Истинно говорю вам: кто не примет царства Божия, как дитя,
тот не войдет в него.


    Я так люблю бабушку! Раньше, когда я была маленькой, меня привозили к ней каждое лето. Деревня маленькая, в Винницкой области, на берегу Южного Буга. Скажете, забытое Богом место? Нет, благословенное Богом. Живут там по большей части старики и дети, молодые – на заработках. Мата не услышишь. Воздух чистый и прозрачный, в жару колеблется, словно смотришь сквозь родниковую воду. Теперь и к бабушке я езжу редко, всё больше в Крым, хотя там, по большому счету, делать нечего: провонявшие армянскими шашлыками набережные, загаженное море, и в кране нет воды.
    Не была я у нее года четыре, потом не выдержала, взяла у папы деньги и махнула сюда из Алушты.
— Галла, ляг пораньше, я тебе утром покажу что-то.
— Что, бабуля?
— Увидишь. – Карие глаза в сеточке морщин смеются. – Валяешься до двенадцати. Замоталась в своем институте. Понимаю, каникулы у тебя, отсыпаешься за год, но так всю жизнь проспать можно. Ты ешь пампушки, для тебя нажарила, больше есть некому.
— Бабушка, я и так толстая!
    Я похожа на нее: узкое лицо, тонкий нос, тонкие губы. В молодости бабуля, наверное, была красавицей, не то, что я. У нее до сих пор есть талия.
    Темнеет рано, в девять, звезды крупные, яркие. В других местах и звезды не такие, и травы, и деревья, и люди, и сама жизнь другая.
    Утром бабуля будит меня. Я, протирая глаза, натягиваю платье и иду за ней в сад. Еще не жарко.  В воздухе стоит запах травы, которая растет здесь в каждом огороде. К концу лета она чуть ли не с меня ростом. Пахнет так приятно! В детстве я с сестрой играла здесь в прятки.
    Бабушка подводит меня к плетню и показывает на верхушку пирамидального тополя. Солнышко наползает на эту верхушку и прыгает. Наползает и снова прыгает.
— Видишь, купается!
    Хорошо. И правда, словно ныряет и выныривает в зелени. А красота какая кругом! Хочется всю жизнь провести в этой деревне, не ходить зимой по раскисшим тротуарам, где каждая машина норовит обдать тебя грязью, люди злые, как собаки, и ноги норовят отдавить в метро.

* * *

    В августе я еду домой, в Питер поганый. Бабушка посылает маме подарок – одеяло из мягкой верблюжьей шерсти. Она заботливо перекладывает его сушеными листьями от моли, засовывает в полиэтиленовый пакет, потом еще в другой.
— Бабушка, а это от моли точно помогает?
— Точно, Галочка. Я тебе еще пакетик дам, а то, ты говорила, у тебя моль поела шубку из козлика. А из стеблей, Галочка, мы раньше веревки делали. И масло из нее давили вкусное. Зелененькое такое.
    В Виннице обнаруживаю над своей полкой огромный мешок с огурцами неизвестного происхождения. Он тоже едет в Питер, и я боюсь, как бы эти огирки не свалились мне на голову.
    Украинские пограничники веселые и пьяные, с симпатичной овчаркой, похожей на Комиссара Рекса. Пес-пограничник охотно берет домашнюю колбасу и важно трусит дальше. Русские пеняют мне за то, что до сих пор не обменяла советский паспорт.
    Питер. Дождь. Плюс четырнадцать градусов. За окном мерзко. Я разворачиваю бабушкин подарок, от него пахнет летом и деревней. За спиной стоит муж сестры, опер Саша.
— Галка, ты что, оборзела?
— С чего это я оборзела?
—Я, как проклятый, сажаю этих барыг, наркотики изымаю, а моя собственная родственница привозит в чемодане пакет анаши! Ты понимаешь, что тебе за это срок могли дать? Отнесу в отдел, на уничтожение отправлю. - Он плюет, забирает листья травы и хлопает дверью.