Я долго не мог придумать название к этому рассказу. Что описан один день из моей юности, это понятно. Но как назвать этот день? Тяжелый? Да нет, особо не напрягался. Радостный? Опять нет, в конце дня крутой облом. Несчастливый? Да в общем все обошлось. Пусть будет «странный», тем, что в этот день произошло много странных и редких в обычной жизни событий.

    То лето я проводил в деревне, скрываясь от правоохранительных органов. Жил я у деда, внуки которого дали мне адрес и рекомендательное письмо. Сами эти внуки на деда забили, так как он в очередной раз женился на бабке, которую они терпеть не могли. Бабка и в самом деле была довольно противная, но дед в ней души не чаял и защищал ее от остальных родственников с необычайным для его возраста пылом. В письме сообщалось, что я помогу деду в заготовке кормов для домашнего скота и я был принят на постой, не смотря на нытье и причитания зловредной бабки.

    Деревня располагалась километрах в тридцати от нашего города, сначала надо было ехать по железной дороге, а потом пять километров пешком. В деревне было полторы улицы, на целой улице жили сплошь одни Макаровы, потомки семьи столыпинских переселенцев откуда-то из Смоленской губернии, на половинчатой улице жил другой клан, поселившийся после войны. Дед, мой домохозяин, был тоже Макаров. Макаровы были все светловолосы и сенеглазы, новоселы же смуглы, черноволосы и с карими глазами. Кланы, естественно, по тихому между собой враждовали.

    Демографическая обстановка в обоих кланах имела одну, очень приятную для меня особенность, заключавшуюся в подавляющем численном превосходстве особ женского пола всех степеней половой зрелости над мужским контингентом, то есть холостых парней старше меня в деревне не было вовсе. Парни после армии либо совсем не возвращались домой, а если и возвращались, то уже женатыми мужиками. Таким образом у местных девок практически не было  перспектив, не то что выйти замуж, но даже элементарно поебаться, тем более, что им с детства внушалась недопустимость ебли с местными парнями, так как все они были их двоюродными или троюродными братьями. Запрет этот видать соблюдался не очень строго, так как у детей в некоторых семьях наблюдались явные признаки вырождения, такие, как малый рост, альбиносность и прочие умственные отсталости. Браки между представителями разных кланов почему-то не приветствовались и были чрезвычайно редки.

    Вот таким образом я пробыл без малого три месяца первым парнем на деревне и этим обстоятельством я нагло пользовался, так как мне уже было почти семнадцать лет и думал я в ту пору в основном яицами. Воспоминания об этом лете до сих пор согревают мне душу и сердце. Помню, бывало, посадишь очередную деваху на раму велосипеда, обмотанную выпрошенным у бабки одеяльцем, да как дашь вниз с косогора, на котором стояла деревня. Девка визжит толи от ужаса, толи от восторга, прижимается ко мне горячей спиной, руки мои, держащие руль за середку, пропущены у нее подмышками и все сильнее стискивают упругое тело и уже как бы невзначай потирают нежные грудки без лифчика. А в конце длинного спуска уютный лесок с укромной тайной полянкой, там резкая остановка, одеяльце сдергивается с велосипеда кидается на травку и без лишних слов наступает упоение… А поздним вечером продолжение на сеновале, где я ночевал в теплую погоду…Эх молодость, молодость! Как хорошо мне было в то лето!

    Так я кайфовал, прерываясь иногда на заготовку сена для дедовой коровы и рыбалку, чтобы разнообразить меню своего питания, так как бабка кормила меня в основном яичницей на сале и мясным борщом, пока не наступил этот странный, напряженный день. Погода была хорошей и я с утра отправился на рыбалку. Речка с милым названием Смоленка, протекала по дну глухого оврага, заросшего первобытным лесом. Собственно речкой этот лесной ручей назвать было трудно, так как порой он совершенно терялся среди корней вековых елей, но были, правда и небольшие омутки, в которых ловилась рыба, да не какая-нибудь, а лесной хариус. Рыба в то утро ловилась хорошо, в лесу стояла умиротворяющая тишина, только издали иногда доносился шум проходящего поезда, а с другой стороны слышались звуки радио из матюгальника на столбе  и горна какого-то пионерского лагеря. Отловив около десятка хариусов, я уже было собрался сворачивать удочки, как вдруг на другой стороне омутка зашевелились и бесшумно раздвинулись кусты и показалась ужасная лосиная башка с огромными рогами,
бородой и уставилась на меня налитыми кровью глазами. Из одной ноздри лося почти до земли свисала длинная белая сопля. Нас разделяло не более пяти метров водной поверхности омутка. Толи от страха, толи от вида этой сопли меня сильно замутило и я как вкопанный стоял не шевелясь, наблюдая, как это чудовище, не спуская с меня глаз, напилось из ручья и так же бесшумно, как и появилось, кануло в лесной чаще.

    Вернувшись домой, я, передав пойманную рыбу бабке на предмет приготовления завтрака, не стал рассказывать о своей лесной встрече, так как все жители деревни были уверены, что никаких зверей крупнее зайца в их краях не водится. Бабка, готовя завтрак, стала не свойственным ей заискивающим тоном уговаривать меня сходить с соседскими бабами «по малину», мол они уже приходили меня приглашать и что очень было бы хорошо старым людям иметь на зиму малиновое варенье. Дед тоже поглядывал упрашивающе. Я нисколько не возражал против участия в это мероприятии, так как с младшенькой из этих баб у нас был уговор насчет поебстись этим вечером у меня на сеновале, так как все ее старшие должны были уехать в город с собранной малиной. После вкусного завтрака я, захватив двенадцатилитровое эмалированное ведро, присоединился к соседкам и мы отправились по малину.

    Бабенок было трое: моя пассия, ее мамаша и старшая замужняя сестра. Все трое хитро на меня поглядывали и, почти не скрываясь, облизывались. По дороге я заливался соловьем, развлекая их рассказами о городской жизни и байками о своих приключениях. Чтобы у читателя создалось впечатление о характере местности, где мы находились, назову лишь геологическое ее название – «западносибирский мелкосопочник», то есть округлые холмы, поросшие смешанным лесом или голые, разделенные долинками, называемыми логами. На дне этих логов, в сумраке осинников и произрастала лесная малина. Сначала я собирал малину вместе с бабами, но постоянное желание ущипнуть за попу вместо ягодки любую из них, мешало мне сосредоточиться на процессе заготовки дикороса, тем более, что младшая после каждого щипка громко и радостно взвизгивала,
зазря нервируя своих старших родственниц, поэтому я потихоньку от них отстал и перешел в другой ложок, где малины было гораздо больше. Я шел потихоньку по еле заметной тропке, кусты малины стеной стояли с обеих сторон, ягода с каждым шагом становилась гуще и крупней и мое ведро наполнилось уже почти по пояски, когда я увидел развороченный муравейник. Несчастные муравьи бестолково носились взад и вперед по остаткам своего до основания снесенного дома, спасая свое белые куколки. «Ну какой мудак это сделал?»- думал я - «ишь как постарался, не лень было, блядь!». Через несколько шагов я увидел приличную кучку говна, лежавшую прямо на тропинке, от нее еще шел парок. «Ну, блядь, совсем кто-то обнаглел, сейчас догоню и ебло начищу за такие шутки, ну что за жопа это творит!».

    Жопу я увидел метров через пятнадцать. Она была большая, круглая и покрытая густым коричневым мехом. Медведь мелкими шагами двигался по тропинке и громко чавкал, пожирая ягоды с нижних веток. Пугаться было некогда. Стараясь не шуметь, я сначала пятясь, а потом развернувшись, быстрым шагом улепетнул туда, откуда пришел. Бабенок там уже не было, и я поначалу стал их искать, чтобы предупредить об опасности,
думая при этом про себя, кто следующий сегодня мне встретится в этом ихнем беззверном раю, крокодил или лев. Постепенно успокоившись, я стал искать место, где смог бы добить свое ведро малиной до верху, зашел в густой осинник и вдруг увидел скачущую по веткам черную белку. До этого я и не знал, что такие существуют, абсолютно черная, с ослепительно белым брюшком. Любуясь этим чудом природы, я шел за нею следом, задрав голову, как вдруг прямо из под ног, со страшным шумом взлетела здоровенная капылуха – глухаринная самка и тут же, чуть ли у меня над головой раздался выстрел дуплетом из охотничьей двустволки, было даже слышно, как дробь прошелестела по листьям. «Суки, бля, браконьеры ебучие, человека убили!» - заорал я во всю мочь, окончательно выведенный из себя нервными событиями этого странного дня. Невдалеке раздались быстрые тихие шаги и все снова стихло, только издали стали доноситься женские голоса, это мои бабенки, услышав мой крик, решили, что я их зову и стали отзываться. По прежнему, кстати, были слышны звуки проходящих поездов и пионерского горна.

     Вернувшись домой с полным ведром малины, я был обласкан стариками и накормлен шикарным обедом под поллитровочку водки, которую мы с ними распили, с удовольствием обсуждая разные хозяйственные дела. К концу обеда окончательно стемнело и я, успокоившийся и умиротворенный, отправился на свой сеновал, предвкушая грядущие услады предстоящего любовного свидания. В назначенное время послышались тихие шаги и моя юная соседка стала подниматься по приставной лестнице ко мне на сеновал. Вот уже в проеме люка показалась ее чудная головенка, плечики, я протянул ей руку, чтобы  помочь взобраться, другой рукой подхватил за талию и, как бы невзначай за упругую титечку, вот уже мы прижимаемся друг к другу. Ну, думаю я, вот и кончился этот странный день, сейчас начнется ночь любви. А вот хуй! Не успели мы как следует слиться в первом поцелуе, как раздались громкие удары по рельсу, висящему около конторы и истошные крики «Пожар! Пожар!». «Вот же блядь!» - хором воскликнули мы и бросились бежать на звуки набата.

    На улице народ с ведрами и лопатами грузился в кузова трех автомобилей ГАЗ-51,
в одном из  которых я с неудовольствием разглядел родителей моей подруги, которых набатный призыв вернул домой с полдороги. «Облом, однако на сегодня, бля!» с грустью подумал я, запрыгивая в кузов ближайшего грузовика. Не желая сидеть на полу, я протиснулся к переднему высокому борту, чтобы ехать стоя, держась за него и только тут заметил, что в кузове находятся только представители черноволосого клана, а на месте, к которому я стремился, стоит чудесная девушка, лет шестнадцати, которая иногда поглядывала в мою сторону из-за забора ихней усадьбы  и заманчиво улыбалась. Я немедленно сделал последний рывок к намеченной цели, в это время грузовик дернулся, трогаясь, и я как бы невзначай ухватился за передний борт таким образом, что девушка,
оказалась между моих рук и спиной прижата ко мне. «Че горит-та?» - спрашиваю, как ни в чем не бывало. «Да пасека, какая-то» - нежным голоском отвечает красавица.  Проехав несколько километров, наша колонна останавливается, какой-то верховой успокаевает толпу сообщением, что горела не пасека, а какой-то старый стог, который подожгли какие-то городские суки. При слове «городские» все черноволосое население кузова внимательно смотрят на меня, я делаю вид , что ничего не вижу, кроме стоящей впереди девушки. На обратном пути, пользуясь полной темнотой, я применяю свой прием с руками, постепенно сближая кисти, так, что груди девушки начинают в них упираться. Девушка спиной прижимается к моей груди, ее руки лежат поверх моих и нежно их гладят. Я осторожно целую ее в шейку между роскошных черных кос, она вздрагивает и, полуобернувшись ко мне шепчет «Ты покатаешь меня на велосипеде?», «С удовольствием ,моя красавица!» - отвечаю я – «А как тебя зовут?»…Эх, молодость, молодость! Где ты?

    Годы стерли из памяти имена и лица этих милых девчонок, подаривших мне столько чудесных минут. Только воспоминания о том странном дне еще иногда навещают меня, отдаваясь в сердце легкой сладкой болью.

ЗЫ. Сено, заготовленное нами с дедом довольно тяжелым трудом, осенью было конфисковано властями по указу придурка Хрущева. Сибирская деревня была убита окончательно. Этого соввласти я не прощу никогда.

    СтарыйПадонок. 1961-2004гг.