Если взять Сергея Анатольевича Глазуна и нарисовать его портрет, то на холсте  мы увидим невысокого, полного мужчину с круглым умным лицом. Что мне нравится в Сергее Анатольевиче Глазуне – это его мясистые, оттопыренные губы и крупные розовые уши. Да, таким он был - добрым, интеллигентным человеком. У него было хобби – он сочинял рассказы и повести. Была у него еще одна скверная привычка - он любил чесаться от волнения. Волновался он только тогда, когда сочинял. Если бы Сергей Анатольевич Глазун преодолел природную застенчивость и разделся, то по множеству красных пятен на его теле, мы бы увидели, какое значительное место занимает литература в его жизни.  

К пятидесяти восьми годам С. А. Глазун написал огромное количество рассказов, повестей и романов. В своем творчестве он не придерживался какого-то одного жанра или направления. Он писал обо всем, в том числе о веселых и умных лошадях. За годы писательства С. А. Глазун  обратил внимание на интересную закономерность - на то, что чесание напрямую влияет на творческий процесс. Когда Сергей Анатольевич чесал руки, то хорошо выходили рассказы о рабочих. Когда чесал голову, удавались повести о жизни ученых. Когда чесал яички, это было гарантией удачного рассказа о проблемах сельского хозяйства. Когда хотелось написать захватывающий эротический рассказ, Глазун основательно чесал половой член. При чесании зада обычно получались романы о проблемах интеллигенции. Чтобы развеять подозрения читателей, я скажу сразу: анальное отверстие Глазун не чесал, потому что он знал, что это чревато развитием геморроя и гомосексуализма.

Несмотря на трудолюбие и усиленное чесание, Глазун за все время не смог опубликовать ни одного своего произведения, хотя и регулярно пытался. С годами в семье Глазунов возникла неприятная проблема. Она состояла в том, что десятки тысяч напечатанных  им страниц захламляли его маленькую двухкомнатную квартиру, лежали повсюду и загромождали проход к жизненно необходимым местам, что вызывало недовольство и ропот домочадцев. Жена и дети  ходили между стопок с папками и укоризненно качали головой.

Однажды утром Глазун проснулся от страха. Он вдруг понял, что он уже далеко не молод и что может умереть в любой момент. Его охватил ужас за судьбу своего огромного литературного наследия. Сотни никем не прочитанных прекрасных произведений могут пропасть, сгинуть в небытие, покрыться плесенью, сгнить на помойке,  и человечество никогда не узнает ответы на все важнейшие вопросы, которые мучили людей на протяжении тысячелетий. Глазун понял, что надо срочно что-то делать. Однако придумать ничего разумного у Глазуна не получилось. Его охватило уныние и печаль.  Казалось, ничто не сможет вывести Глазуна из мрачного подземелья отчаяния. Глазун, как сомнамбула, с отсутствующим  взглядом бродил по квартире, курил и пил водку. То и дело Глазун спотыкался о лежащие на полу папки с напечатанными листами. И вдруг, подойдя к столу, он увидел, что на нём, рядом с рукописью его большого нового романа «Судьбы русских коров», лежит толстая черная книга. Словно электрический ток пронзил тело С. А. Глазуна. «Библия!», -  воскликнул он. «Только Бог может помочь мне и дать совет о том, как я должен поступить!», - просветленно подумал Глазун, утирая выступившие слезы.

Глазун лихорадочно оделся и выскочил на улицу.  «Почему, - размышлял Глазун, стремительным шагом идя в церковь, - так странно устроены люди, что вспоминают о Боге только тогда, когда попадают в сложные жизненные обстоятельства? Почему  люди начинают молиться и уповать на Бога, только когда оказываются в безвыходных ситуациях? Почему сразу после того, как божья помощь приходит, люди моментально забывают о Господе, словно это они сами решили свои проблемы?».

Церковь поразила Глазуна своим роскошным убранством и той особой, таинственной атмосферой русских церквей, которая манит сюда людей уже не одно столетие. По стенам были развешаны десятки икон, возле которых толпились группки верующих с загадочными и одухотворенными лицами. В руках они держали зажженные свечки. По их шевелящимся губам Глазун понял, что они молятся.

Глазун купил самую толстую свечку, зажег ее и подошел к самой большей иконе. Сквозь церковный полумрак и неровное мерцание свечи на Глазуна смотрел лик святого. Взгляд его был строг и, казалось, пронзал Глазуна насквозь.

Глазун долго настраивался, облизывал неожиданно пересохшие губы и, наконец, дрожащим голосом произнес:
-Боже Всемогущий! Вседержитель Небесный!  Молю тебя, ответь мне на вопрос: что мне делать с моими произведениями?

Прошло несколько томительных минут, показавшихся Глазуну вечностью. И вдруг вокруг иконы возникло яркое свечение, посыпались искры, раздался оглушительный треск. Завороженный и обомлевший, Глазун стоял и смотрел, разинув рот и вытаращив глаза. Губы на иконе едва заметно зашевелились и зазвучал тихий, но отчетливый голос божественного посланника:
-Порви и выброси в унитаз.

Ошеломленный, Глазун стоял,  не имея сил сдвинуться с места. Невероятная простота и одновременно непостижимая мудрость этих слов поразили Глазуна до глубины души.

«Порви и выброси в унитаз, порви и выброси в унитаз, порви и выброси в унитаз, - как заклинание бормотал Глазун, идя домой. Он чувствовал себя заново родившимся человеком, ему было удивительно легко и свободно, словно он скинул со своих плеч непосильную и обременительную ношу.

Последующие четыре месяца Глазун не покладая рук выполнял божественное предписание. Порвать и смыть в унитаз несколько десятков тысяч страниц – совсем не легкое дело. Важно, чтобы кусочки бумаги были не очень крупными, а смывать нужно небольшими партиями во избежание засоров. К счастью, семья не оставила Глазуна в трудную минуту. И вот, наконец, настал тот благословенный день, когда общими усилиями Глазуна, его жены, детей и тещи с литературным наследием было покончено. Отправив членов семьи отдыхать на дачу, счастливый и умиротворенный, Глазун запер дверь квартиры, с удовольствием позанимался домашними делами, поужинал, а затем пошел спать.

Проснулся он неожиданно, среди ночи. Из туалета доносились странные шорохи и постукивания. Подозревая недоброе, Глазун, слегка напуганный,  подошел к туалету и резко дернул дверь на себя. Увиденное ошеломило его. Внутри стояла девушка ослепительной красоты. Она была высокой, с очень длинными шелковистыми волосами натурально русого цвета. На ее лице не было ни малейших следов косметики, оно словно дышало ароматом свежести. Ее ярко алые губы были очень пухлыми,  большие карие глаза  - блестящими. На ней было надето длинное белое платье, обтягивающее упругий зад и большие груди девушки. В руках она держала бутылку шампанского. Глазун не мог отвести глаз от красивой незнакомки. Глазун почувствовал мощный прилив крови к низу живота. Хуй напрягся и оттопырил семейные трусы.

-Кто вы и как вы очутились здесь? – спросил Глазун.
Девушка улыбнулась, обнажив ровные белые зубы:
-Я – Хранительница. Я пришла отсюда. – Изящной рукой девушка указала на унитаз. - Я пришла забрать вас с собой. Но сперва я исполню вашу заветную мечту.
-А откуда вы знаете про нее? – растерянно спросил Глазун.
-Рассказ 1986-го года «Мой замечательный слон». Я знаю о вас все. Я читала все ваши произведения, - улыбнулась девушка.
Девушка взяла удивленного Глазуна за руку и отвела в спальню. Она отдала бутылку шампанского Глазуну, а сама подняла платье, легла на спину, раздвинула стройные ноги и горячо прошептала:
-Ну, начинайте же скорее… У нас мало времени… Коридор скоро закроется…

Глазун, не веря своему счастью, трясущимися руками снял с девушки белоснежные трусики, затем откупорил  шампанское и мгновенно вставил горлышко бутылки, из которого хлынула пенная струя, в уже мокрое влагалище Хранительницы. Мощный оргазм сотряс тело девушки. Она неистово закричала. Глазун тотчас вытащил бутылку и стал жадно пить шампанское, вытекающее из влагалища девушки. Она сладострастно извивалась всем телом и прижимала руками голову Глазуна к своему горячему отверстию, которое он жадно облизывал. Он пил, пил, пил и снова наполнял влагалище шипучим напитком до тех пор, пока не осушил последнюю каплю.

Утерев рот, Глазун   закатил глаза и  завопил:
-Изумительно! Охуительно! Божественный нектар!

Хранительница встала с кровати, оправила платье. Ее лицо стало серьезным: - Нам надо спешить. – Она схватила Глазуна за руку и потащила в туалет.
-Смотрите, - сказала Хранительница, показав на унитаз, - Это – дверь в другое измерение, врата в другую реальность, в мир, созданный вами. С виду это обычный унитаз. Но это не обычный унитаз. Вы, вероятно, не догадываетесь, что унитаз, на котором  испражняется писатель, со временем меняет свои физические свойства и становится окном, переходом между параллельными мирами. Вселенная состоит из бесконечного множества миров. Материя неисчерпаема как с точки зрения макрокосма, так и   со стороны микрокосма. Сейчас мы отправимся в литературное измерение, в мир, где мы с вами будем счастливы. Но вначале я должна предпринять необходимые меры безопасности, чтобы сделать прохождение через коридор спокойным и комфортным.

Девушка встала на колени, резко сдернула с Глазуна трусы и принялась целеустремленно сосать его хуй, стараясь втянуть его в себя как можно глубже. Ее язык был нежен и проворен. Через несколько минут струйки спермы брызнули в горло девушки. Она жадно проглотила всё до капли, а затем легонько чмокнула кончик головки.

–Всё, нам пора. – Хранительница взяла Глазуна за руку. – Теперь закройте глаза и ничего не бойтесь. По моей команде ныряем.
Глазун закрыл глаза. Страха и грусти не было. Ему было не жалко покидать этот мир. Он сделал все, что мог. Он был честен перед самим собой.
-Вперед! – крикнула Хранительница.
Глазун   подпрыгнул,  чувствуя тепло руки девушки, и чёрная дыра  поглотила их.  

Очнувшись, Глазун увидел, что лежит в большом светлом зале.
Хранительница помогла ему подняться на ноги.
-Сейчас я проведу вас по нашему миру.
Они шли, взявшись за руки, вдоль огромных полок, на которых стояли тысячи книг.
-Подойдите к полкам. – загадочно улыбаясь, промолвила Хранительница.
Глазун подошел и не поверил своим глазам. На корешкам всех этих роскошных книг с золотым тиснением  он прочитал: «Сергея Анатольевич Глазун. Полное собрание сочинений»

Хранительница стояла и задумчиво смотрела на Глазуна, на глазах которого невольно выступили слезы счастья. Затем она сказала:
-Ваш труд не прошел даром. Я собрала, высушила, рассортировала и склеила обрывки ваших произведений, поступающие сюда через врата. Затем я опубликовала их, а теперь храню в вашем музее. Здесь, в мире, куда можно попасть только посредством унитаза, вы невероятно популярны. Вас боготворят. Вас обожают. Вы наш тотем. Ваш кал священен для нас. Ваш кал – это наш тотем. Когда же все люди, наконец, поймут, что кал писателя  священен? Почему люди так глупы? Почему люди так невежественны и самодовольны? Почему они не хотят признать очевидного? Это же так естественно – поклоняться калу писателя! Все экскременты писателя, все продукты его жизнедеятельности – священны! Моча, гной, слизь, сперма, сопли, перхоть, пот, бздёхи, кровь, слюна писателя – священны! Это божества, которым мы поклоняемся!

Сергея Анатольевич Глазун, всхлипывая, подошел к Хранительнице, обнял ее и поцеловал в губы долгим крепким поцелуем.

Он был счастлив. Он нашел свой мир – мир, в котором был только он, Хранительница и огромная, всепоглощающая Любовь.