Пролог
Историческая справка.
   Киров (Костриков) Сергей Миронович (1886-1934) – деятель
Коммунистической партии и Советского государства, член РСДРП с 1904 г. активный участник первой российской революции. Он организовывал вооруженную
демонстрацию в Томске, распространял нелегальную литературу, вел рабочие
кружки, заведовал нелегальной типографией. Член Томского комитета РСДРП. За
революционную деятельность в 1905,1906-1908,1911-1912 гг. подвергался
арестам и тюремному заключению.
С февраля 1926 г. Киров был назначен  первым секретарем Ленинградского обкома партии и северо-западного бюро ЦК ВКП(б).

   Политическая карьера Кирова прервалась 1 декабря 1934. По официальной версии в этот день в 16 часов 30 минут, он был убит у своего кабинета в Смольном, выстрелом в затылок. Убийцей Кирова был признан некто Николаев, который был схвачен на месте преступления и расстрелян буквально на следующий день.
Современные историки, как отечественные, так и зарубежные, едины в своем мнении о том, что Киров был убит сотрудникам НКВД по приказу Сталина. Параноидально подозрительный Сталин видел в молодом, энергичном Кирове своего потенциального конкурента и счел необходимым ликвидировать его. Однако  и эта версия прямых доказательств не имеет, поскольку сразу после трагедии все компрометирующие свидетели либо были сразу расстреляны, как сообщники в организации преступления, либо просто исчезли в дальнейшем…

1
    В селе Шумовское Красногвардейского района Челябинской области, находящегося на территории рыбоводческого колхоза имени Кирова  этого деятеля советской эпохи, ныне забытого, помнили и чтили все. В своих присказках спивающиеся колхозники то и дело упоминали Сергея Мироновича, причем исключительно в почтительном смысле. Завоет ли выпь на болоте, плеснет ли крупная рыба в пруду, крякнет какой - нибудь Иван Кузьмич или Семен Петрович, сплюнет и скажет: «У блядь,  важная плеснула, еби ее мать, прям Киров!»
  Сопливые сельские дети клялись в чем-то важным именем Кирова, произнося при этом особую, Кировскую клятву: «Честное Кировское, красная звезда, Кирова обманывать никогда нельзя!». Но произносилась эта клятва не торжественно, в духе пионеров первых пятилеток, а страшным полушепотом. Невольно представлялась ночь, поляна в лесу, и освященная пламенем костров страшная сатанинская звезда-пентограмма… Причем акцент при произнесении этой детской клятвы делался именно на имя покойного коммунистичекого лидера, мол, Кирова обманешь -  все, пиздец, поминай как звали.
  Портрет Сергея Мироновича висел в каждом сельском доме на почетном месте, рядом с иконами. Стыдя нерадивых сыновей, дочерей, невесток и зятьев, люди старшего поколения выговаривали им: «У, зараза, сучье племя, Кирова на вас нет!».
  В общем, Кирова в Шумовском уважали.
  
2
   Серега Урусов и Миха Коземиров по кличке Кызя приехали в Шумовское в один из дней летних каникул 2002 года на рыбалку. У Михиного дядьки по материнской линии, запойного алкаша Валерия Ильича в селе был свой дом. Именно от дядьки Миха узнал, что в колхозе, пережившем перестройку, можно договориться за поллитра с местным сторожем половить рыбу в большом искусственном пруду, вырытом для разведения карпа, где карп этот прям  кишмя кишил.
   Друзья учились в челябинском строительном техникуме, ранее СПТУ №17. Жизнь их особым разнообразием не отличалась. Сами они этого не понимали, но как то интуитивно догадывались, что у многих пацанов  есть в этой жизни что-то поинтересней, чем паленая водка и походы на районную дискотеку, обычно заканчивавшиеся дракой или, в лучшем случае, траханьем в подъезде  каких-нибудь подвыпивших шалав… Например,  рыбалка. Долгими зимними вечерами, бухая в родном Челябинске, они мечтали об этой поездке. Как попьют самогонки, разведут на поебаться местных Клав. «Эх, ядреные, блядь, а ебаться не с кем – алкаши одни. Пизда тесная, сиськи – во…» - расхваливал деревенский барышень Кызя. Ну и, конечно, наловят «на хлеб» и привезут в город по целому мешку свежих, крупных «королевских» карпов из колхозного пруда.
   И вот, наконец, мечта сбылась. Они в Шумовском. Купленный у бабки Нюры сахарный самогон, «элитный» по местным меркам, выпит с дядей Валерой, бутылка «Русской» передана в руки сторожа прудов рыбоводческого хозяйства Степаныча, мужчины сурового и угрюмого, снасти заготовлены. Поздним, чтоб не спалить себя и Степаныча,   вечером Серега, Кызя и дядя Валера  отправились к прудам, огороженным от браконьеров высоким забором с несколькими рядами колючей проволоки наверху. Все были слегка бухими, настроение – отличным. В кармане дядивалериной телаги плескалась еще одна бутылка 0,7. Естественно, самогону.

2
    1ое декабря 1934 года, первый день зимы  проходил для Сергея Мироновича как обычно. Прирожденный руководитель, энергичный, любимый народом и уважаемый соратниками, он чувствовал себя в кресле первого секретаря Ленинградского обкома, фактически – хозяина города на Неве вполне на своем месте. Спокойный, уверенный в себе, Киров шел по коридору Смольного, когда его окликнул молодой мужчина в форме НКВД. Количество ромбов в петлицах Сергей Миронович не разглядел – за окнами по-зимнему рано темнело, но успел подметить, что чекист был незнакомый и имел поистине богатырское телосложение, про таких в народе говорят – косая сажень в плечах. Так же он заметил  пожилого щуплого мужчину типично еврейской наружности, в очках и с бородкой, несколько неуместного в коридорах Смольного, робко выглядывающего из- за плеча гиганта.
  «Товарищ Киров – произнес чекист, когда Сергей Миронович с ним поравнялся, - разрешите доложить…». В этот момент он ловким профессиональным движением  схватил Кирова и заломил ему руки. «Арест. Это арест. Почему?» – пронеслось в голове первого секретаря. И тут стоявший до этого неподвижно очкарик как пантера метнулся к Кирову и плотно, плотно прижал к его лицу кусок белой ткани. В воздухе запахло хлороформом. Последнее, что успел зафиксировать в своем гаснущем сознании Киров – сотрудник, НКВД, имени и звания которого он так и не узнал, выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в воздух.
3
   Очнулся Сергей Миронович в каком то помещении, напоминавшем больничную палату. Все тело болело, и, как показалось Кирову, было плотно обернуто бинтами, не давая ему возможности пошевелиться. Особенно болела шея.  Молодой человек со стереоскопом на шее светил ему в глаза какой то лампой. «Он очнулся, Марк Абрамович» – тихо сообщил он куда-то в сторону. «Хорошо… Товарищ Сталин!», почтительно, почти торжественно произнес немолодой гнусавый голос, принадлежавший, по всей видимости, этому самому Марку Абрамовичу, «согласно вашему приказанию операция по трансформации тела Кирова Сергея Мироновича  завершена. Пациент чувствует себя нормально, пульс ровный, реакции в норме»
   Киров не понял окончания фразы, но прозвучавшее имя Вождя заставило его повернуть голову. Сделать это оказалось совсем не просто и довольно болезненно, но все же удалось. Картина, представшая его взору, поразила его. Посредине просторной, ярко освященной комнаты с выкрашенными белой краской стенами и без единого намека на окна, в окружении свиты соратников и помощников, многих из которых Киров знал лично, стоял сам Иосиф Виссарионович Сталин. Рядом со Сталиным, почтительно склонив голову, находился тот самый пожилой еврей («это он – Марк Абрамович»– понял Киров), который захлороформировал его в Смольном. Все, включая Вождя, были в белых халатах. Впрочем, Иосиф Виссарионович лишь набросил халат поверх своего кителя.
    «А, товарыщ, Киров, даргой, как сибя чувствуешь? Ми с таварыщами решили, что тибэ неабхадыма атдахнуть. Как гаварытся, на лоне природы, на водах.  На Урал паедэш. Жить там будэш. Ми и место тибе приготовили харошее… В Калхоз имени Кирова поедеш, звучит, а?» - заговорил Сталин, обращаясь непосредственно к Кирову и лукаво улыбаясь. В палате и до этого было тихо, теперь же голос вождя звучал в полной тишине, которая бывает только в помещениях, находящихся глубоко под землей. Поняв, что Сталин в добром расположении духа, Сергей Миронович хотел поблагодарить Вождя, возразить, что чувствует себя отлично и готов продолжить работу на благо Родины… Но вместо собственного голоса из его глотки вырвалось какое - то мерзкое бульканье и шипение. Причем звук исходил не только изо рта, но и из невесть откуда взявшихся продольных разрезов на шее, которые Киров неожиданно почувствовал под  повязками. Вместе со звуками из Сергея Мироновича вышел, как ему показалось,  весь воздух. Он начал судорожно открывать рот, но в легкие воздух не поступал. Киров забился и снова потерял сознание.
    Сталин вопросительно посмотрел на профессора Гельштейна. «Жить будет?»  «Э… да, конечно, товарищ Сталин!» быстро и горячо ответил побледневший от взгляда Вождя Марк Абрамович. «Конечно, будет. Но только в воде, только в воде, как вы и просили. Все по книжке, по какой вы сказали, товарищ Сталин. На суше – не более пяти минут. А пока он еще не привык пользоваться своими новыми эээ… жабрами».


4
  Уже в полной темноте Серега, Миха и дядя Валера подошли к пруду. Пруд этот, надо сказать, пользовался недоброй славой среди местных. Поговаривали, что именно здесь, у пруда этого, вырытого для разведения карпа еще до войны, пропадали люди. Однако Михин дядя относился к этим слухам весьма скептически. «ПиздИли все, коммуняки ебанные» - втолковывал пацанам пьяненький Валерий Ильич. «А зачем, бля, пиздели? А чтоб народ не ходил, рыбу не вылавливал. Хорошо Степаныч, мужик что надо.  Если, нахуй, подход к нему знать, договориться завсегда можно…»
  В этот момент в пруду что-то громко плеснуло. У самого берега. «Во плещет – то. Круная… - произнес Серега. Но в этот момент луна вышла из-за облака и осветила пруд и полоску травы на берегу, сочной и мокрой от росы. Они увидели, что это была не рыба. То что они увидели, вообще не имело ни названия, ни определения. Навстречу ночным рыбакам из воды на двух конечностях выходило существо, размерами с крупного мужчину. На этом сходство с человеком заканчивалось. Оно имело четыре конечности, которые заканчивались чем-то вроде плавников с когтями на конце. Кожа была абсолютно голой, покрытой какой то слизью и бесцветной, как брюшко плотвицы.  Голова практически не имела шеи, зато по ее бокам шли горизонтальные глубокие разрезы, края которых шевелились. Глаза, пустые и  круглые были покрыты какой-то пленкой. Чудовище открыло пасть и издало мерзкий звук, похожий на шипение парового котла. После чего с неестественной быстротой преодолело несколько шагов, отделявших его от поддатых рыбаков и бросилось на стоявшего ближе всех к берегу дядю Валеру. В свете луны сверкнули когти, брызнула кровь. Миха почувствовал, как по ноге в штанине теплой струйкой побежала моча. Он дико заорал и побежал к воротам в ограде. Он не добежал до ворот каких – нибудь пяти метров.
  
Эпилог
Матвей Степанович вернулся домой только заполночь, что случалось с ним крайне редко. Не глядя на жену и не разуваясь он тяжело протопал на кухню, достал из-за пазухи бутылку водки с этикеткой «Русская», налил полный стакан, и выпил. Зашедшая следом за ним в дом Екатерина Петровна помялась и тихо, тщательно подбирая слова., произнесла:
«Ну, что, Матвей, ты это…подкормил… Сергей Мироныча  то?» Степаныч поднял на супругу глаза и твердо произнес. «Подкормил, мать. Подкормил».
  С тех пор, как по приказу Сталина, прочитавшего книгу Беляева Человек-Амфибия, Сергей Миронович Киров был превращен руками гениального кремлевского хирурга Марка Абрамовича Гельштейна в нечто среднее между homo sapiens и рыбой, семья Матвея Степановича ухаживала за бывшим партийным функционером. Он был помещен  в искусственный пруд, здесь, вдалеке от больших городов. Питался он рыбой и свежим мясом, которое раз в год ему исправно поставляли сначала дед, потом отец, а затем и сам Матвей Степанович. Благо, браконьеров в селе Шумовском хватало.
__
…Несколько минут спустя трапеза была завершена. Дышать становилось все труднее, и  бывший первый секретарь Ленинградского обкома партии, с туго набитым животом, довольно урча, погрузился в воду, стихию, ставшую для него за последние 70 лет родной.

Шатун (с)