Страшно, жутко сиротам сидеть по подворотням, рассыпаясь в лихую годину горошинами-тараканами от злых и крепких взрослых лап. И сегодня снова еще одна сиротливая душа спросонья повстречала такую лапу – большую, но проворную и хваткую. А злую до того, что нитки на пегой курточке громко лопнули и сиротливое тело, бесполезно ревя и протестуя, нелепо размахивая руками и ногами, волоком покидало разнюханную фонарями пристанище-нору. Только приговаривала лапа при этом: «Тихо, тихо у меня чтоб, крысенок».

Коммунист был худ и беден. Он с суетливой легкостью давил хищную живность у себя в шинели и, нервно взвизгивая, говорил:

-Вы вот трескаете, а там сироты блуждают в темноте дворов. Они тоже пищу принимать должны вовремя, а не как придется. Дайте мне, я переделю пищу.

Либерал был не брит и от него пахло дешевым одеколоном. Он полез в карман сатиновых брюк за портсигаром и произнес:

-Да полноте вам. Если они такое долгое время не едят по режиму, то к чему ограничивать эту данную им богом свободу.

Оппозиционер был одет чисто, но от него сильно пахло столовой едой и домашней сельдью:

-Накорми их сейчас, а завтра они превратятся в стадо сытых рабов, готовых следовать любому решению власти.

Патриот был горд и начищал медную пуговицу на пиджаке рукавом:

-Лучше бы конечно устроить этих бездельников на работу. Пусть сами зарабатывают на горячее первое и хлеб. Только нужно отследить, чтоб не было среди них иностранной примеси.

А улыбающийся ласково и приветливо президент вместо пустых разговоров взял и накормил голодного мальчика-сироту пшеничной булкой. И это увидели люди всей страны по телевизору. И мальчик-бродяга с наспех набитым булкою ртом, плюя липкими мучными крошками на окружающих его дипломатов и журналистов в свете юпитеров, что оператора морщило и вынуждало думать про себя грубую фразу. Крошки оседают на серьезных лицах мелкой мошкарой, ложатся на черноту костюмов стайками слюнявой точки. Сирота еще не полностью протрезвевший от ночного допивания недопитого взрослыми спиртного, запуганный милиционером тем, что ему обязательно нужно сказать на память точно два слова, иначе прямая ему отсюда дорога в закрытый исправительный интернат со злющими охранниками-насильниками, откуда уж он переберется во взрослую ИТК последним по жизни чмырем и непоправимо опущенным. И потому сирота, безумно и перепуганно таращась вокруг, надрываясь, изо всех сил кричит свою речь прямо в камеру объектива, а не туда, куда ему зверенышу велено:

-Спаси-и-ба, дя-а-дя!!!