Говорят, что смысл жизни в самовыражении. Но только перепробовав в жизни
все, понимаешь, что он – в спокойствии.

Глава 1

Я не пыталась его изменить, просто выбрала не того.

Глава 2

Задержать дыхание.

Я слишком долго пыталась найти человека с литературными способностями,
грамотного и чувственного, который смог бы без предвзятости описать мою
историю. Слишком долго… Так я набралась смелости и решила сделать это сама.
Переживая все снова и снова, множа окурки, я многократно приумножаю текст.

Когда началась эта история, мне было шестнадцать..., когда я закончу писать
эту книгу, мне будет двадцать пять. Я изменюсь. Расцвету или нет. У меня
будет два высших образования и интересная работа (другой просто не может
быть). Мой нынешний друг улетит в Америку, может насовсем. А может его
неумолимо и вечно что-то будет тянуть обратно. Никто не знает, как будут
развиваться события. Одно я знаю наверняка, вполне возможно, что спустя
пять лет мой мир станет другим, и я увижу и осознаю то, на что не способна
сейчас, я оценю события, произошедшие со мной по-другому, и сделаю другие
выводы. Сейчас у меня особенный взгляд на многие вещи. Сейчас мне
двадцать…
Прошу прощения за нижеследующую сумбурность чувств и событий , вся моя
жизнь с тех пор сплошной сумбур, и я не знаю, когда это кончится.
В Великом Новгороде, в небольшом городе в ста восьмидесяти километрах от
Санкт-Петербурга, есть чудное кафе “Чародейка”. Я в нем живу – всей душой.
В 1998-ом оно было вполне приличным и крайне популярным; оно и сейчас
популярно, правда требует капитального ремонта, обшарпанные стены и потолок
заостряют на себе всеобщее внимание, да и оформитель стен слегка
по-истрепался – уже не знает, что выдумать. Говорили, его приглашают из
Санкт-Петербурга, дабы внести изменения в устойчивый взгляд на оформление
кафе в провинциальном городе. Не мне судить, что из этого вышло, но попытка
была не одна. Уж чего на этих стенах только не висело – и невзрачные
икебаны различных форм, и узкие высокие светильники с плавающим воском
внутри, и новогодние гирлянды. Но, по-моему, все это не внесло особенного
разнообразия в привычное оформление и уж точно никоим образом не напоминало
дизайнерскую находку. Но это кафе славится не внешним видом, оно славится
своими героями. Ни одно заведение в городе не может похвастаться столь
завидным постоянством посетителей. Вот и я оказалась в их числе, отдав
сложные шесть лет этому пристанищу вечно голодных, нередко пустых,
одиноких, но все же своих клиентов. Но о героях после.
Сейчас три часа дня. В шесть зачет по таможенному праву, а потом автобус до
Ленинграда, еще есть время, и я там, где мне положено быть. Уставшие
стучать по клавиатуре ноутбука пальцы тянутся к сигарете. Последняя…
последняя в этой пачке. Сейчас подойдет Дима (Дим-очка) и предложит новую.
Дима давно работает в “Чародейке” и хорошо меня знает. Пару лет назад мне
было очень плохо (нередкое явление), я сидела за привычным мне столиком,
устремляя свой взгляд в единственную, никому не видимую точку. Он принес
коктейль и спонтанно начал рассказывать о какой-то рекламной акции,
бестактно вторгаясь в мое удушливое уединение. Рекламные акции всегда
выводили меня из транса, особенно бесплатные. Я обратила на него внимание,
а он сказал, что сегодня кафе “Чародейка” в приложение к ужину бесплатно
дарит хорошее настроение. Милый мальчик. Спасибо ему.
- Не хочу есть, только ментоловый Vogue и Cuba Libre, пятьдесят на сто
пятьдесят, лед отдельно. И… сядь рядом. Я расскажу тебе о себе. Надо же
кому-то рассказывать. Много клиентов..? После..? Ладно, тогда только
ментоловый Vogue и Cuba Libre.
Обычно я минут за семь выпиваю двухсотграммовый стакан коктейля и прошу
повторить, выкуривая в перерыве привычную сигарету. Вот и теперь я поступаю
также. Я вообще постоянна в своих привычках, чего бы они ни касались.
Восемь лет я мечтала жить в Петербурге, полтора года курю ментоловые
сигареты, три года чищу зубы одной и той же зубной пастой, четыре года
покупаю технику марки LG, не потому, что она хорошая, а потому, что
привыкла. Я могу стать неверной своей привычке только ради роскоши. Стоит
обратить на это внимание, т. к. далее будет легче понять истеричность и
безрассудность многих моих поступков, дабы, как мне сейчас кажется, они
были вызваны исключительно великой силой постоянства.
Пламя взмылось над изящной спичкой и погасло. Сквозняк. И как в кино
распахивается дверь и входит ОН. Но не то чтобы ОН, и совсем не как в кино.
Просто в кафе вошел Флюгов. Нестандартный мужчина. Еще ничего не случилось,
но все заранее известно. Уже в дверях Сергей любит прохладно и вежливо,
слегка склонив голову, сказать всем - привет. Затем он обращает свой взор к
барной стойки, а точнее к тому, кто за ней стоит, к Эдуарду, и они
обмениваются холодным пожатием руки, на самом деле ни для кого ничего не
значащим. Сейчас он подойдет совсем близко и спросит – я не помешаю? А я
протяжно отвечу – да, конечно, нет! Флюгов вообще любит банальные фразы.
Они не столько банальны, сколько шаблонны. Их немного. Их не трудно
запомнить. Приблизительно столько же, сколько у Эллочки-Людоедки из
“Двенадцати стульев”. Я то с ними хорошо знакома, но для Вас, в порядке
исключения, набросаю полный список. Это вроде того…
- Бывают же красивые девушки на свете!
- Как дела? У тебя все в порядке? (Совершенно дурацкий, преимущественно
американский вопрос, на который нельзя ответить никак иначе, как – да, все
в порядке!)
- А почему я должен меняться?
- У меня сегодня “дорогая” девушка.
- Не обижайся на меня…(многозначительно)
Или…
- Эти глаза не могут лгать!
Здесь я обычно добавляла.
- Они могут не лгать, но, почему-то, никогда этого не делают.
И еще пара-тройка примитивных выплесков остроумия. А, собственно говоря,
почему он должен меняться?..
Сергей заказал Gin Fizz, крепкий и сладкий, и сел на стул напротив.
- Я рад тебя видеть. Как дела? У тебя все в порядке?
- Да, все в порядке!
- Извини, я обещал позвонить насчет доктора. Понимаешь, много работы, у
меня нет времени, постоянные командировки в Москву. – на моем лице он
заметил ехидную улыбку – Ну ты ведь и сама все понимаешь. Да? Но раз я
звонил, у тебя телефон был выключен. А потом закрутился. Не обижайся на
меня… Ладно?
У каждого человека своя жизнь. Что-то в ней нас устраивает, что-то мы
всегда хотим изменить. Точно так же, как и люди, которые нас окружают,
вызывают в нас после общения с ними различного рода эмоции. Одни приводят в
восторг, другие в бешенство. Раньше меня приводили в бешенство два человека
из моего окружения, моя мама и Флюгов, а также все те случайные знакомые,
что уже в первые двадцать минут проверки на вшивость умудрялись отличиться
безнадежной недалекостью. Теперь только Флюгов. Я с годами стала терпимее к
людям, они в большинстве своем замечательны, так что к львиной доле чужих
недостатков я отношусь снисходительно. А свою нетерпимость к Сергею
стараюсь объяснять бесконечностью его же ошибок во взаимоотношениях со
мной. Глупо… Нет, не глупо. Спустя четыре года я могу с полной уверенностью
утверждать, что он меня совершенно не знает, не знал и даже не пытался
узнать. Неудивительно, что теперь после многочисленных проблем, совместных
истерик и измен мне чуждо все, чем он дышит, все, чем он живет. Воспитана в
другом стиле, сочетая в себе не сочетаемое, я всегда стремилась к чему
угодно, но только не к тому, что окружало его. Теперь незачем говорить, что
я совершила ошибку, растворившись в незнакомом, неподходящем для меня
человеке, да я никогда так и не скажу. Просто он стал грандиозным, но
немного затянувшимся опытом. Слишком затянувшимся. Безумно затянувшимся.
Ненавидую…
Я откинулась на спинку стула, достала спичку, он выхватил ее из рук и
демонстративно прикурил мне сигарету.
- Тебя совсем испортили в Петербурге. Уже никто не ухаживает? Нельзя же
так.
Это повисло в воздухе, потому что я впервые не прокомментировала, ему стало
неловко, что тоже произошло впервые. Я не знала, о чем разговаривать, мне
было скучно. Господи, если бы он догадывался, что с ним тоже бывает скучно,
но господин Флюгов даже не догадывается. Дима принес коктейли, Gin Fizz и
мой повторный. Мы пили, потому что говорить было не о чем. Грустно
осознавать, что двое во всей вселенной, клявшиеся друг другу в вечной
близости, утратили последнюю тончайшую нить, связывающую их навеки –
непринужденность. Все фальшиво, я его ненавижу, я его раздражаю, но мы
вместе и пьем, потому что не о чем говорить. Нет, только не думайте, что я
хнычу как девчонка или того хуже пропагандирую феминистические взгляды, я
давно уже стала жесткой, циничной и с течением времени все больше
убеждаюсь, что и раньше присущие мне мужские подходы к решению многих
жизненных вопросов только укрепились. Я люблю мужчин. Я женственна. Я
восхитительна. Мужчины восхитительны. Секс восхитителен. Меня взволновала
совершенно нелепая мысль. Смогла бы я кончить, если бы мы занялись сексом
сейчас. Мысли как заросли, как непроходимые джунгли, беспорядочно
сплетаясь, все дальше и дальше отодвигают возможность отыскать истоки.
Бесконечный поток не отформатированного сознания обрушивается в безмятежные
озера глаз. Возникают картинки. Вот так – уже годы… Где взять денег? Как
удержать мужика? Только бы выжить… Скорее да, чем нет. Но этот оргазм был
бы столь же нелепым, как и сама мысль.
- Да, моя хорошая, да… да… кончай, мне так нравится, когда ты кончаешь. Я
хочу, если бы ты знала, как я хочу тебя. Я хочу, чтобы ни с кем и никогда
ты не кончала так, как со мной. Где бы ты ни была, кто бы тебя ни любил, ты
будешь знать, что там не так хорошо, как со мной. - А потом несколько
посягательств на Ее Величество Попу. Самое ценное в самое теплое – это,
безусловно, здорово. Возможно, даже вкусно, но только не с моим
Величеством. Еще он иногда любил, когда его туда целовали, меня это
забавляло в критический момент, но позже наводило на мысль о тщательно
скрываемой предрасположенности к смене ориентации. Не то, чтобы я была
против, только зачем же тогда конспирироваться под нормального. А еще
Сергей оказался пидофилом – любимый возраст - пятнадцать, шестнадцать лет,
- т. е. он всегда им был, просто, когда мне было шестнадцать, я старалась
не обращать на это внимание. Зато ни с кем и никогда я не кончала, так, как
с ним. Впредь это было по-другому и лучше.
Я допила второй коктейль и, закрыв ноутбук, заказала третий. Не хотелось,
чтобы он читал то, что его может немного расстроить. Будет лучше, если
Сережа прочтет все произведение целиком, тогда оно расстроит его
очень-очень сильно.
Сережа поднял на меня свои мягкие голубые глаза, я ответила тем же.
- Какой раз убеждаюсь, что люди не меняются. Мне пора ехать, прости, что не
дозвонился тогда, я обязательно это решу. – Теплая рука обхватила мое
запястье и нежно соскользнула лишь с кончиков пальцев. Сережа оделся,
расплатился и вышел. У кафе ждала зеленая административная “Волга” с
водителем. Я задержала дыхание. Так он теперь прощался…
- Вот только не надо, не надо передо мной оправдываться и просить прощение.
Ты безнадежен и безответственен. Тебя необходимо воспринимать таким, какой
ты есть, морально извращенной сволочью. Рисуйся перед теми, кто тебя не
знает. А я изучила тебя до последней клеточки, до последней точечки. Как ты
смеешь просить у меня прощение. Это невыносимо. Женщина, умеющая любить до
фанатизма, не может слабо ненавидеть. – Хорошо, что я выпалила все тогда,
когда он не мог этого слышать.
Сейчас половина пятого. В шесть зачет по таможенному праву, а потом автобус
до Ленинграда, еще есть время, и я там, где мне положено быть.
Встревоженные пальцы тянуться к сигарете. Последняя… последняя в этой
пачке.
Как важно иногда вовремя задержать дыхание…