Сижу на кровати, ковыряясь в носу, и задумчиво рассматриваю ногти на ногах. В комнате общаги холодно и вечно воняет какой-то кислятиной. Дружелюбные тараканы размеренно шурудят в мусорном ведре, пытаясь найти там еду. Семь часов утра.
        Сосед по комнате на выходные уехал домой, поэтому я смело могу вытереть свои ноги после мытья его полотенцем для морды. А может ему туда надрочить? Подумаю…
        За этими раздумьями меня и застал шум какой-то возни за дверью. Прислушиваюсь – тихие голоса:
– Бля, потихоньку, хуй ли ты так раскачиваешь!
– Да не пизди, тащи давай.
        Осторожно встаю с постели, вставляюсь в тапки и крадусь к двери.
– Давай, заносим.
        Слышу сдавленное хихиканье, скрип открываемой двери и топанье. Открываю дверь – два гуська из соседней комнаты затаскивают к себе панцирную кровать, на которой спит девчонка лет 19 – 20. Пацаны увидели меня:
– Юрча, помоги, только осторожно!
        Затащили внутрь комнаты и поставили между их кроватей. Осторожно вышли, прикрыв дверь. Курим в курилке.
– Кто это, пацаны?
Славян и Димон начинают громко ржать:
– Это сестра к Светке на день рожденья приехала. Они, блядины, ужрались в какашечку, Светка у Матвеича осталась, он её всю ночь трепал, а Олеська (та, чью тушку мы только что внесли) вырубилась под утро.
        Димон продолжает:
– Мы, короче, приходим из парка сейчас, у Светки дверь настежь и эта морковь распластанная лежит. Мы и решили сделать себе смешно.
– Дунешь с нами, у нас осталось деху?
        Хуй ли тут думать:
– Давай, пыхнем…
        Дунули прямо здесь же, в курилке. Нагрузило.
– Чё с ней делать-то, а?
– Обоссать?
– Не-е-е, это… она же в штанах. Давайте ширинку ей зашьём, с бодуна ссать на горшок побежит  и приятно удивится!
Залупились.
– Можно в карманы Дожирака запарить и наложить,
– Да не-е-е, хуйня всё это, пошли, по месту разберёмся
Вернулись в комнату. Закрылись. Олеська как распластанной была, так и лежит, даже позу не поменяла. Димон, хихикая, достал из пакета свои грязные трусы, видимо приготовленные к стирке в домашних условиях, и аккуратно надел ей на башку. Она стала похожей на убитого казака в папахе, какардой у которой были жёлто-коричневые пятна.
        Поржали.
Славян порылся на столе, выкопал спизженный из Вооружённых Сил на долгую память об армии жетон дежурного по столовой и нацепил нашей кукле на грудь.
Зрелище получилось ещё умотнее – казацкая атаманша, убитая во время наряда по столовой.
Олеська по ходу действа даже не шолохнулась.
– Бля, пацаны, тихо, щас прийду!
Я выскочил из комнаты, ломанулся к себе в 307ую, нырнул под кровать Михи-соседа и вытащил футляр, достал аккордеон и метнулся к Димону со Славкой.
        Аккуратно, не шумя, раздвинул меха и положил на кровать рядом к Олеське, а её ручонки сложили на пипки гармошке.
        Димон присел, закатившись от хохота. Не сговариваясь, мы придвинули кровати Димона со Славяном впритык к Олеськеной. Димон, стал снимать джинсы, трусы. Трусы запихнул  под кофту Олеське и лёг поверх одеяла на свою кровать. Мы со Славяном поржали, Славян проделал то же самое, только трусы бросил на стул, и лёг рядом на свою койку. Я лицезрел это зрелище, уссыкаясь от смеха. Оставалось только взять банку сгущняка и обильно обмазать ебало нашему трупу Олеськи. Получилась картина из порнодиафильма для юннатов-онанистов, что-то типа “Карнавал в деревне Ёбово” или “Шалости комиссара-7” – две особи мужского пола, голые по пояс, с хуями наперевес, обнимают тело атаманши в голубой папахе с жёлто-коричневой фекальной какардой, с аккордеоном, находящейся в наряде дежурным по столовой со следами эрзац-кончины, то бишь сгущняка, по всему ебалу.
        Когда мы все трое уже не могли ржать, туловище нашей добычи вдруг подало признаки жизн и зашевелилось….


ПРОДОЛЖЕНИЕ НЕЗАМЕДЛИТ СЕБЯ ЖДАТЬ