даже перекрестился.

Через несколько минут плита полностью отъехала в сторону, и гул затих. Они ждали, не говоря ни слова. Снизу послышались звуки поднимающейся грузовой платформы, сначала чуть слышно, а потом все громче и громче. Подниматся ей предстояло долго – глубина шахты, насколько помнил Боббикс, составляла что-то около трехста метров. К краю, чтобы заглянуть вниз, никто не подходил – уж больно страшно выглядела разверзшаяся посередине леса черная бездна.

Наконец, над землей показались головы. Головы смотрели на них с несказанной радостью, и это было понятно – их обладатели провели год под землей, и теперь они поедут домой - на стареньком автобусе, в котором играет кантри, а сидения покрыты цветочками. 34 человека поедут домой, а 34 других человека спустятся вниз, чтобы год не увидеть солнца. Вход в "Инсталляцию-4" открывался именно раз в год, не чаще, и не реже.

Платформа подьемника, щелкнув, встала на место, и улыбающиеся люди подняли с нее сумки, и шагнули на траву. Генерал Айхман, коммандир предыдущей смены, обменялся рукопожатием и несколькими словами с генералом Хоффманом, но этим практически все приветствия ограничились. Люди из обеих смен совсем не знали друг друга, и эти аннуальные встречи на зеленой поляне отнюдь не располагали к общению.
К тому же, спускатся надо было как можно быстрее. Конечно, маленький шанс, что какой-нибудь нахальный спутник-шпион недружественной страны пролетает сейчас над ними, но все же...

- Давайте, ребята, держитесь там, - сказал генерал Айхман. – Не делайте глупостей. Сказав это, он покосился в сторону своей комманды, которые, как дети, с радостным гиканьем бежали по поляне к лесу, размахивая сумками. "Интересно, какими это глупостями они донимали этого хера Айхмана в течении года под землей", - подумал Боббикс. "Ну да это и не важно".

Тем временем все уже устроились на платформе, перетащив туда-же и багаж. Хоффман ткнул в кнопку на консоли, и они стали опускатся. Не успели они проехать вниз и десяток метров, как плита над головами стала задвигатся. Здесь, в шахте, звук механизмов был оглушающим. "Еб твою мать!" – смачно выругался Боббикс, но все равно его никто не услышал. Теперь пути назад не было. Он размышлял.

"Инсталляция номер четыре" представляла целую подземную базу, вырубленную в толще скалы, на глубине пол-километра. Сейчас она числилась за Космическим Коммандованием ВВС США, и ее постройка была законченна еще в 1968-ом году.
Вокруг, разбросанные по лесам, и тщательно замаскированные, находились 6 пусковых шахт МБР – межконтинентальных баллистических ракет. Раньше в них были установлены допотопные, по сегодняшним меркам, ракеты "minuteman-2". С тех пор и шахты, и ракеты неоднократно модернизировались, и теперь там стояли ракеты LGM-118А – известные под именем "peacekeeper" – с разделяющейся головной частью индивидуального наведения – РГЧ. На ракете «Пискипер» установлена РГЧ Мк21, укомплектованная десятью ядерными боеголовками индивидуального наведения мощностью по 600кт каждая. Такие дела.

Формально, отдать приказ использовать ядерное оружие мог только президент Соединенных Штатов. Но у полковника Боббикса были на этот счет другие планы. Не зря теперь он стоит во главе системного отдела – в его ведении все, или почти все, компьютерные системы "Инсталляции-4". Боббикс планировал запустить все шесть ракет – шестьдесят ядерных боеголовок. С их помощью он надеялся уничтожить современный мир, и сложившийся в нем порядок вещей – окончательно и безповоротно. Он хотел этого, потому-что об этом попросил его Бог. Боббикс поднес руки ко рту, и тихо захихикал. Наверху, в сотне метров над ним, темнота поглощала становившуюся все уже и уже яркую полосочку света. Наконец и она исчезла. Плита с оглушающим лязгом встала на место, и воцарилась тишина. У некоторых вырвался разачарованный стон. Загорелось скудное освещение. Лифт все так-же ехал вниз. Боббикс стоял на платформе, скрестив руки на груди, и, впервые за этот день, улыбался.

Конец Первой Части.

Д.А.