Оторвав тусклый взгляд от потолка, Федя снова сосредоточил его на своем вконец измождённом хуе. Крайняя плоть была неестественно воспалена, и от этого хуй казался толще, что, конечно же, льстило самолюбию Фёди, но в последнее время не сильно. Рука привычно потянулась к предмету гордости, который, съежившись, приготовился к очередному, может быть, даже юбилейному (1.000.000 раз) акту истязания…

Удовлетворенно наблюдая, что фаллос лениво зашевелился, а яйца активно заперекатывались, Федя похотливо крякнул и ловким жестом обнажил залупу. Она была сморщенно-сухая, ярко красная, с белыми вкраплениями и сизоватым оттенком.

— Цвета государственного флага, блядь. – почему-то подумал Федя и упоительно замастурбировал…

Всю свою сознательную жизнь – а это уже более полувека – Федя неистово хотел ебаться. Примечателен факт, что с годами это желание не пропало, как у других мужиков, а только болезненно усилилось. Наверное, потому, что он так ни с кем и не поебался. Нет, он предлагал, и предлагал многим, но был всеми отвергнут по причине своей, так сказать, несимпатичности. Он был настолько уродлив, что самой симпатичной частью своего тела считал хуй. Его он и демонстрировал в первую очередь при нечастом знакомстве с женщинами, стараясь как бы ненароком вывалить его из всегда расстёгнутой ширинки, при этом тщательно пряча лицо в воротник и шляпу. Женщины этого не понимали, а по-другому представляться он стеснялся, справедливо, в общем-то, полагая, что при виде его ебла ни одна баба не станет ждать, пока он достанет хуй и приступит к долгожданному соитию.

… Сеанс мастурбации уже в который раз проходил вхолостую. Федор несколько лет назад заметил, что его главный орган стал хуже реагировать на правую руку и решил, что она ему приелась, ну типа как жена, что ли. Перейдя на левую, он вновь ощутил всю гамму ощущений. С тех пор он периодически дрочил то левой, то правой, но сейчас с ужасом осознал, что его хую приелись обе руки… Ситуация была безвыходной, так как Федор, будучи уродом, дураком не был и отлично понимал, что никто ему больше дрочить не будет (у него был близкий друг – хомячок, но тот дрочить не умел даже себе), а третья рука вряд ли вырастет. И уж тем более никто и никогда ему не даст…

… Когда примерно через пару месяцев уставшие от ужасного запаха соседи вызвали ментов и сломали дверь квартиры Фёдора, он уже успел весь истлеть. Но хуй, этот многострадальный Федин хуй, лежал на бедренной кости почившего хозяина, свесив головку и укоризненно оглядывая вошедших, напоминая им своего хозяина.