На холм могильный
Принес не лотос святой,
А простой цветок.
(Мацуо Басё)

Эта история произошла, когда я был вхож в “Ассоциацию стажеров Японского Центра”. Будущие “стажеры” перезнакомились на теплоходе “Антонина Нежданова” во время поездки в Тояму на международную выставку EXPO-2000. Всю дорогу туда и обратно осеннее Японское Море немилосердно штормило и болтало наше старенькое судно. Леча морскую болезнь обильными возлияниями, измученные пассажиры не вылезали из кают-компании. Там они усиленно бухали, азартно травили бородатые анекдоты и непрерывно орали дурными голосами “караокУ по-русски”. В результате, по возвращению на Родину все так передружились, что восторженно решили “не расставаться”, а замутить что-нибудь такое-этакое, обязательно связанное с Японией. Так и родилась идея создания “ассоциации”. Никакого официального статуса эта структура никогда не имела – “стажерам” даже в голову не пришло, что ее нужно регистрировать. Она существовала только в полудетском сознании ее членов, как тайная масонская ложа или виртуальная церковь Последнего Пришествия. До смерти замучив своими заседаниями нескольких поочередно сменившихся директоров Японского Центра, первые полгода адепты-дилетанты серьезно и вдумчиво придумывали “программу” и “устав” своей несуществующей организации. Еще полгода они проводили малопонятные собрания, на которые (для пущей важности) иногда притаскивали каких-то облезлых японцев. На этих собраниях все как попугаи твердили о необходимости “расширять японо-российские отношения в сфере культуры и малого бизнеса”. Насколько мне известно, дальше болтовни дело так и не пошло. Со временем эта организация не то чтобы распалась (то, чего не было, не может распасться), а просто как-то незаметно сошла на нет, как стихийные курсы вязания крючком бабы Мани.

Почему я вспомнил о ней? Мне кажется, SJM вышли на меня именно через нее. Сокращенно они называли себя SJM. Группа энтузиастов, решивших за свой счет приехать в Россию с концертами национальной японской музыки и песни. Мода на японскую культуру и прочую азиатскую экзотику давно привела к тому, что в нашей стране стихийно развелось много мелких клубов “русско-японской дружбы”, главным образом на дилетанском уровне изучающих оригами и икебану. Вот с одним из таких “почти официальных” клубов нашего города SJM и списались, попросив в частном порядке прислать приглашения. Возглявляли этот клуб самые обычные учителя самой обычной (даже без восточного уклона) средней школы. Такие же энтузиасты, как и напросившиеся к ним в гости музыканты. Как известно, если не нужно платить из своего кармана, русские люди завсегда готовы помочь. Поэтому хлопоты с утрясанием визовых формальностей не заняли много времени. Принимающей стороне удалось обеспечить гостям скромные, но вполне приличные театральные подмостки в актовом зале и благодарную публику в лице своих учеников (разумеется, выступления были задуманы как полностью бесплатные с обоих сторон). Организацию программы отдыха взял на себя я.

Почему SJM выбрали именно этот клуб? Не знаю. Видимо, только там согласились принять творческий коллектив без имен и званий. У них не было авторитетной поддержки не только японского МИДа, но и Генерального Консульства и Японского Центра. Они приехали как частные лица, как туристы, и мне пришлось основательно попотеть, разъясняя подозрительным таможенникам назначение громоздкого кото – японского варианта гуслей. Искать сопровождающего им пришлось тоже через неофициальные каналы, вроде упомянутой “ассоциации стажеров” и всяких “гильдий гидов-переводчиков”. Деньги за работу они предлагали смешные, поэтому неудивительно, что желающих сопровождать их не нашлось слишком много. Я до сих пор не знаю, почему согласился работать с ними.

Они приехали на пять дней. Группа состояла из шести человек. Собственно музыкантов было всего четверо, сверх того была одна певица. Как я сразу понял, профессионалов среди них не было вовсе. Только самый старший участник, организатор и художественный руководитель ансамбля Окада-сан вроде когда-то изучал скрипку, и на старости лет решил возродить былое увлечение. Да еще парнишка с совершенно русским именем Сёма (“сё” летать + “ма” конь = “сёма” пегас) поигрывал для души на саксе. Остальные были новичками-любителями. Тем не менее, по их рассказам, они успешно репетировали уже полгода и спешили поделиться с русской публикой своим искусством.

Шестым членом группы была Хироми, не имевшая никакого отношения к музыке. Она выполняла роль туркондактора. Туркондактор (не путать с лидером группы!) – был и будет коллегой и товарищем по несчастью, надеждой и опорой каждого русского гида-переводчика. Получить группу с туркондактором всегда считалось большой удачей. Как правило, эти молодые парнишки и девчонки на побегушках у всей группы “мала-мала гаварити па руски”, и их присутствие значительно облегчало работу гида. Поэтому из всей группы больше всего общаться мне пришлось именно с Хироми.

Она была смешной, толстенькой и озабоченной сразу всеми мировыми проблемами девчонкой. До сих пор помню ее такой – вечно суетящейся и переживающей из-за каких-то пустяков. У японских девушек (как, впрочем и у наших) ум и красота находятся в обратно-пропорциональном соотношении. Так вот, эта девчонка была ОЧЕНЬ умная. И очень честная.
– Как тебе наш город? – вкрадчиво спрашиваю я, ожидая привычных реверансов в стиле “ах, это дальневосточный Сан-Франциско!”, “ох, какие фееричные холмы!”, “истинно, пленительная старинная архитектура!” и т.д.
– Как бы сказать по-мягче, – она серьезно морщит крохотный нос, – Убогий, грязный и вонючий... Но ты не расстраивайся, бывают еще хуже. Ты Джамамалумпулу не видел!

Один раз она меня удивила.

– Ой, нас опять не встретили! Что же делать, как же быть?! Какой позор на мою голову! Я потеряю лицо перед уважаемым Окада-саном и другими господами! Вы, русские... у нас даже есть специальный термин “росиа тайму”... это когда никто не выполняет своих обещаний и опаздывает к назначенным встречам...
– Что ж, – мне становится обидно за соотечественников и я полушутя возражаю, – Зато у нас, у русских, широкая душа!
Она вдруг замолкает и несколько секунд напряженно думает, – Да, это так, – вдруг тихо и грустно говорит она, – Я люблю русских именно за то, что у вас душа широкая, а у нас, японцев, нет...

Может, поэтому они приехали именно в Россию?

Они не были похожи ни на одну из тургруппы, которые мне приходилось сопровождать до и после этого. Самое главное, что отличало их – некая невидимая с первого взгляда общность. Они не были родственниками, они принадлежали к разным возрастным, профессиональным и социальным кругам, но производили впечатление маленького дружного клана. Их не интересовали злачные места и запретные развлечения нашего порочного города, они всегда держались вместе. Конечно, их объединяла музыка, но было кое-что еще. Как-то раз я слышал историю про японца, объехавшего весь мир только ради того, чтобы отведать суси в разных ресторанах и написать об этом книгу. Мне кажется, тот человек был вопложением главной болезни своей нации – неумения и нежелания вылезти из своего островного болота, страха перед всем иностранным и непонятным. Но эти ребята были совсем другие, они жадно кидались на все новое. Сделав формальный круг почета по городу, осмотрев наши скучные достопримечательности и убогие места отдыха, они на второй же день, к моему удивлению, попросили отвезти их не в казино, а на природу.

“Экзотика и приключения – это наши увлечения!” аккуратно вышито на бомберке у нашего проводника-“бойскаута”.
– Слышь, братан... Переведи им, чтобы отошли от края! Это очень опасно, карниз может рухнуть! – он тревожно теребит меня за рукав. Я и сам вижу, что мои подопечные что-то не на шутку разбушевались. Мы стоим на самой вершине скалы, куда нас привел нанятый мною проводник из нелегальной (как и весь основной бизнес в нашем городе) турфирмочки. Здесь, на вершине, очень красиво. Почти валя с ног, дует сильный переменный ветер. Мы одеты в резиновые сапоги, чтобы ноги не скользили по шероховатым валунам. Я наблюдаю, как весь вокально-инструментальный коллектив сгрудился на самой кромке утеса. Как дети, они с криками и воплями азартно швыряют камни в лежащий под нами котлован, стараясь попасть в огромную мутную лужу. Несмотря на кажущуюся легкости, сделать это довольно трудно, поскольку ветер относит в сторону даже увесистые камни. После каждого удачного попадания раздается перекрывающие свист ветра рев восторга.
– Какие-то они у тебя безбашенные, – качая бритой наголо головой, говорит мне проводник, когда мы выбираемся из катакомб, – Уж на что америкосы отвязные, а и то потише себя ведут. Первый раз вижу, чтобы японцы так отрывались.

Перед первым концертом все заметно волновались. Нам с Хироми выпала честь сыграть роль двух конферансье, в непринужденном диалоге ведущих музыкальный вечер. Впадая в тихий ужас от свалившейся на нее ответственности, она исступленно зубрила написанные мною реплики, строя самые мрачные прогнозы. Однако, несмотря на все страхи мнительной Хироми, концерты прошли “на ура”. Предсказуемый недостаток мастерства с лихвой компенсировался старанием исполнителей, а также искренней поддержкой зала. После этого были и традиционные групповые фото на память, и трогательный обмен памятными подарками. Как и полагается, был общий прощальный стол с салатами оливье и шампанским в пластиковых стаканчиках, а также с японскими сладостями, больше похожими на мексиканскую приправу.

Полное название их самодеятельного ансамбля было “Senbazuru Jazz-Mix”. Когда я первый раз услышал его, слух царапнуло мрачноватое слово “Сембадзуру” (“Тысячекрылый Журавль”). По известным причинам, использовать его всуе считается дурным тоном. Но тогда я не придал этому значения.

А потом они вернулись домой. Довольно долго я переписывался с Хироми. И только тогда, из ее писем, я узнал историю их коллектива.

1) Наоко СЕННО (ака Тереза Тен), 30 лет. Сопрано, исполнительница народных песен “минъё” и “нанивабуси”. Метастазы после удаления левой груди. Умерла в 2002 году в больнице университета Торонто.

2) Тикара ДЗЮН (ака Михаил Юрьевич), 25 лет. Китайская флейта. Диагноз неизвестен. Умер в 2002 году в частной клинике где-то на юге Хонсю.

3) Кен'ити ТАКИДЗАВА, около сорока. Кото. Неоперабельная опухоль тонкого кишечника. В конце 2002 года был еще жив, дальнейшая судьба неизвестна.

4) Сёма <фамилии не помню> (ака Silver Tiger), 27 лет. Саксафон. Диагноз неизвестен. Умер в частной клинике префектуры Тиба в 2002 году.

5) господин ОКАДА <имени не знаю>, около пятидесяти. Скрипка, лидер группы. Диагноз неизвестен. Умер в 2002 году в муниципальном госпитале города Нагоя.

6) Хироми КИТАХАРА (ака Принцесса Кошек), 21 год. Туркондактор. Рак крови. Предположительно умерла в доме родителей в городе Тоттори одноименной префектуры, в конце 2002 - начале 2003 года.

Во многим клиниках мира неизлечимым больным рекомендуют найти хобби, которое наполнило бы смыслом их последние дни. Они выбрали музыку и привезли ее в Россию. В дар тем, кто согласится его принять. Это был их прощальный подарок миру – их первое и последнее “гастрольное турне”. Отправляясь в него, они знали, что ждет их по возвращению. Они ушли один за другим в течении одного года. Как я думаю, предпоследней умерла Хироми.

Я уже почти не помню их лиц. Сколько я ни искал, две-три скверные фотографии безвозвратно затерялись в глянцевом ворохе, который неизбежно скапливается в шкафу любого “мадогути”. Как дорожная пыль на сапогах странника. Их образы навсегда растворились в водовороте никому не нужных, навеки застывших пьянок с какими-то давно забытыми случайными людьми.

Я не помню даже их выступления, что они играли и пели. Но я почему-то очень ярко помню тот ветренный день. Закрывая глаза, я вижу шестерых сембадзуру в одинаковых оранжевых сапогах. Стоящих на крошащемся краю пропасти и кидающих в нее камни.

Knock-knock-knock to the heaven doors
“Достучаться до небес” по-японски